Тррр, трррррр, псс – и так стопочкой, аккуратненько, легли бумажки. Девушка швырнула пачку в другую машину, та их облизала слюнями банковских лент и сплюнула в ладошку улыбающегося корреспондента. Тот осклабился, будто зарплату получил, и сказал что-то насчет упрощения кропотливого процесса или еще какую хрень, которую льют из ящика по утрам, как льете вы в свою любимую выщербленную кружку кипяток. Толик выключил телек и выплеснулся из дома, расхристанный молодой человек, которому преодоление непогоды ноября представлялось скорее забавой, чем сложностью, бороться с которой помог бы зонт.
Тррр, тррррррр, дзинь – звуки были другими, хрустяще перекатывающиеся, механические, и потом этот звон. Что-то вроде он слышал в деревне у бабки, лет двадцать назад, когда отоваривался в автолавке. Только сейчас перед ним была не бойкая крашеная блондинка за механическим кассовым аппаратом, а сын безвестного хлопкороба, пригнувшийся к окошку со своей, водительской стороны. Толик протянул купюру, получил комок сдачи и прошел в салон, разбрызгивая воду с длинных волос и мокрого пальто и зыркая по сторонам в поисках источника звука. Ничего, только хмурые лица и запотевшие стекла. Прильнув к окну, Толик смахнул туманный налёт. Вытащив сдачу, пересчитал – на десятку водила его поимел. Сам виноват, попытался урезонить сам себя, не желая конфликтовать по такому пустяку.
Тррр, трррррррррр, дзинь – она смотрела на него синющими глазами обитательницы Дюны и была прекрасна, как натурщица Вальехо. Толик сглотнул сухой комок в горле и, вроде как запнувшись, переступил ближе к красоте. Дзинь, дзинь, дзинь – подвели итог пушистые ресницы, и синь взгляда уперлась в автобусное окно, в нежно-розовые ушные раковины как-то развратно воткнулись затычки гарнитуры. Почти видя, как жар запунцовевших щек испаряет воду с пальто, Толик выскочил на первой остановке.
Тррр, тррррррррррр, дзинь – небрежно коснулась фуражки рука. Толик не сразу сообразил, что милиционер обращается к нему, поскольку заворожено смотрел на фуражку, упакованную то ли в чехол не по размеру, то ли обыкновенный целлофановый пакет. Мельтешение цифирок в глазах стража вернуло Толика к действительности. Рука полезла за паспортом. Что, рожей не вышел, хотелось спросить, но мельтешение в глазах милиционера не прекращалось, и Толик решил не умничать. Дзинь – фуражка приложилась к руке, и окошки с цифирками вперились в кудлатых смуглоликих, с клетчатыми баулами вывалившихся из автобуса, идущего с вокзала. Толик вытащил паспорт из просто не умеющих работать на разгиб пальцев стража, и поспешил под навес остановки.
Трррр, тррррррррр, дзинь – недодал сдачу продавец шаурмы и отвернулся.
Трррр, трррррррр, дзинь – морщины на лбу заказчика перекатывались живописными валами. – Всё это интересно, только вопрос: мне-то что с этого обломится? — Было странно слышать это от компаньона человека, заказавшего рекламу. — Мы это обдумаем, - заверил Толик. Он уже начал ощущать, как шестеренки в голове с хрустом проворачиваются, то и дело соскальзывая, и тут же сцепляясь вновь, и механизм калькуляции выдавливает из мозга ненужные чувства.
Трррр, трррррррр, дзинь – хлеб нарезан, кружки колбасы сверху, ложка звякает о чашку. Толик пьёт чай у телека.
- Ты в последнее время робота напоминаешь, - Зоя локтем подвигает полу и без того коротенького халатика выше по бедру. – Меня не замечаешь совсем.
-А, это.
Тррр, трррррр, дзинь – и Толик, обливаясь потом, отваливается в сторону.
- Знаешь, ощущаю себя компостером, - говорит и Зоя и плачет. Толик уже спит, и глазные яблоки под его веками скачут с размеренностью метронома.