Из дневников
эпиграф из Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха."
1988 г.
Я хочу быть актером, но негде мне разгуляться.
Я не могу отдавать себя людям – они не берут меня.
Летом я читала о Лермонтове. Он менялся как ветер, как солнечный луч, был добр и светел, порой как печальный дух бывал желчен и мрачен. Разные люди видели в нём разное. Он играл на фортепьяно, на скрипке, на флейте, писал музыку на свои стихи, изумительно рисовал. Современники называли его русским Гёте.
Шахматы – агрессивная и страстная игра.
Моя жажда возлюбленного иссякла. Мне просто иногда нужно общение с умным мужчиной на интеллектуальном уровне.
12/I Бодрость. Начинается желание увидеть Гёте, Александра Грина, Рудольфа Штейнера, Экзюпери, Германа Гессе, Жерара Филиппа, А. К. Толстого, Чехова, Гоголя, Достоевского, Даниила Андреева, Данте, Пушкина, Лермонтова, Марину и Анну, Николая Гумилева. Этот список бесконечен.
13/I Сергей Милютин тих и молчалив, его ответы интересны. «Мы не любим, но мы можем любить», - говорит он. Миша Лаврентьев говорит, что во мне много силы.
От застенчивости я не смела пожать Серёжину руку, когда он проводил меня до такси.
16/I У Оли Ерохиной мы играли в спектакле «Сотворение мира». Я скверно прочла текст царя Немврода осипшим голосом, к тому же меня смех расшиб. Алёна Арманд отчитала меня. Хорошего настроения мне это не прибавило.
Мы злы оттого, что мы несчастны, а несчастны мы оттого, что живём ненормальной жизнью.
18/I Людвиг смягчился в гостях у Юры Вом., поговорив со мной. Он заявил, что мужчины- антропософы все от меня без ума. Я ему не верю. Я ужасно трезва, и меня мучит это.
Вера Х. вернулась из Швеции, подарила мне серебряную цепочку с латинской буквой G. Боюсь, что сытая жизнь в Швеции утомила бы меня не меньше, чем нищенская жизнь в угасающей России.
28/I Мой гнев, это почти физиологическое состояние – как насморк, чихание, зевание и прочее. Я убедилась в этом. Только благодать может спасти от этой жуткой болезни.
Французский писатель Жюль Ренар в своих "Дневниках" чем-то близок мне, чем-то далёк, он чеканит свою и мою мысль, шлифует мысль. Как кристалл его душа чиста и правдива, некоторые его состояния похожи на мои.
29/I В доме Ники Бромберг я видела две фотографии Шуры Гринберга – юного в годы войны и недавнюю: очень красивое благородное лицо, волосы седые, глаза полны страдания.
Тамара Авальян рассказала мне о своём сыне Володе Казакове, он 8 лет не выходит из дома. У него есть жена. В Германии вышло 5 его книг.
Серёжа М. часто смотрел мне в глаза на эвритмии, объясняя нам то или иное. Ощущалась всё время какая-то его энергия, открывающая мою сердечную чакру. Я размышляла о том, что Серёжа просиял бы, если полюбил бы кого-нибудь.
С Игорем Сабуровым и его другом Вадимом мы были на вечере Александра Галича. Только в конце меня проняло. Он более социален, чем поэтичен, он должен нравиться мужчинам. Пел Галича Владимир Альтшулер - очень мастерски. Мы с ним познакомились. Он производит впечатление вежливого и тёплого человека.
«Возьми нас под руки», - скомандовал Игорь. Опять какая-то энергия заструилась, когда я пошла между ними, это была дружественная энергия, не разрушающая.
31/I Была выставка работ Раи Гершзон, Наташи Ильиной, Бори Талесника и моих рисунков ручкой и пастелью. Петя Старчик сказал, выступив перед нами, что мои работы не профессиональны, безыскусны, непритязательны, но среди них есть шедевры. Маша Арманд назвала их красивыми, они понравились Рае, а хиппи хотели один из портретов украсть.
Наташа К. сказала, что мои работы ерунда. Я на это ей ответила: «Не говори от лица человечества, говори только своё мнение. То, как ты говоришь, может ранить человека смертельно, убить его творческий импульс». «Галка, ты права», - сказала Наташа.
3/II «Боюсь, что ты читаешь мои мысли, а я бы этого не хотела», - сказала я Серёже М. Он улыбнулся. Он необычен среди мужчин, духовен – но провинциален, тонок – но закрыт.
5/II Я расковываюсь, но поздно. Лучше бы это было в юности. Впрочем, кто знает.
7/II Летала во сне над землей.
Знакомая Игоря Сабурова Валентина Васильевна многое верно чувствует. Она сообщила о моём детстве, что у меня было падение, произошло сотрясение мозга, отсюда моё постоянное напряжение, напряжение мышц, скованность, у меня закрыто солнечное сплетение, спазмы в организме. Надо лечиться гомеопатией, она лечит дух.
О маме моей родной Галине Васильевне она сказала, что мама больна, быть с ней рядом тяжело, она одевает на человека колпак, у неё больна лимфа. (Через несколько лет у мамы нашли саркому лимфы, она умерла. 2010 г.) О Лене сестре она сказала, что она поэтична, себя в обиду не даст.
12/II Я вхожу в транспорт и думаю: люди - мои собратья по несчастью.
Миша Лаверентьев курил, когда я вошла в дом. «Я почувствовал – она идёт», - сказал он мне обо мне. Когда мы прощались после занятий, у Миши было удивительное лицо – благородное, умное, глубокое, красивое. Несмотря на любимую дочь Катю, чувствуется его одиночество.
14/II Манфред у Марии Александровны Скрябиной (дочь композитора) читал нам лекцию о Парсифале, это было захватывающе интересно. Я погрузилась в какой-то иной мир переживаний, ощутила святость таинственного Грааля, а себя рыцарем. Я уже была когда-то в этом мире, мне знакомо это и волнует меня.
16/II В доме у Марии Александровны Скрябиной мы слушали интересные сообщения невероятно эрудированного Людвига.
Один раз я уловила на себе взгляд Серёжи М., но он тотчас опустил глаза, и на губах его появилась таинственная усмешка.
Чуть позже в метро мы с ним поговорили. Я спросила: «Нервничаешь ли ты или всегда спокоен?» Серёжа ответил: «Нервничает моё тело, я двигаюсь иногда быстрее, чем это необходимо... Искусства не интересуют меня».
Я: «Интересен ли ты сам себе?» Серёжа: «Да. Иначе я бы сюда не приходил... Дневник я не пишу... читаю романы, повести, Рудольфа Штайнера, оккультные книги – понемногу. Есть ли разница между твоим восприятием романов и дневников у Льва Николаевича Толстого?» Я: «Дневники мне интересней, ибо это бОльшая реальность, я учусь у Льва Николаевича Толстого».
Серёжа: «А что бы ты писала, если бы ты не знала, как искать, как жить?» Я: «Я бы, наверное, стала искать Бога».
Серёжа: «Тебе не кажется, что мы все - едины: Толстой, Достоевский, Гёте и ты? Что нового ты можешь прочитать у них, что не приходило бы тебе в голову? Разве это не ты сама раскрываешься навстречу себе?» Я: «Нет, я так никогда не думала. Я всегда думала о Боге, раскрывающем человека. Я сама для себя тайна, я не знаю, кто я, где я была в 11 веке или во времена Потопа. Твоя речь самобытна, оригинальна». У него было спокойное тёплое лицо, ясные глаза.
17/II Нет у меня друга. Есть недосягаемый Христос, к Которому трудно прорваться, но можно пробовать. Механика спасения меня обескураживает, я тут ничего не понимаю. Всё ли зависит от меня? Жизнь показывает, что не всё.
Ирэна считает, что слова: «Иди и больше не греши» - невыполнимы, человек не может не грешить.
18/II Кем-то надо стать на земле, овладеть своим духом, душой или телом, каким-нибудь своим талантом или смирением, терпением, молчанием, словом, мыслью, уметь с каждым человеком быть таким, каким ему ты сейчас нужен. Из всей бездны человеческих качеств, свойств и проявлений стать гениальным – хотя бы в чем-нибудь одном, хотя бы в какой-то мелочи: приготовлении еды, закрывании или открывании двери, в наблюдательности или в умении прощать.
В метро я представила себе вереницу людей, живших в разные времена, в разных странах, идущих в данный момент в одном потоке рядом со мной – императоры Рима, Райнер Мария Рильке, возлюбленный мною Гёте и иные шли рядом, и мне было отрадно, что мои друзья на небе, и я уверена, что встреча с ними после смерти составила бы моё счастье.
19/II Серёжа М. поглядывал на меня. Прошёл мимо меня с одному ему присущим выражением лица и движеньями крылатого тела. Мы хором пели на занятиях что-то чудесное.
Глаза Серёжи чуть косят, они голубые, волосы тёмные, длинные, густые, седеющие, он чуть выше меня, очень хрупкий, кажется, что его легко поднять и нести на руках. В лифте Серёжа сказал мне: «А ты хорошо поёшь». Легконогий человек. В нём есть что-то ангельское.
20/II Может быть, наступил час, когда я с помощью Христа сама должна взять в свои руки своё духовное воспитание. Friede ist dir – мир с тобой. (немецкий)
P/S Сергей М. умер 5 марта 2016 г.(запись 23 мая 2016 г.)
мой рисунок - вольный портрет Сергея М.