***
Ив Стариков
Мне до сих пор как-то не по себе. Вспоминаю далекое детство, ранним летним утром стою на круче Урала, вода в реке течет спокойно, лишь только около коски на перекатах она журчит, заявляя и напоминая о себе людям. А вместе с водою, вернее, над водою, плывет туман, проходит время, он рассеивается и с восходом солнца постепенно исчезает. А вода себе течет и течет, и с туманом и без него, и со мною, стоящим на круче, и .... без ....меня…
Когда приезжаю в родное село я вижу, как умирает мой Урал. Мне становиться больно за последствия,... катастрофические последствия для тысяч людей, живущих около этой благодатной реки. Последствия коснутся и меня, всех нас, выросших на его берегах, и волею судьбы в поиске лучшей жизни, покинувших эти места.
В осеннюю пору река замерзала довольно быстро, и это происходило в ноябре. К седьмому числу, как правило, мороз сковывал разбитые дороги, выпадал первый снег, и начиналось зимнее раздолье: санки, лыжи, поиски горок, с которых можно кататься. Естественно, лучшими местами для катания были склоны на озере и кручи на Урале. Не менее интересным было занятие - испробовать прочность льда, когда он только-только появлялся на реке. Осторожно по льду, шаг за шагом ступали мы, постепенно удаляясь от берега до тех пор, пока он не начинал трещать, и в этот момент - пулей возвращались назад. Мой друг детства, Петро Кравцов, в один из таких проб льда провалился. Его тело моментально погрузилось в воду, и только вовремя раскинутые в стороны руки не дали возможности ему уйти под лед. Воды в реке было много, ноги до дна не доставали, он не просил, он молил нас о помощи. Кто-то снял с себя фуфайку, держа ее за один рукав, бросил, не теряющему надежды на спасение, нашему товарищу, и с горем пополам удалось его вытащить из ледяной проруби. Гурьбою, бегом, чтобы не замерзнуть, бежали мы, подбадривая пострадавшего к его дому. Все догадывались, что ожидает Петра дома кроме горячего чая и растираний, отец - Василий Иванович Кравцов в таких случаях особенно не церемонился, ремень всегда был под его рукою.
А сейчас в зимнее время в иных местах река промерзает почти до дна, но вода в реке по-прежнему себе течет и течет, и с туманом и без него, и со мною, стоящим на круче, и .... без ....меня…
В то далекое время большим событием раннею весною был ледоход. В этот день почти все село выходило на берег Урала, такого зрелища не посмотреть - означало совершить что-то нелицеприятное перед природой. Шум воды и наползающих друг на друга льдин был слышен везде: в центре села, в мастерских, на территории сельского профессионального технического училища, и в других отдаленных от реки местах.
А сколько нас подростков рисковало, прыгая на проплывающие около берега льдины с одной только целью – прокатиться на них, ну и показать всем свою смелость и лихость. И Бог щадил нас за неоправданные риски, никто из моих сверстников под час проявления таких шалостей не пострадал, хотя все могло быть.
Давно мои односельчане не слышали такого шума, давно они не видели такой красоты.
После ледохода вода прибавлялась, река становилась похожей на море, ибо она полностью покрывала водным полотном коску и уходила в лес. Мы ждали, когда уровень воды немножечко упадет, вода прогреется и в этот момент полным ходом – в лес, за ландышами. Плыть не легко, но весна всегда окрыляла нас, раскованных от долгой снежной зимы и ее морозов, давала достаточно сил и энергии. И так было из года в год, вода Урала всегда радовала нас.
Именно весною отменною среди нашей братии была игра в Знамя. На пустырях за дворами или около Урала, там, где проталины подсыхали быстрее, разворачивались « баталии». Суть игры: все мы, желающие, формировали две команды, и каждая команда должна была добыть Знамя соперников, размещенное на их территории. Если ты, или будь кто, с твоей команды сумел добежать до знамени, взять его и вернуться на свою территорию – твоя команда побеждала. Если тебя догоняет и дотрагивается до тебя кто-либо из соперников – ты остаешься на этом месте, пока кто-то из твоей команды, не выручит. Игра выплескивала столько эмоций, столько радости – это нужно было видеть. Под час игры случались и курьезы, об одном из них коротко расскажу. Игра состоялась около Урала, рядом овраг, который и сейчас на месте, как и много-много лет тому назад, он доходит до сельской больницы. Пришло много ребятни, пришел и Петр Тарасенко (сегодня - Петр Михайлович), пришел в новых брюках. Сказал, что играть не будет, ибо, с его слов: " ... мамка сказала, если испачкаю, домой не приходи…", - аргумент весомый. Началась игра, и сразу всех она захватила: крики, беготня, радость побед и горечь поражений. Петр стоял, и наблюдал. И как ему хотелось выйти на поле, но из головы не выходило - «…мамка, сказала …». Не знаю, сколько по времени он мучился – играть или не играть, и все же он решил войти в игру. С радостью, с запалом и запасом нерастраченных сил для него началась игра, но как потом оказалось - не надолго. В один из игровых моментов Петр бежал очень быстро по краю оврага, оступился, потерявши равновесие, завалился, и медленно, как в таких случаях говорят, но уверенно сел на сырой склон оврага и поехал вниз. Про новые брюки, про мамку,- не знаю, о чем еще в эти минуты думал Петро, но весенняя грязь сделала свое черное дело. Вылез Петро благополучно, но ни сколько страх, а растерянность в его глазах запомнилась не только мне, но и многим моим сверстникам.
Хочу сказать, что в подобные ситуации практически все мы попадали, и получали от своих родителей – по заслугам. Сейчас купить брюки – это не проблема, тогда, для наших родителей: одеть, обуть, накормить своих детей – было большою проблемою. А как хотелось поиграть! И мы, несмотря ни на что – играли. Не знаю, играют ли сегодня в Кардаилово в Знамя, - не знаю, а мы - играли. Играли на берегу родного Урала, полноводного, несущего свои воды до Каспийского моря.
А сегодня полноводного Урала нет, воды в нем стало очень мало, но она все равно течет себе и течет, по-прежнему и с туманом и без него, и со мною, стоящим на круче, и .... без .... меня…
Если не ошибаюсь, в 1957 году весною Урал вышел из берегов на выгоне, некоторые дома на нижних улицах стояли в воде, их хозяева привязывали отдельные бревна сруба к глубоко зарытым столбам, и сильно волновались. Один из них – Иван Гаврилович Нестеренко, продавец местного каменного продовольственного магазина от переживаний слег в районную больницу. По-разному отнеслись люди к болезни продавца. Одни искренне жалели этого, в общем - то неплохого человека, другие тихонечко злорадствовали, вот, мол, так тебе и нужно, а то вечно нам сахар влажный продаешь. Остаться без крова в то время было бы большим несчастьем, однако обошлось без потрясений в тот весенний разлив реки, все дома выстояли, выдержав натиск большой воды.
Сколько лет, сколько зим прошло с тех пор?! И где те разливы, и где та большая вода?
В то далекое время, говоря о реке, невозможно не припомнить деда Артюшку – главного лодочного перевозчика людей через реку. Его неказистая хатенка, сделанная, именно сделанная, а не построенная, с талы и обмазанная замешанной с половою и конским навозом глиною, стояла глухой стороною к реке, а окнами – параллельно Уралу.
Ранней весною масса людей отправлялась в лес за первыми его дарами – диким луком и щавелем. С раннего утра до позднего вечера дед Артюшка за 50 старых дореформовских 1961 года копеек или одно куриное яйцо перевозил всех желающих в одну сторону, а затем, за такую же плату – в другую. И часто в обеденное время можно слышать со стороны леса крики, нагруженных луком и щавелем сборщиков, с просьбою перевезти их обратно в село. Дед Артюшка в таких случаях процедуру обеда не прерывал, но ее заканчивал быстрее, чем обычно, после чего уверенно пробитою тропою направлялся к своей лодке.
Давно уже на этом свете нет деда Артюшки, давно уже никто за плату не перевозит людей, и мало кто ходит специально в лес за диким луком и щавелем. Все это в прошлом, и только вода в реке на том же самом месте по-прежнему течет себе и течет, и с туманом и без него, и со мною, стоящим на круче, и .... без .... меня.
Урал давно уже не разливается, и сегодня в селе есть не мало людей, которые просто не помнят, когда был последний разлив реки. Сегодня Урал мелководен, практически без рыбы, и во всю заросший камышом. А было время, когда в Урале рядом с селом, Иван Степанович Гончаров, мой дядя по линии матери, со своими сверстниками ловили даже не сомят, а настоящих сомов. Из Оренбурга приезжали рыбаки и неводами брали не одну тонну рыбы. И это было на реке возле села.
Для нас, ребятни, в те времена рыбалка была одним из любимых занятий. Раннею весною, когда вода в реке еще не успевала войти в свои берега, и ее мутность, ( сейчас так не говорят, говорять: - ее органолептические свойства ) была высокой, мы спускались в проходе кручи, размещались в улюбленных местах на откосых глиняных берегах, разматывали лески с черемуховых удилищ, выбирали наживку, нанизывали ее, и каждый, как-то по особенному забрасывал свою нехитрую снасть, как можно дальше, - так начиналась рыбалка. И частенько, если клев был отменный, - рыбу сбрасывали в одно ведро, делили потом поровну между всеми. Но если клев – никакой, то каждый ловил исключительно для себя.
Курьезы случались разные. Однажды сбрасывая рыбу в одно ведро, я заметил на второй моей удочке, а на нее надежды, а никакой не было, вялую поклевку, затем вторую, третью и, вдруг, - резкий удар концом удилища о воду. Что бы это могло быть, на ерша не похоже, его поклевка с первого разу бывает сильной. Бегом к удочке, несколько секунд выдержки, удары по воде продолжаются, и тогда резко с подсечкой поднимаю удилище …. Не ерша вытащил, а сазана килограмма на полтора. Радость неимоверная так же как озарилась, так и быстренько потускнела - сазан в полтора кило в ведро, а потом делить … и не факт, что результат будет в мою пользу. Решение напросилось само собою: - « Ребята, рыбу делите без меня, а я домой!», сазана в охапку и вверх по проходу в круче домой. Никто не возражал против такого решения, сверстники по доброму завидовали мне, никто не обижался на нарушение совместно установленного, и мною в том числе, правила.
Рыбу ловили удочками, перетягами и самоловками, плетенных из молодых вербовых ветвей. Мастер-класс по изготовления самоловок нам показывал наш сверстник - Николой Моргунов ( сегодня Николай Михайлович ), и вообще он был и до сих пор остается непререкаемым авторитетом по части ловли рыбы с помощью вышеназванных средств. Никто лучше Николая не знал, где лучшие места для ловли сомят, голавлей, жерехов, судачков, и какую нужно леску использовать, какие номера и формы крючков подходят в данный момент, на какую глубину груз нужно устанавливать, и многие другие рыбацкие премудрости.
Еще один случай. Однажды в жаркий летний день, во вторую его половину, на песчаном перекате, что в районе схода около кузницы, я вместе со своими друзьями с улицы, стоя по колена в воде ловили небольших, чуть больше ладошки, сазанов: видно стайка зашла за линию, где перекат заканчивался, и начиналась глубина. И именно в этом месте мы и воспользовались редкой случайностью, когда такую рыбу можно было ловить вот просто так в Урале. Мы - это братья Стативкины, - Николай и Василий, братья Тарасенко, – Петр и Виктор, Петро Кравцов, и я. Сазаны лучше ловились на тесто, на червя – не очень. У Николая и Василия удочка была одна. Ловил Николай, улов передавал Васе, а тот давал в обмен на рыбу – наживку. И каждый раз, когда нужна была наживка, Николай выкрикивал: « Васька, тесто!», и Васька подавал нужную порцию старшему брату. Позволю себе заметить, что на Урале мы все с раннего утра, и на обед никто не ходил, и поэтому Василий, потихонечку, незаметно, забрасывал тесто себе в рот, отвечая, таким образом, на сигналы своего желудка. И вот кульминация, ….. после очередного выкрика: « Васька, тесто!» …., Василий молчал, и снова выкрик: « Васька, тесто!», но Василий молчал. Николай повернул голову в сторону брата, с негодованием посмотрел на него, услышав в ответ: « Я его съел », пришел в ярость. Ярость также быстро погасла, как и вспыхнула, ибо все стоящие рядом безудержно хохотали, хохотали до слез. Не скажу точно, но очень долго мы подкалывали не только Василия, но и друг друга веселым выкриком: « Васька, тесто!».
Все это в прошлом, очень рано ушли из жизни братья Стативкины: Василий Яковлевич и Николай Яковлевич, также рано ушел из жизни и мой друг детства Петро Васильевич Кравцов, но память сберегла те прекрасные моменты, которые мы пережили в самом хорошем времени жизни, название которому – Детство. Детство, которое неразрывно связано с рекою, с полноводным Уралом, с его чистою и прохладною водою.
Что будет в обозримом будущем – время покажет, а пока, что еще вода в реке течет себе и течет, и с туманом и без него, и со мною, стоящим на круче, и ... без ... меня … .
Помню в детстве, мама сама частенько ходила, да и меня посылала на Урал за водою. Вода мягкая, чистая, как слезинка, употреблялась для питья и приготовления еды, но чаще ее использовали для полоскания при стирке белья. В реке было море родников, у берега начинаешь руками разрывать грунт и постепенно доходишь до родника, пять - десять минут и тобою вырытая яма наполнялась леденящею водою. Летом из таких родниковых ям люди набирали воду, идя в лес на свои сенокосы. Родники наполняли Урал, поддерживая его водный баланс до весеннего паводка. А сейчас говорят, что родники на реке редкость, не знаю, не проверял, но то, что воду пить небезопасно - это точно.
И все же, несмотря на все превратности нашего времени, пока еще вода в реке течет себе и течет, и с туманом и без него, и со мною, стоящим на круче, и без … меня …
Урал – река моего детства, за рекою лес, которому жизнь дала река, и люди, живущие на ее берегах и многое другое, о чем я, наверно, напишу еще, оставили глубокий след в моей памяти. И моя натура, склонная к творчеству без всяких на то обиняков, от души и сердца сотворила эти нехитрые строки:
Я не забуду этот лес,
изгиб реки вокруг села,
черты давно знакомых лиц
людей, которых знаю издавна.
Я не забуду вас, мои друзья,
доколе жить придется мне.
Во мне всегда моя река
течет прохладой в тишине.
***
Мне до сих пор как-то не по себе. Урал до сих пор в моем воображении, его состояние плачевное, и боюсь, что этот плач не стал бы плачем для тысяч и тысяч людей, моих земляков, живущих на берегах этой благодатной реки. Не знаю, услышат ли по настоящему плач реки президенты, премьеры, не знаю …
Знаю, что Президент посещал, и видел состояние Урала, но поскольку реальных дел нет, значит, наверно все-таки, он не услышал ее плач,…… не услышал ....
Трудно представить, что вместе со мною, вместе с моим поколением в небытие уйдет и река моего детства, мой Урал, огибающий мое родное село Кардаилово.