Nadine

                Жила-была девочка, рядом, в квартале…


      А глаза у неё были – не зеркало души, а – сама душа. Бездонные и безбрежные, озёра рябинового цвета в оправе пушистых ресниц. Вот такая вот натура для картины «Христос в начальной школе». И неотмирасевосинка, просвечивающая в этой несомненной удаче создателя нашего господа бога, подсказывала – марсианка это, не наш это человек… Но подсказок я не понимал, ибо был отличником.
      Школьные годы не прошли, а промелькнули, и были мы тогда всего лишь гадкими утятами на просторной послевоенной «площадке молодняка». Адмиралтейская слобода, вертолётный завод, окраина Казани…

      Судьба связала для меня затейливое кружево из суровых ниток – я ушёл сначала в «элитную школу», а потом в университет, рос весь из себя закомплексованным, самодостаточным и жестоко страдал от разных маний. А из этой пушистой чебурашки выросла тем временем rara avis, настоящая синяя птица.
      Взыскательная память проявляет сюжет – май, весна, демонстрация, какой-нибудь семьдесят второй год, кипящая толпа буйных и лишь частично вменяемых казанских студентов. Нечаянная встреча двух одноклассников – я учусь,  и я учусь…
А глаза-то, глаза…
      Но – в кукольном театре этой неправильной жизни какой-то неправильный и злой Карабас-Барабас развёл нас очень далеко друг от друга.
 
      Проходили годы, росли наши дети, страна, ещё не понимая истинного смысла происходящего, упёрлась в перестройку застоя. Я приехал в Казань учиться языку Бейсик, учился у сестры, жил у мамы. Полтора месяца нечаянной халявы, но с тайным и ответственным заданием – купить мебель в стремительно пустеющих магазинах. И вот тут хорошо информированная родная матушка, поклонница Рихарда Зорге, меня и просветила, и наставила на путь истинный:
– “А Наденька-то Кочнева у нас заслуженной артисткой стала. В ТЮЗе”.
Я вспомнил эти глаза, эти ресницы, этот голос, принял политическое решение и начал “действовать”.
      Временем я располагал, и дождавшись благоприятного расположения светил, нашёл сначала здание театра, старинное, прекрасное и всё какое-то совсем “не наше”, а потом – будку около ворот с вооружённой старушкой внутри.
Видимо я нервничал, но вспомнил в критический момент, что я тоже сын юриста, и получилось вот как. Вежливо, но решительно потребовал пропустить меня, либо подать в проходную Надежду Кочневу, артистку. После телефонного звонка мне было велено прислониться к стеночке и ждать конца репетиции. Я стоял, “входил в образ” и потихоньку зверел от неопределённости. “И за каким дьяволом я сюда приплёлся?” – начали одолевать комплексы. И здесь – в будку впорхнуло воздушное и раскрашенное, невесомое и всё светящееся существо в явно сказочном голубом платьице. И глаза, и ресницы, и голос:
– «Кто меня ждёт?»

      «О, боже, перед тобой Надя Кочнева, и пятнадцать лет позади…» – вот в такие минуты начинаешь слышать голос своего сердца, а сердце пропускает удар. Но я вспомнил роль, спрятал усы в воротник и противнейшим голосом пробурчал:
– “Кочнева Надежда, это вы, мне попрошу две контрамарки на спектакль, какой поновее…”
Эффект был достигнут на все сто:
- “Кто вы, что вы, зачем, почему я…” – залепетало невесомое существо.
- “Какой поинтересней спектакль, контрамарку на двоих на вечер”, – пауза – “...для Лёни с сестрёнкой”. И тут этот маленький принц пискнул, ахнул и въехал. И в следующее мгновение меня обнимала Снегурочка, Алёнушка и Лисичка-сестричка.
      Да, жизнь наша темна и сурова, но жить тем не менее стоит – нечасто, но дарит она нам вот такие чистые и светлые мгновения, остающиеся с нами навсегда. Я ушёл из театра через четверть часа с контрамаркой на “Дни Турбиных” и весь из себя в расстроенных чувствах, как тот братец Иванушка.

      В назначенный день и час я лично погладил штаны, причепурился, подумал немного и понял – без букета будет мне нехорошо, неправильно. Как дураку с мытой шеей. Вперёд, в цветочный магазин!
      На дворе октябрь, гололёд, а я, весь там, в высоких степенях искусства, лечу через улицу. И прилетел. Упал я технично, сгруппировавшись, мощно накатив на табунок мирных пешеходов. Пешеходы вежливо расступились, освобождая посадочную полосу. Правильно говорят – «Человеку, который знает, куда идёт, мир уступает дорогу!» Я мгновенно и без потерь встал, но весь…как бы это сказать…в жидком и грязном. Такого и в пивнушку не пустят, а ведь тридцать секунд назад был человеком. Но – любите ли вы театр?!

      Спасибо, альма-матер, за полчаса я отмылся в мемориальном сортире, куда, бывало, забегал сам Володя Ульянов – перед сходкой. В магазине «Цветы» было куплено пять красных лохматых гвоздик. И снова – крупными прыжками – вперёд! Я снова увидел прекрасное старинное здание, я успел к третьему звонку, занял место на балконе и приготовился внимать.
      Помню чудо погружения – Киев, гражданская война, те люди, живые, наши люди. И Надя – какие манеры, какая походка, какой поворот головы. Спасибо вам, актёры, спасибо, Михаил Афанасьевич! Глаженые штаны высохли, я вернулся в кондицию и пружинил хвост для вручения букета. А вот вам – часто приходится выбегать на сцену театра с букетом цветов? Но – где наша не пропадала, бывали и в Колонном зале! Надеюсь, что я вышел уверенно и весомо, крепко вцепившись в букет, и «хорошо поставленным голосом» гаркнул – «от Военно-морского Флота!» Как ушёл – не помню…

      На сцене она – как выпад на рапире. Так и должно быть! А после спектакля – и смех, и слёзы, и любовь… Гримёрная, святая святых. Пятое действие для немногих зрителей. После спектакля актёру просто необходимо любить себя и заодно – весь мир.
      И муж у моей Нади такой же марсианин, лохматый знаток Эсперанто. И как только выводят таких в Нижегородской губернии, на какой ферме?.. И Димка у них тоже марсианин, лохматый знаток Интернета. И Арчибальд у них тоже… – спаниель Арчи, похожий на своих хозяев – такой же лохматый и изящный, стремительный и неудержимый, летает по квартире на высоте метр от пола.
      Мы долго вели светский разговор, сравнивая Эсперанто и  Фортран, ТЮЗ и ВПК, сравнивая себя, деликатно пытаясь ощутить и понять – кто же это передо мной… физики и лирики, лёд и пламень. А потом долго сидели за столом, полоскали водкой душу и рот от излишков пафоса и сознавались друг другу во всём. Но национальный напиток актёрам противопоказан, как говаривал опухший с утра Караченцев – лишний стакан чаю не могу себе позволить. И с чего это он на чай взъелся?
А Надя у нас так и вовсе – при исполнении. Расступись, народ, актёры за рулём, - и равных нам быть не может! Береги светофоры!

      Друзей детства – как и родственников – не выбирают. Мы прощались плачущими голосами и жалостливыми словами – «приезжай, приезжай летом, и я отвезу тебя в волшебное место, в Столбищи, к святому источнику…». Боже, почему я так люблю своих одноклассников, и за что они меня любят?..
      Вот так вот мы и нашли друг друга. А потом, потом прокатилась по нам перестройка, Чубайс её мать, раздав всем сестрам по серьгам, оставив свои отметины и шрамы…
Я редко, очень редко бываю в Казани, но когда бываю, то на сцене ТЮЗа блистает её хозяйка – Надежда Кочнева! Вот такие вот актёры в театре Юного зрителя, вот такая публика в нашей старой Казани…

      А сейчас – на меня надвигается Новый год, Рождество … Срочно надо что-то учудить! Просто необходимо. Мы тоже в драмкружок ходили – я снимаю телефонную трубку, одеваю прищепку на нос, загробным  и строгим голосом требую у развесёлой кампании – «Арчибальда к телефону!» Парализованный народ безмолвствует, потом кто-то из гостей начинает старательно лаять. Счастья вам и – исполнения желаний!
Я молюсь за вас…

LLK  XII-2003