ПЕТР ЧААДАЕВ. СКАНДАЛЬНОЕ НАЧАЛО РУССКОЙ ФИЛОСОФИЧНОСТИ.
«Философические письма». Само даже название трудов Петра Яковлевича Чаадаева (1794-1856) звучит как-то неправильно. Почему не «философские»? Философия как институт просто к тому времени в России ещё не сложилась. Пушкин был, Невский проспект был, а философии не было. Чаадаев попробовал первый… и стал, пожалуй, самым неизвестным, непонятым и непонятным из русских знаменитостей «золотого» пушкинского века русской культуры, хотя имя-то его известно любому школьнику по хрестоматийному посланию Пушкина «К Чаадаеву»:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Чаадаев был не только духовным кумиром молодого Пушкина, целое поколение благоговело перед Чаадаевым. Когда в 1821 году он покинул вдруг государственную службу, боготворившая его молодежь пришла в беспокойство, а причины его отставки обросли сплетнями настолько, что это чуть ли не послужило сюжетом комедии Грибоедова «Горе от ума». В черновиках первоначально Чацкий был «Чадским».
Когда в фильме «Зеркало» мы слышим пушкинские размышления о русской истории: «Это Россия, это её необъятные пространства поглотили монгольское нашествие», - не всегда мы догадываемся, что это из письма к Чаадаеву. И когда в телешоу вспоминают строки великого поэта: «Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой какой нам Бог ее дал», - то участники спора забывают указать, что это тоже письмо к Чаадаеву.
Чтобы «не смел больше ничего писать».
Философическое письмо Чаадаева, написанное на французском в 1828 г., опубликованное на русском в 1936 году, по воспоминаниям Герцена «потрясло всю мыслящую Россию». «Это был выстрел, раздавшийся в темную ночь».
Но официальная реакция оказалась прямо противоположной. За публикацией первого «Философического письма» последовали арест, обыск, допросы. К Чаадаеву послали докторов, и официально его объявили сумасшедшим. Два года спустя Николай Первый снял с Чаадаева домашний арест, но при этом и издал указ, чтобы «не смел больше ничего писать».
То, что поразило, вызвало несогласие или возмутило современников в чаадаевском Письме – это характеристика России в сравнении с Европой. Текст письма был воспринят как поношение России и восхваление католицизма (философские словари даже и поныне воспроизведут нечто подобное).
«У нас совершенно нет внутреннего развития, естественного прогресса; каждая новая идея бесследно вытесняет старые, потому что она не вытекает из них, а является к нам Бог весть откуда… Мы подобны тем детям, которых не приучили мыслить самостоятельно; в период зрелости у них не оказывается ничего своего… Именно таковы мы».
Что-то в этом суждении Чаадаева весьма справедливо. Последующая истории, кажется, даже ещё больше развила это отрицание Россией своего прошлого: 1917 год превратил Россию в марксистский СССР, перестройка смела как ветром «советскую эпоху» и расчленила Россию на 15 независимых стран.
Россия слишком величественна
Но дело даже не в частичной правоте Чаадаева, и не в том, что его от нас «прятали». Академик Лихачев, например, писал: «Чаадаева стыдно прятать… Неужели не понять, что Чаадаев писал с болью и эту боль за Россию сознательно растравливал в себе, ища возражений». Даже не в этом дело. Чаадаев совсем не таков, как его заклеймили великосветские сплетники, или заархивировали историки философии.
Первая идея, которую выложил Чаадаев – это отсутствие в России философской культуры. Это «умом Россию не понять» Чаадаевым воспринималось болезненно, он считал обобщение народом своего исторического опыта принципиально важным.
Следующая по важности идея Чаадаева – позорность «рабства». Философ буквально торпедирует крепостное право и в связи с этим предлагает незатейливый силлогизм. Античные философы и даже Аристотель вовсе не возражали против рабства, стало быть, европейские свободы, в том числе отмена крепостничества, происходят из христианства. При этом Чаадаев задается вопросом:
«Как могло случиться, что самая поразительная черта христианского общества как раз именно и есть та, от которой русский народ отрекся в лоне самого христианства? Почему, наоборот, русский народ попал в рабство лишь после того, как он стал христианским, а именно в царствование Годунова и Шуйских?» - Этот едкий публицистический жест против крепостного права - весь «католицизм» Чаадаева.
Чаадаев рассматривал публикацию писем как поэтапный проект. Первое письмо, действительно было провокацией, в последующих письмах Чаадаев уже сам формулировал великую миссию «никакой России».
«Сами-то мы не Запад; …Россия если только она уразумеет свое призвание, должна принять на себя инициативу проведения всех великодушных мыслей, ибо она не имеет привязанностей, страстей, идей и интересов Европы».
«Россия слишком величественна, чтобы проводить национальную политику;… её дело в мире есть политика рода человеческого».
Возможность выполнения этой грандиозной задачи как раз, по мнению Чаадаева, связана с тем, что Россия не имеет своей оформившейся цивилизационной матрицы. «Всё великое приходило из пустыни», - заключает Чаадаев.
Но… философ прослыл «экстремистом», и ему не позволили развернуть перед публикой свой философический взгляд. Оставалось лишь оправдываться в «Апологии сумасшедшего»: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, с преклоненной головой, с закрытыми устами».
Называть Чаадаева «западником» или сравнивать с Новодворской – абсурдно. Чаадаев глубоко и точно ограничивал значение западного рационализма. «Что такое логический анализ, как не насилие разума над самим собою?», - риторически спрашивал Чаадаев. А затем срывал с научно-технического прогресса вуаль: «Совершенство этих наук, все их могущество проистекает из уменья всецело ограничить себя принадлежащей им по праву областью. Вот и все». Духовная (культурная, психологическая) сфера, по мнению Чаадаева, не может быть познана приемами точных или естественных наук.