Надежда Щербакова
http://www.proza.ru/2008/08/31/437
В одной деревне жил кот. Звали его Артём. Сам он был рыжим, только грудка белая. Дожил Артём до тех годов, когда уж люди гаснут, а он ещё что-то себе кумекал. Был у Артёма хозяин по прозвищу драмчик. Вся деревня так его прозывала, почему- сами не знали. Оказывается, дядя Ванька в молодости был головой драмкружка, а ещё раньше- моряком с красивой улыбкой. А сейчас он спился. Работы в деревне нет, а когда была- и тогда балбесничал.
Живности у него было- девать некуда: кошки, собаки, кролики- да все подохли от голода. Поживут месяц-другой-дохнут. Один Артём и остался.
Людям жалко котят топить- так они их всех Ивану несут. А потом ходят в церковь, молятся, у Бога прощения просят. Плачутся, что грех на них тяжёлый, животных на погибель оставили.
Драмчику самому жрать нечего, а тут ещё твари орут-надрываются.
Артём уж приобвык к жизни такой нелёгкой, вроде и ничего, бродит себе потихоньку. Зимой к бабе Шуре-соседке наведывается. Спит у них на чердаке возле печной трубы, та за день от горячей печки прогреется. Вот и тепло.
Мужик б. Шурин ругается, палкой Артёма бьёт, чтоб не повадно тому было бочок на чужой сучок укладывать.
А б. Шура- добрая. Тайком Артёма привечает. Хлебушка когда даст, когда китиков. У неё самой два кота живут- Мурик с Мурзиком. Только они-то какие- сытые, вылизанные, от блох вычищенные.
Сиротливо Артёму жить, невесело.
Доживает Артём кое-как до весны. Худой, бока впалые. Идёт рыжий кот. Из стороны в сторону качается.
Главное холода пережить, а весной-то оно как: благодать. Во дворах куры кудахчут, кормятся. Артём уж тогда пристанет тихонько, из одной с ними плашку мешанку ест. Итак ему вкусно, что глаза старые сами плачут.
Как лето душистое заиграет, Артём к нам бежит. Мы в Москве живём, а здесь дом на лето. Родители меня сюда возили, когда мне ещё года не было. И выросла я, и школа закончила- а всё здесь отдыхаю.
Мы ещё не приехали, Артём уж недели за две ходил, всё разведывал.
Каждое утро мама варила мне гречненвую кашу, что не доем- Артёму идёт. Сыр, колбаса, мясо, творог- всё давали. В небылицу какую попал- так, наверное, Артёму думалось. Под конец и от хлеба отказывался. Ладно ему жилось. Мама посмотрит на Артёма и скажет: «Округлился-то как за лето! Упитанный стал-смотреть славно. Шёрстка блестит.»
Жил у нас в деревне дядя Сёма. Да помер, может, года три назад. Никогда котов своих не кормил. Так он говорил: «Мышиков, мышиков ловите!»
Вспомнил бы сейчас Артём его слова, посмялся бы.
За Артёмом как-то хозяин его, драмчик, приходил. Посадил его на спину и ушёл. А Артём в тот же день к нам опять вернулся.
Дрался Артём по-чёрному. Другие коты повадились к нам ходить, из его миски есть, морды у них нахальные , даже не краснеют. Артём уж тогда боролся, за всё боролся- за место, за ласку. Сложно с молодыми котами сладить- в хламьё совсем превратился, а всё равно своё не уступал.
Любил Артём на солнышке погреться. Растянется на всю скамейку, будто он один здесь и ластится ко мне, ластится, головой в плечо тычет, урчит. Я его отбрасываю, мама говорит он блохастый, гладить нельзя. Пока мама не видит, я его втихаря поглажу, Артём тогда успокоится и уснёт.
Бывает так он надоест, все миски полны, от еды ломятся, а он всё что-то просит и просит.
Один раз даже в дом забежал. Мама его за это полотенцем ударила. Она сильно тогда кричала: «В дом нельзя, нельзя заходить!»
А бывает поспотришь на него- так жалко сделается. Лежит- шея маленькая, толстая, как будто её вообще нет. У меня у папы такая же шея. Из-за этого он на лягушонка похож. А папу всегда жалко.
Артём как лежал целый день на скамейке, так оттуда и не вставал. Все бока протёр- и всё лежит, охраняет. Мы на речку или в магазин поедем, или ещё по каким делам, возвращаемся- рыжий кот на скамейке лежит, ждёт нас.
Только калитка скрипнет, Артём просыпается, нас идёт встречать.
В конце лета я всегда плачу, уезжать не хочется. Смотрю на Артёма и думаю: как он здесь будет без нас? А он лежит и не знает, что мы скоро уедем. Думает, мы всегда будем вместе.
Соседи рассказывают: мы как уедем, Артём каждый день к нам ходит, лежит на скамейке, ждёт. Мыслит себе,что мы скоро вернёмся, а мы всё не возвращаемся. Ходит день, два, неделю, сидит на крыльце рыжий кот. Никто не приедет.
Он уж тогда это понимает и обратно к хозяину плетётся.
Годок пролетел, не заметили, только держись. «Опять мы здесь, будто и не уезжали отсюда»,- скажет мама.
Побежали-поскакали летние деньки. Артём к нам не пришёл. Может обиделся на что-то? Я тем летом толкнула его больно. Артём не обиделся.
Он хороший, он никогда не обижался.
Люди сказали: поздней, горькой осенью дом у драмчика сгорел, едва выскочить успел в одних трусах. Дом родительский спалил. Осталась одна времянка. Там сейчас и живёт. Запил он опять от горя.
Мама об этом не знала. Купила ему плавки на День Рождения.
«Дура я,- говорит,- человеку жить негде, а я плавки. Какая я дура.»
Пришёл к нам драмчик: босой, худой, бледный весь. Заплакал, дом вспомнил и сказал: « Пойду я лапши-роллтона себе сварю.
Артём никогда дома не ночевал, всегда у б. Шуры. А в тот день как назло домой пришёл. Холодно было, драмчик его себе на живот положил, чтоб согреться маленько.
Артём не выбежал. Я часто плачу, Артёма вспоминаю.
Мама скажет: «Ничего-ничего. Значит так надо было, Боженька к рукам себе прибрал, животное так мучилось. Господи, Иисуси Христи, Слава Тебе Господи, Аминь.» Перекрестится и тоже заплачет.
А если б не прибрал, думаю, так бы сидел сейчас у нас на скамейке, на солнышке грелся бы.
Я оглянусь- на скамейке никто не лежит. Значит не выбежал, не успел, а вдруг он придёт ещё?
Как-то утром мы гуляли с мамой по дороге, шли босичком. Она любит гулять. И вдруг увидели кота- рыжий с белыми пятнами. Я рванула за котом- по кустам, крапиве, колючкам. Кот остановился и посмотрел на меня. Это был не Артём, это какой-то другой, молодой кот.
Артём умер. Сгорел.