Тома Бычкова ненавидела соседку Стручкову чистой и справедливой женской ненавистью под девизом «Почему одним все, а другим ничего».
Тома толстая, несуразная, а Стручкова на двадцать лет старше, но стройная, легкая – лань пенсионерская.
На Тому за всю жизнь ни один приличный мужчина не посмотрел, а Стручкова уже четвертый раз замужем и один лучше другого – Венера подколодная.
Тома должна зарабатывать сама, а Стручковой муж на блюде принесет, работа для нее хобби, она там наряды демонстрирует – Помпадура бэушная.
Тома, как ни старается, кроме очередного тинэйджера, которому на халяву курсовик или учебный сексодром нужен, никого в постель затащить не может.
К Стручковой мужики так и липнут, а она «вас когда полюблю, сама не знаю, может завтра, а может никогда» - Кармен молью чиканная.
Главное, ничего пакостного Стручковой, конечно, не зла ради, а справедливости для, Тома сделать не могла, разве что на коврик под дверью плюнуть.
В очередной раз Стручкова поехала за границу – лягушка-путешественница, туристка долбанная.
У Томы от негодования и злобы кипело все вплоть до фекалий и, видимо, температура их кипения поспособствовала улучшению мозговой деятельности, Тома придумала как восстановить справедливость. Решила соблазнить Стручкова. Он на тридцать лет старше, уже неделю один, против природы не попрешь.
Она вышла на площадку и решительно позвонила в соседскую квартиру.
Стручков открыл дверь, в глазах вопрос, Тома с непосредственностью гимназистки, кинула ему на уши домашнюю заготовку про испортившийся телефон и звонки, которые просто край, как нужно сделать.
Стручков впустил ее в квартиру, Тома позвонила по нескольким номерам, хозяин всем своим видом показывал, что ждет ее ухода, Тома не торопилась.
Потупив глазки и алея поросячьими щечками, сказала, что понимает всю неловкость своего предложения, но нет другого выхода, у нее подозрение, что в спину впился клещ и не посмотрит ли Стручков так ли это, она очень волнуется, упустишь время, навсегда инвалидом останешься, тут не до приличий.
Стручков вяло согласился.
Тома обнажила спину, многочисленными складками напоминающую шарпея и мостино одновременно. Искать клеща в этом рельефе было так же бесполезно, как искать клопа в ковре. Стручков сказал, что визуально ничего не обнаружил – парнокопытное из семейства полорогих!
Томе нужно было тактильное обследование, с легким раздражением она прикрыла спину халатом и продолжила осаду.
Улыбнулась широко, открыто, Стручков обратил внимание, что челюсти у нее, как у щелкунчика. Предложила, поскольку он один и она одна, организовать небольшое суаре, так сказать, от скуки.
Сосед тускло порекомендовал от скуки кроссворды и протянул ей несколько газет.
Тома толкнула его корпусом на диван, села рядом и кокетливо сказала, что лучший кроссворд он сам и она жаждет его разгадать, Стручков не вдохновлялся – баран тонкорунный.
Тома расстегнула халат, под которым не было ничего, кроме, по пояс, обнаженного тела.
Стручков во всяких переделках бывал, но застыл в холодном изумлении.
Он видел женскую грудь и маленькую остренькую, и упругую круглую, как яблоко, и продолговатую, и седьмого размера, но Томина ни под какие параметры не подпадала, потому что была длинная, как уши у спаниеля и пустая, как наволочка без подушки.
Томины щеки, при отсутствии шеи, лежали почти на плечах, уши спаниеля гнусно провисли до круглого, выпуклого живота, а тот в свою очередь, пристроился на сизоватых ляжках. С удивлением и отвращением глядел Стручков на эту пирамидку.
Тома воспользовалась замешательством, сорвала с него футболку и шорты, забросила в соседнюю комнату.
Сосед сидел с испуганно апатичным выражением лица, неподавая никаких признаков жизни.
Тома не понимала, что Стручков ни тинэйджер, у которого прут гормоны и он замочной скважине рад. Стручков мужчина в возрасте и его этим зрелищем легче напугать, чем соблазнить.
Тома сбросила халат и, эротичной походкой, сексуально озабоченной коровы, двинулась по комнате, продолжая презентацию.
Взору Стручкова предстал все тот же обвисло- круглый живот, под ним небольшой треугольничек стрингов. Толстомясая нимфа повернулась спиной и не спеша пошла вперед. Ее могучие ягодицы, вальяжно переваливаясь, хищно зажевывали узкую полоску трусов, пока она не исчезла в недрах. Тома сбросила стринги и повернулась передом. Стручков увидел чисто выбритый лобок, растительность наблюдалась только по середине, в виде длиной полоски, которая зрительно удлиняла то, что и без того напоминало пасть бегемота, в улыбке.
По позвоночнику пробежал озноб, глазки собрались в кучку, ротик скривился в улыбочке, Стручков напоминал дауна с парализованными гениталиями.
Тома решительно опустилась на колени и заглотила мертвое достоинство Стручкова, как кашалот планктон. Инстинкт самосохранения заставил бедолагу сделать шаг назад и он вдруг понял, что чувствует бурлак, тянущий баржу. Только бурлаку было легче, он тянул ее плечевым поясом, если верить известной картине. Надо было либо остановиться, либо сдвинуть Тому с места, иначе тонкая связующая нить могла оборваться.
Сдвинуть Тому было не реально, Стручков остановился.
Тома все же превратила тонкую нить в канат, она понимала, что состояние троса, это легендарное прошлое, иллюзий питать не стала. Приняла позу в которой, согласно «Камасутре», Стручков должен зафиксироваться сзади, но Тома была намного выше ростом!
Стручков схватил диванную подушку и бросил себе под ноги. Подушка жесткая, выпуклая, атласная, ноги соскальзывали. Стручков суетливо гнездился, сам себе напоминая грифа на обхезанном камушке, которого недавно видел в зоопарке и который, так же перебирал лапками, но они упорно скользили, гриф злился, зафиксироваться не получалось. Не получалось и у Стручкова, остервенев, он изо всей силы пнул Тому под коленки, она упала на четвереньки.
Зафиксировался. Тома на четвереньках, Стручков сзади, стоя на ногах.
Вы когда-нибудь совокуплялись с лошадью? Вот и Стручков первый раз. Он пахал, как все передовики порно индустрии вместе взятые.
Наконец, Тома, мыча, зарычала и ушла в сексуальный штопор, распластавшись на ковре.
Стручков рухнул на диван.
Он не испытал оргазма в физиологическом смысле. Но ему было чем гордиться.
Во-первых, он не сдох!
Во-вторых, он трахнул Тому, не благодаря ее прелестям, а вопреки. И это в свои шестьдесят!
Рано, рано ему в сексуальную отставку!
Он почувствовал могучий прилив сил!
Ощутил себя половым пиратом, под всеми парусами несущимся по океану плотских радостей к горизонтам сладострастных утех, его обдало романтическим ветром эротики, захлебнувшись от восторга и ликования, он вдруг испытал невероятно мощный, жизнеутверждающий моральный оргазм и понял, что счастлив как никогда!