Две загадки Виктора Цоя
Цой появился просто, по-бытовому. Борис Гребенщиков вспоминает:
« Познакомились мы, как известно, в электричке, когда ехали с какого-то моего концерта в Петергофе, где теперь находится Ленинградский университет. Судя потому, что я ехал один, там был сольный концерт. И они подсели ко мне - Витька и Рыба, то есть Леша Рыбин. Кстати и гитара оказалась, и Витька спел пару песен. А когда слышишь правильную и нужную песню всегда есть такая дрожь первооткрывателя, который нашел драгоценный камень или амфору Бог знает какого века - вот у меня тогда было тоже самое. Он спел две песни. Одна из них была никакой, но показывала, что человек знает, как обращаться с песней, а вторая была "Мои друзья". И она меня абсолютно сбила с нарезки. Это была уже песня, это было настоящее».
В 83-84 появились магнитофонные альбомы Цоя. Появились вместе с записями «Аквариума», «Зоопарка», «Алисы». Виктор Цой был самым юным из этой когорты советских рок-неформалов. Гребенщиков, Майк Науменко, уже известные в своих кругах и «приглашаемые на флэт», однозначно поддержали, приняли, одобрили и поставили рядом молодого рок-музыканта. Так что свой первый полуподпольный концерт в Свердловске в 1984 году Цой делал вместе с Майком. Концерт был в январе в ДК Свердлова, билеты распространялись через своих да наших и представляли собой обрезанную открытку с каким-то оттиском. Первая же песня «сбивала с нарезки» точно также, как позже вспоминал Гребенщиков. Черные джинсы, акустические гитары. Их концерт проходил в фойе, слушателей не больше сорока. Цой и Майк неприхотливо уселись на ступеньку перед дверью в зрительный зал. «Мы любим только подпольный рок!» И слова, и рок-н-роллы, - всё было необычно, остроумно, свежо.
Почему они оказались в Свердловске? Может быть, из уважения к «Урфин Джюсу», может быть Саша Башлачев, закончивший к тому времени УрГУ и обитавший в Ленинграде в одной с Цоем кочегарке, подсказал какие-то выходы на свердловских любителей рок-музыки… А потом была перестройка, фильм «Асса», гастроли по стране и миру (Рига, Таллинн, Алма-Ата, Дания, Америка). Молодежные газеты тех лет сохранили настроения Цоя в его откровенных интервью:
Что собираетесь делать?
-Мы никогда ничего не собираемся. Мы играем ту музыку, которая нам нравится в настоящий момент. Потом он проходит, наступает другой момент. Планов никаких мы не строим.
Вам хоть авторские-то заплатили за пластинку?
- Нет.
Вы стали так популярны за последний год. Это как-то изменило вашу работу?
- Конечно, нет, а как это могло изменить? Мы с юмором относимся к популярности. Это вещь случайная.
Как в Америке?
- Там меня никто не знает, можно спокойно гулять по улицам...
Вам необходима бурная реакция?
- Нет, мне важно - чувствовать. Вот это очень важно.
Сейчас нашему року открыли все окна, подул сквозняк, подполье кончилось. Вы верите в свежесть этого сквозняка?
- Знаете, мне все равно.
Насколько искренни те, кто сейчас громко так заговорили о роке, как о больном ребенке, нуждающемся в ласке?
- Нет, я вполне отдаю себе отчет в этой суете. И не доверяю ей.
Чему вы доверяете?
- Есть люди, которым доверяю, и есть люди, которым я не доверяю. Есть люди, в чьей искренности сомневаться не приходится, и есть люди, которые мне кажутся нечестными. Допустим, тот, кто два-три года назад кричал, как это ужасно, как это все омерзительно, какое это подонство и пошлятина, сейчас кричит, какие они замечательные наши рокеры, какие они молодцы и борцы за правое дело...
Вы всё ещё чувствуете отношение «держать и не пущать» со стороны официальных властей?
- Да, именно. И просто - не замечать. На официальном уровне. В то самое время, когда массы, огромные массы, и видели, и знали, и любили. И ведь множество людей в результате от этого сильно пострадало. Мы ведь молодые, и мы еще как-то успели. А были и постарше, которые не успели - и сломались, и ушли, даже из жизни ушли. Тот же Высоцкий - яркий пример.
Из «Музыкального телеринга» создалось впечатление, что и сами вы нетерпимы, например, к бардам.
- Их поэтический язык, язык символов, образов, которые составляют песню, сейчас звучит фальшиво. И то, что они продолжают это петь сегодня, не замечая фальши, рождает недоверие и неприятие. Я не понимаю, как сегодня можно слушать песни о том, что все замечательно, когда мы сидим в палатке, у костра, и до чего здорово, какая у нас здесь любовь, дружба и так далее. Мало кто этому поверит. И не верят. И правильно делают. Возможно, когда-то это было актуально и когда-то, быть может, действительно молодежь сидела у костров и пела. Но сейчас ведь они не верят во все это - в романтику стройотрядов и всё ей сопутствующее. Не верят! Потому что все это - прошло.
Что бы вы хотели изменить в жизни?
- Каждый человек должен изменить прежде всего свою жизнь и себя.. Это сложный вопрос. Я не считаю, что одному человеку под силу изменить жизнь как таковую.
Где вы побывали?
- В Дании, Франции, Америке.
И как принимают "Кино"?
- С озадаченным лицом: видя, что мы такие же как они, и не в косоворотках, без балалаек...
Вы довольны своей жизнью?
- Я не думаю, чтобы человек мог действительно быть доволен жизнью... С другой стороны, я был всегда доволен ею. И когда работал в котельной и бросал уголь в печь, я был доволен жизнью. И сейчас тоже.
Что главное для вас?
- Сохранить внутреннюю свободу.
Для многих ты сейчас – как свет в окне. Некоторые даже одеваются «под Цоя». Что скажешь?
- Только одно: не сотвори себе кумира.
15 августа 1990 г. Виктор Цой погиб в автокатастрофе. Началась ещё одна история Цоя. Его гибель вызвала молитвенное преклонение. Тысячи фанов ( «КИНОманов»), шокированные смертью кумира, устремились на его могилу, к кочегарке, где когда-то работал Цой, называемой в их среде «Камчатка». Фаны, после смерти Цоя, создали мир настроений, совершенно отличный от тех, которыми жил сам Цой и его друзья:
"Фанаты есть / Фанаты будут / Фанаты Цоя не забудут!". Стены вокруг «Камчатки» сплошь исписаны граффити, где Цой обрел природу неканонического святого:
«Витек, ты всё видишь, знаешь, слышишь. Ты всё понимаешь. Возвращайся». Или: «Витя, ты не умер, ты гонишь!!!". Целый культ.
От Цоя, певшего «Мы ждем перемен», как и от перестройки в целом, ждали не только песен. От перестройки ждали чудес, в Цое увидели мессию. Это неожиданно и странно, ведь Цой не был ни ортодоксальным христианином, ни язычником. Это другая его загадка. Казалось бы, скорее Гребенщиков с его восточными увлечениями должен был стать эзотерическим кумиром, но им стал «сажающий алюминиевые огурцы» Цой.
ЕЩЁ О ПОСТ-СОВЕТСКОМ АВАНГАРДЕ:
http://www.proza.ru/2010/11/18/334