КНЯЗЬ НИКОЛАЙ ТРУБЕЦКОЙ. ЕВРАЗИЙСТВО vs ЛИНГВИСТИКА
Если Лев Гумилев окрестил себя «последним евразийцем», то князь Николая Сергеевич Трубецкой (1890-1938), сын известного в России философа Сергея Трубецкого, должен по этой логике быть назван «первым». Именно он вбросил в среду русской эмиграции это понятие и явление публикацией своей работы «Европа и человечество».
Идеология «евразийства» имела своих предшественников. Во второй половине 19 века Н.Я.Данилевский обосновывал многолинейность всемирного исторического процесса. Константин Леонтьев в своих работах развеял славянофильский миф. Известные стихотворные строки Владимира Соловьева практически предрекали будущее евразийство:
«Панмонголизм! Хоть имя дико,
Но мне ласкает слух оно,
Как бы предвестием великой
Судьбины Божией полно…
Александр Блок в своих «Скифах» провозглашал:
«Да скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами!»
Евразийство витало в воздухе, первому евразийцу досталось лишь стройно, доходчиво и корректно сформулировать существо проблемы, обозначить профиль русского патриотизма или, на языке Трубецкого, «национализма». «Национализм» Трубецкого в современном контексте скорее бы назывался «идентичностью», «культурным своеобразием», ведь ратуя за «национализм», Трубецкой призывает:
«Понять, что ни «я», ни кто другой не есть пуп земли, что все народы и культуры равноценны».
«Этническая пестрота, – для «националиста» Трубецкого, - это оптимальная форма существования человечества»
Туранский элемент
Наиболее характерный момент евразийства заключается в уходе от славянского акцента в русском национальном самосознании к «славяно-туранскому»:
«Русские должны гордиться не только своими славянскими, но и своими туранскими предками».
Заострить внимание на этом моменте должна была работа «Наследие Чингисхана: взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока». Позже этот иной взгляд на роль «монгольского ига» был развит Львом Гумилевым, но и «первые евразийцы» отвечали на вопрос «Было ли иго?» очень резко. Сам Трубецкой указывал на «нежизнеспособность» государства «Киевская Русь». Евразиец Савицкий добавлял: «То, что Русь досталась татарам – великое счастье». Вывод Трубецкого сводился к тому, что образование Московского царства в 15 веке сводилось к тому, что ханская ставка Золотой Орды переместилась в Москву (вместе с Касимом, наследником ордынского хана).
Славянофилы как и русские западники не обращали внимания на «азийский» элемент в русской культуре, и вот эта оторванность высших классов и образованных сословий России от истинных национальных корней, по мнению евразийцев, и явилось истинной причиной русской революции.
Работы Трубецкого фактически являлись публицистической формой научных взглядов в области этнографии. Но при рассмотрении вопросов национального самосознания неизбежно приходилось вступать в идеологические споры:
«Шовинист исходит из априорного положения, что лучшим народом в мире является именно его народ», - Трубецкой скрупулезно разоблачает ошибочность таких выводов, отводя аргумент за аргументом. Но «парадоксальным» образом он показывает, что «космополит», отрицающий различия между национальностями, также искажает истину. Более того, «космополитизм» по Трубецкому, как правило, ни что иное как «общероманогерманский шовинизм». Эти наблюдения Трубецкого актуальны и по сей день, когда западные «глобалисты» и «транснационалисты» объемлют в своем космополитизме лишь страны «богатого севера».
К науке
Евразийцы были движением политическим. Иван Ильин называл «евразийство» «актом национальной обороны». Сами евразийцы усматривали в своем движении «первый тип русского ордена», пытавшегося сформулировать специфический государственный тип будущего политического устройства страны. Западная демократия, на взгляд евразийцев 20-х годов, «выродилась в «олигархию парламентариев», где симфоническая воля подменена большинством голосов». Вместо правового государства евразийцы предлагали «Государство правды». Но прожекты евразийской эмиграции носили утопически аморфный характер. И таковым было мнение даже и самих евразийцев. Князь Трубецкой предпочитал научные занятия «бесплодным» политическим мечтаниям своих коллег-евразийцев. Задолго до своего заявленного отхода от евразийского движения Трубецкой уже высказывал свои сомнения. Он даже не хотел ставить своего имени под «Наследием Чингисхана», так как сам видел схематичность изложенного. Позже он признавался своему другу, П.П.Сувчинскому:
«Вы себе представить не можете, до какой степени мне все это осточертело. У каждого свое призвание. Мое призвание – наука… Евразийство для меня тяжелый крест, и притом совершенно без всяких компенсаций. Поймите, что в глубине души я его ненавижу»
Н.С. Трубецкой переехал в Вену, потом в Прагу. Советские справочники представят нам имя князя как выдающегося лингвиста, исследователя русской литературы, одного из основателей семиотики.
«Постевразийскому» Трубецкому принадлежит создание фонологии, науки о фонемах, единицах языка. Споры советских лингвистов по вопросам фонетики русского языка настолько пришли в тупик, что труды ученого-эмигранта, лидера так называемого «Пражского кружка», уже в советский период пришлось пропустить в обиход отечественной науки.
Замечательны взгляды Трубецкого на роль литературного языка и особенно русского литературного языка. Так русский литературный язык по мнению ученого был создан фактически из двух языков: московского разговорного диалекта древнерусского языка и церковнославянского (древнесербского). Такой синтез позволил уникальным образом увеличить лексическую и морфологическую базу языка, так что кн. Трубецким научно было обосновано то, что раньше было выражено Иваном Тургеневым поэтически:
«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, - ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык!»