Манускрипт оруженосца

Алексей Пащенко
Тусклый свет свечи озарял жёлтый лист пергамента, явно повидавшего не одно десятилетие. Обмокнув перо в чернильницу начал писать. Бумага скрипит, пока я вывожу буквы,  режет тишину кельи. Я давно не практиковался, и буквы получаются несколько кривыми.  Может это игра света и моих уставших глаз. Как бы то ни было, бумага послушно принимает в себя мои воспоминания, облачённые в буквы, а они, повинуясь порядку, превращаются в слова и предложения. Обмакнув перо в  чернила окропил бумагу маленькими точками. Надеюсь, это не помешает прочитать мои записи. Мой последний труд.

""Я вырос в семье небогатого торговца. Дела наши шли относительно неплохо, мы всегда имели свежую горячую еду. До сих пор вспоминаю тот сад, в котором мы с матерью отдыхали, слушая пение птиц. Отец редко нас там навещал, но он всегда смотрел на нас из окна своего кабинета, улыбаясь нам. Когда мне исполнилось 16, отец определил меня в оруженосцы своего близкого друга, Сэра Твинбоу. Мать, конечно, была против этого, но я убедил её, что так будет лучше. Я с 12 лет мечтал стать рыцарем, наслушавшись старых сказок о доблестных героях и подлых колдунах. Тогда я ещё не знал, как сложится моя судьба. Я с радостью выполнял самую грязную работу,  не замечая творившегося вокруг. А может просто не хотел замечать. Не замечал взглядов со стороны, не слушал голоса за спиной.  Каким же я был глупцом.

Однажды утром капитан Формак, главный среди наставников оруженосцев, приказал нам собрать все наши вещи и готовится к дальнему пути. В суматохе мы не обратили внимания на то, насколько нервным он был. Позже, стоя у ворот деревни, он объявил, что нас ждёт. Мы, зелёные юнцы, не познавшие ещё ни одного боя, вынуждены были стать пушечным мясом, пущенными в расход при штурме небольшой деревни в ближайшем лесу. Я видел как один из моих товарищей попытался возразить и уйти, и как затем его окровавленное тело кинули нам под ноги. Это было только начало.

Несколько дней мы пробирались через заросли, ведомые группой надсмотрщиков, словно скот на скотобойню. Кто-то не выдерживал. Падал. Больше он не встанет никогда. Иные страдали от ожогов и укусов, которыми нас щедро одаривали паразиты и растения. Мы шли, ведомые страхом за свою жизнь. Шли молча, словно мы уже были мертвы. Не знаю точно, но наверно всё началось уже тогда. На третий день мы наконец сделали привал. Вырубив несколько кустарников и разведя костры, мы упали на сырую землю, не разбирая, что было у нас под ногами. Настолько мы были уставшими."" 

Отложив исписанный лист пергамента, я вновь обмакнул перо в чернила, и, достав новый лист, такой же ветхий, как и предыдущий, вновь принялся выводить буквы, стараясь, чтобы они были разборчивы. Внезапно с пера упала большая капля, длинной рваной раной рассекшая старую бумагу. Выругавшись, достал новый лист, не обращая внимания на мелкие ожоги по краям, и, вновь обагрив перо чернилами, принялся писать.

""Среди ночи мы проснулись от диких криков надсмотрщиков. Оглядевшись по сторонам, я пришёл в панический ужас. Большинство моих товарищей были растерзаны, а над телами надсмотрщиков стояли твари настолько ужасные, что у любого рыцаря кровь застыла бы в жилах. К моему ужасу, в них я узнал своих же товарищей, зубами, как животные, разрывая кишки у ещё тёплых тел. В воздухе пахло едким дымом. Я плохо помню, как бежал оттуда. Крики и гортанный рёв этих тварей затмили мой разум, не давая мне спать и по сей день. Очнулся я от того, что не мог дышать. В ужасе я понял, что вокруг меня лишь толща мутной, грязной воды.  С трудом вынырнув из воды, я понял, что оказался в центре болота. Рука просто горела. Добравшись до ближайшей кочки, я осмотрел свою руку – в области плеча был след от укуса, который уже успел загноиться. Вероятно я бежал не один день, прежде чем застрять в болоте.

Несколько следующих дней я блуждал по болоту, питаясь всем, что мог найти. С каждым днём укус всё сильнее путал мои мысли, просто сжигая мою руку болью. Всё это было совсем не так, как в старых сказках. Именно тогда я понял, что рыцари это те же разбойники, с той лишь разницей, что общество считало их героями. Историю пишут победители. Наверно это был главный урок, полученный мною за всю жизнь.

Вскоре я стал замечать, что куда бы я ни пошёл, кто-то неусыпно за мной следит. Воспоминания об ужасах той ночи всплывали в мозгу, заставляя меня бежать вновь и вновь. Я не буду пойман ими – так я думал тогда. Иногда, когда боль становилась невыносимой, я останавливался, пытаясь собраться с силами. И в одну из таких остановок я увидел ИХ. Они выследили меня. Страшно описать, во что они превратились. В тот миг я проклял отца за то, что он продал меня как свинью. Собрав последние силы я побежал. И чем дальше я бежал, тем плотнее становилась земля под ногами, тем шире расступались деревья, но тем и отчётливее я видел их, стоило мне обернуться. И тут я увидел то, что спасло меня. Среди деревьев высился старый собор, венчавшийся часовней. Это был мой единственный шанс. Словно во сне я летел, не обращая внимания на слёзы радости и страха, омывающие мои больные глаза. Вот я пробегаю мимо старой, полуразрушенной и поросшей мхом и корнями ограды. Вышибаю плечом дверь, не обращая никакого внимания на боль, опускаю тяжёлый затвор. В следующий миг меня отбросило глубоко вовнутрь зала, настолько массивным был удар по двери.

Очнулся я уже на закате следующего дня. Открыв глаза, я увидел свод главного зала, украшенный старой мозаикой. Части уже точно не хватало, а на её осколках виднелись цепкие крючья плюща и заросли мха. Попытавшись подняться, я обнаружил, что рука перестала болеть, но к моему ужасу то, что росло из моего плеча, сложно было назвать рукой человека. Кожа посерела и иссохла, потрескавшись на столько, что кое-где я видел бордовые, пыльные куски плоти. Я хотел закричать. Но знакомый рёв привёл меня в чувства. Оглядевшись, я побрёл в сторону крутой лестницы, едва различимой среди теней, игравших здесь.""

Отложив перо я огляделся. Старые шкафы высились до самого потолка, уставленные кипами книг, часть из которых уже были испорчены на столько, что читать их было невозможно. Спинка кресла протяжно скрипнула, заставив меня нервно вздрогнуть. Бум. Бум. Тихий стук эхом разносился по кабинету, нарушая монотонный треск фитиля свечи. Перечитав последние строки, отложил лист в сторону, и, открыв лежащую рядом книгу, я вырвал из неё несколько страниц, давно лишившихся своих сокровищ. На одной из них я заметил истёршуюся картинку, изображающую человека, факелом отгонявший какую-то тварь. К моему удивлению, она была очень похожа на тех, кто преследовал меня когда-то. Отогнав воспоминания, я вновь взялся за перо.

""Следующие два дня я бродил по собору, изучая комнаты и коридоры. Большинство помещений были кельями, мрачными и тёмными, ибо их единственные крохотные окошки были спрятаны в ползучей зелени, настолько густой, что в некоторых из келий даже пол был покрыт мягким болотным покрывалом. Удивляло то, что кельи были явно ухожены, словно в них до сих пор молились их обитатели, но меня не покидало ощущение давней заброшенности. К сожалению я так и не нашёл прохода на последний этаж. Найдя в шкафу старую мантию, я наконец переоделся. На деле оказалось, что это был широкий чёрный балахон со свободным капюшоном.
За время заключения я настолько оголодал, что стал питаться здешними клопами и крысами, и пить протухшую воду для благословений. Как можно догадаться, эта диета не принесла ничего, кроме притупления голода и отсрочки голодной смерти. Смерти, на которую я с каждым днём становился всё более похож. Я понимаю, что она всё равно ждёт меня, возможно даже сейчас, она таится в тени, в ожидании, когда я не смогу противится ей. Бум. Я всё чаще стал замечать тихие стуки, преследующие меня. Я уже не обращал внимания на рёв, который ночами сменялся на шипение и скрежет когтей по камню.""

Отложив перо и листы пергамента, я встал. Бум. Бум. Бум. Стуки становились реже и тише. Знакомое шипение вновь раздалось за кирпичными стенами. За время заточения они стали мне единственным ориентиром времени. Бум. Бум. Сложив листы в стопку, и, взяв светильник, я выхожу в коридор. Прикрывая рукой от сквозняка робкое пламя свечи, я прошёлся вдоль коридора. Тени неохотно расступаются передо мной, словно угрожая набросится на меня, стоит мне пройти мимо. Бум. Я замер. Бум. Повернул обратно в кабинет. Бум. Подойдя к столу, взял последний лист пергамента. На обороте та самая картинка. Поставив свечу на край стола. Не садясь обмакнул перо в чернила, и поставив его ниже рисунка вывел несколько строк.


""Я уже не боюсь смерти. Она уже пришла за мной. Но я ещё успею изъявить свою последнюю просьбу. Если кто-то прочтёт эти строки, прошу, разыщите моих родных. Пусть они знают что случилось. Да вспомнят о вас Духи в этих забытых местах. Прощайте.

Оруженосец Приам Салибран, Гордый Сын Генесса.""