(Из сказочного сборника "Кукушечка")
Маленькая Лада сидела на узорчатой скамеечке рядом со своим дедом, который выстругивал из сосновой ветки что-то диковинное. В печи потрескивал огонёк, и свет от него падал прямо на лицо Никиты Афанасьича. Лада заворожённо наблюдала за его руками и поглядывала на лицо, словно пыталась прочесть новую загадку.
- Дедушка, на этот раз, что спрятано в сосновой ветке?
Никита Афанасьич, улыбнувшись, глянул на внучку:
- И не поверишь, Ладушка. Птица лебедь сейчас покажется. Смотри!
Он взял все тоненькие деревянные пёрышки, которые выстругал, и начал ловко складывать из них распростёртые крылья, потом насадил голову на длинной красивой шейке и хвост. В руках деда ожило настоящее чудо.
- А вот сейчас она у нас полетит!
Никита Афанасьич продел тонкую верёвочку меж крыльев и подвесил игрушку под потолок.
- Деда! Красота-то какая! – всплеснула руками Лада, широко раскрыв свои большие синие глазки.
А лебедь и вправду кружил и качался с широко распахнутыми резными крыльями.
- Ну вот, теперь лебединая дева и тебя, Ладушка, под своим чистым крылом от всякой невзгоды спасёт. Ты береги эту птицу, - сказал дед и глаза его как-то особенно сверкнули.
Лада принимала на веру, открыто так, чисто по-детски, что бы ни сказал ей Никита Афанасьич. А говорил он всегда как-то сказочно. Вроде и сказано немного, а загадка какая-то в его слове припасена.
- Деда, а кто такая лебединая дева? – поджав под себя ножки, спросила Лада, приготовившись к новому дедушкиному рассказу.
Никита Афанасьич знал сильное Ладушкино воображение и какая мечтательная она, всё-всё отражается в её небесных глазках, как в зеркальце, каждое слово. А потом её личико пишет великое множество выражений. Он ласково погладил Ладу по головке.
- Ну, слушай. Это было на Крайнем Севере. Тогда ещё земли те не были покрыты вечным снегом, уходящим в горизонт!.. А была в те годы длинная летняя пора. И широкие равнины каждой весной сплошь покрывались синими цветами. Теперь-то такого не случается увидать. А в прошлые времена была наша земля цветущей, как один необъятный сад. Знаешь, Ладушка, словно идёшь не по склону горы, а по расшитой яркой скатёрке, конца и края которой не видно. Вон как наша, смотри-ка! – сказал дед, показав на вышитую скатерть, сплошь усеянную яркими синими цветами.
Лада только посмотрела в сторону, как тут же широко распахнулись её глаза, и была она уже там – в том самом месте, где цветы покрывали далекие, пока ещё невиданные ею земли, и аромат от них исходил самый необыкновенный. Никита Афанасьич, заметив выражение личика внучки, улыбнулся:
- Так вот, Ладушка. День там самый длинный и ночь такая же. Длиннее нигде не бывает. Стало быть, раз в году длится там день и только одна ночь спускается на землю. Жили в наших краях русских, северных, люди красоты неземной. Светлые, рослые и умели летать, как птицы. Только, конечно, крыльев у них не было, но как-то по-своему они умели просторы небесные приручить. Незнакомо им было зло, и потому жили они очень долго.
Почитали те люди особенно белых красивых птиц, что стаями селились среди людей. Лебедь – птица чистая и верная. Так и люди, смотря на неё, учились верности и воспевали красоту.
А представь себе, Ладушка, что летит под самыми небесами белая стая, в лучах солнечных кружит. Каждое пёрышко сквозь себя ясный свет пропускает. Как не возрадоваться чуду такому? Средь народа же того светлого жила одна юная девушка. Вроде и звали её так же, как и тебя, Лада. Может, с тех пор и повелось это имя? Так вот. Любила она к озеру лебединому приходить. Каждое утро шла она по берегу, поднимала по белому пёрышку. Вплетала она те перья в нити серебряные, и получилась шаль красоты сказочной.
В тех же землях северных поверье древнее ходило о том озере. Не дозволено человеку было в его воду заглядывать. Почему? Никто о том не знал. А вот нельзя – и всё тут.
Лада помнила это поверье и не смотрела в его глубины зеркальные. Но однажды видит, как над озером лебедь летит. Да не просто так, а вот-вот упадёт. Крыло-то его ранено, кровь так и капает. Села птица на воду, голову жалобно клонит. Тут Лада обо всём забыла. Вся душа её была к птице той обращена. Подплыла она к лебедю и рукой стала его к берегу подталкивать. Да случайно в воду посмотрела, и почудилось ей, что она себя лебедем белым увидела. А на берегу уж развернула шаль широкую лебединую. Посадила на неё птицу прекрасную.
«Ой ты, лебедь мой распрекрасный! – воскликнула Лада, обернув к солнцу жаркому руки свои. – Разогрей, солнце красное, руки мои! Пусть от них боль любая прочь бежит! Лебедя белого к жизни возвратит! Кровь красна, как лучи твои рассветные! Сильным будет слово моё заветное!»
Глаза Лады в тот миг сверкнули как две звезды яркие. Приложила она руки к белому крылу и чувствует, как огнём горит кровь чистая меж нею и лебедем. Ранка-то зажила прямо на глазах её. Лебедь расправил крылья свои, вытянул длинную шею и закликал в небо песню свою лебединую. А потом голосом человеческим с ней заговорил: «Спасла ты мне жизнь, дева прекрасная! Чистое сердце твоё крылья мои расправило. Но заглянула ты в воды озера моего лебединого. Слова заклятые на его поверхности качаются. Станешь ты теперь белым лебедем. За сердце же твоё жаркое отдаю я голос свой небесам. Теперь будет лебедь-кликун лебедем-шипуном, а тебе остаётся облик человеческий днём, ночью же превращаться будешь в чистую птицу белого Севера!»
Так с того времени и было. Только теперь стала она чаще к озеру лебединому приходить. Ножками в воду озёрную войдёт, лебеди её окружают. Каждый крылом своим чистым до рук её белых дотронуться хочет. Плещут лебеди крыльями воду чистую на неё. И от каждой светлой капельки становилась она всё прекраснее. И вот такая красота отразилась в Ладе, что нежный свет от лица её исходил. Днём – как луч золотой солнечный озарял теплом всё вокруг, а ночью лунной становилась она птицею белой, и на груди её будто звезда яркая сверкала, озеро лебединое освещала.
Так с тех пор стали чудеса разные случаться. Идёт ли Лада светлым днём по горному склону, белым снегом покрытому, как от каждого шага её лёгкого тот снег быстро тает и цветы на том месте распускаются. От следа-то её, говорят, и появились подснежники! Сама она дивится чуду такому. Только приложит руку свою к камню холодному, как из-под него родник начинает бить.
Видели люди её красоту неземную и радостью наполнялись их сердца. И решили тогда старейшины созвать со всех земель мудрых людей, чтобы все вместе решили они – в чём красота девичья заключается.
Объявил главный старейшина о том среди народа северного. И сказал он, что красота Лады станет мерилом в том споре великом. До тех пор в мире целом никто о красоте не спорил. И неведомо было людям северным красотой своей с другими мериться. А теперь в юных девах взыграла зависть лютая. И затаила одна из них злое дело против Лады. Звали её Мурена. Только мы-то теперь не называем так наших деток малых, не хотим, чтобы имя её в ком-то жить продолжало. Стала Мурена к озеру лебединому приходить. Лебедей она к себе подзывала. Уж и кликала она голосом лебединым, и руками своими по-лебединому взмахивала. Только птицы не кружили возле неё. Видно, увидели в её душе тёмное пятнышко.
Как-то в преддверии ночи северной долгой видит Мурена, как Лада к озеру направляется. Пошла она тайком за нею и уже у озера спряталась за большим камнем. Ждёт, что же дальше будет? А Лада вошла в воду. Когда луна появилась на небосводе, развернула она шаль свою из пуха лебединого, взмахнула руками и превратилась в лебедя белого. Плещет она крыльями лунную воду, заливистым смехом озеро волнует. Выплыли к ней лебеди, а впереди всех тот, кого Лада спасла. Разбегались они по воде и взлетали над озером, а потом исчезали в лунном свете.
Так узнала Мурена, что Лада ночью в лебедя превращается.
Шло время. Только ночь на Севере Крайнем минула, как снова долгий день наступил. И собрались там мудрые старейшины со всех краёв земли. Вот восседают они на высоких столбах хрустальных. «Покажись-ка, Лада, выйди к нам, - обратился к ней главный старейшина. – Пусть посмотрят на тебя мудрые люди из далёких земель. Не верят они, что ты землю светом своим освещаешь».
Вышла Лада к ним. Подняла она свои очи прекрасные, отразился свет от неё в хрустальных столбах, заиграл всеми цветами радуги. «Не хочу я быть мерилом красоты, - ответила Лада. – Человек каждый красив настолько, насколько люди согреты им. А глаза синие да волосы, на волны морские похожие, так это только, чтобы землю нашу украшать. Посмотрите вокруг! Разве мало таких среди нас?!» Но, увидев Ладу, уже не могли люди о красоте не спорить. Красота, светом лучезарным озарённая, была для них невиданной.
А Мурена вышла впереди всех, да говорит: «Что ж, каждая из нас теперь хочет красотой своей свет затмить. Коль красавица, так и ночью должна она темноту прогнать. Светлым днём сверкать-то не диво! А вот пускай ночью чёрной свет свой покажет!»
Переглянулись мудрые и решили, что так и быть тому. Стали ночи долгой северной дожидаться.
Как-то Лада сидит у озера. На лебедя своего милого любуется. Он подплыл к самому берегу, выгнул шею свою лебединую и не отрывая глаз своих смотрит на Ладу.
«Зачем люди спорят из-за малого? И не жалко им времени. Восседают они на высоких столбах, чтобы решить – кто же в этом мире красотой своей с другими сравниться не сможет», - говорит она лебедю. «Не горюй, Лада ты моя светлоокая! – отзывается лебедь. – Верность да любовь – вот что главное. Пока в этом мире есть хоть один человек, кому это дорого, кто не сможет ослепнуть да умом слабым стать от чуда сверкающего, будет этот белый свет держаться на людях таких. Север наш с белым цветом мир сравнивает, оттуда и светом белым он называется!»
Сняла Лада свою шаль лебединую. Вошла в воду, обняла она своего лебедя белого. Слезу одну жаркую уронила. Гладит его перья нежные и говорит: «Улетела бы я с тобой далеко-далеко!» - Как хрустальные звуки, голос её дрожит. «Улетим, Ладушка! – отвечал ей лебедь. – Но не время пока! Покуда мы, лебеди, живём в этих краях, Север наш чистотой своей славится! Озеро лебединое в себе отражает сердце человеческое! Вот в тебе оно чистое, потому и лебедем себя увидала в воде. А как улетим, покроется оно льдом холодным, и потеряют люди дорогу к нему». «Боюсь я за тебя, лебедь ты мой ненаглядный! Сердце горячей кровью наливается, когда думаю о тебе! Чует беду оно», - говорит Лада, да нежно гладит своего лебедя.
Решила Мурена, что лучшего случая ей не представится. Подкралась она к берегу и украла шаль, которую Лада у воды оставила. Да бегом назад, пока не заметили. «Ну теперь по-моему будет, - думает она. – Посмотрим, какой красавицей ты без лебедя своего будешь. Без любви да верности человек умирает».
Вышла Лада на берег и заметила пропажу свою. Поняла она, что кто-то злое дело готовит.
А время идёт, ни на миг единый не останавливается. Вот и новая ночь близится. Сумерки над землёю крылья свои расправили. Темнота окутала край северный.
Ждёт лебедь белый, когда Лада к озеру возвратится. Видит, идёт, и шаль лебединая на её плечах в свете лунном чистым светом отражается. Остановилась она поодаль и рукой манит. Взлетел лебедь над берегом и к Ладе спускается. Да только не Лада то была, а Мурена. Вынула она острый нож и в лебедя белого бросила. В грудь его попала. Упал он на землю и замер. А Мурена шаль лебединую с себя сбросила, да кричать принялась. «Сюда! – кричит она изо всех сил. – Лада лебедя белого ранила! Видела я, как нож она вынула и в его грудь белую бросила!»
Сбежались люди к берегу озера лебединого. Страхом их лица были наполнены. Лада бросилась к лебедю своему единственному. Шею его длинную поднимает, на глаза его закрытые смотрит и говорит: «Ой ты, лебедь мой распрекрасный, посмотри на меня! Это ж я! Лада твоя пришла! Согласна я стать навечно лебедем. Летим в края цветущие, где нет зла человеческого».
Только не было ответа ей. Лишь увидела она шаль свою окровавленную да нож с кровью лебедя своего любимого. Тогда подняла она нож и пошла к воде, где луна полная отражается. Воткнула она клинок острый в землю родную у самого берега. И сказала слова, что навечно люди запомнили:
Падай снег с небес!
Льдом покрой простор!
Холод пусть хранит память и укор!
Лебеди летят в тёплые края!
Не догнать их вам!
Лишь в последний раз покружат они,
Озеро уйдёт тайною в ночи.
Будете искать лебедя в пути!
Без него не быть счастью и любви!
Только произнесла она те слова, перепрыгнула через нож окровавленный и в лебёдушку белую навек обернулась. Покружила она над озером, созвала всех лебедей северных, поднялись они под самые небеса и улетели в неведомые дали. Говорят, правда, что слышали люди слова с неба тёмного: «Когда человек отыщет озеро лебединое, лебеди снова на Север вернутся!» И с тех пор светлый народ северный разучился летать. Чистота была потеряна, а вместе с ней и небо недоступным человеку стало. Слышал я, что где-то далеко крылья самодельные народ пытается мастерить. Да разве ж это можно сравнить с тем, когда люди сами в небо могли подняться, как птицы? Снегом холодным покрылись просторы Севера нашего. Во льдах с тех пор заковано озеро лебединое. И светлый народ стал покидать земли родные, о которых в других землях во все века песни слагались!
Никита Афанасьич с любопытством посмотрел на Ладушку.
- Дедушка, подставь скамеечку под лебёдушку, - тоненьким голоском обратилась к нему Лада.
Никита Афанасьич всегда серьёзно воспринимал впечатлительность внучки. Он подставил скамеечку. Лада забралась на неё и поцеловала лебёдушку, что дедушка из сосновой ветки выстругал, кружащую под сводом избы. Теперь-то только так и приходится на лебедя в суровых краях северных любоваться.
- Деда, где же теперь лебединая дева? В каких краях её сердце верное людей согревает?
- А повсюду, Ладушка! Вот и в этой птице деревянной, на счастье тебе выструганной. А может, и в тебе она поселилась?! Ведь недаром же тебя Ладой величают. Славное имя! Верное! Помни, Ладушка, об озере лебедином, которое человека чистого поджидает!