Главная сказала, что привезут самую лучшую ученицу. И она будет жить у меня два месяца. За нее хорошо будут платить. Надо, чтобы она чувствовала себя как дома, в Луисвилле. За нее будут платить даже больше, чем положено.
- Почему? – спросила я.
- Надо, чтобы она ни в чем не испытывала дискомфорта.
- У нее что, особенности?
- Просто она – вегетарианка…
- Депрессия? – спросила я, наученная опытом общения с предыдущей практиканткой.
- Нет, просто у нее гипогликемия. То же самое, что диабет, только наоборот, когда не хватает сахара в крови… Надо всегда иметь при себе кусочек рафинада. Человек может испытывать из-за этого комплекс. Обидно, если ты не такая, как все… Надо, чтобы она не чувствовала дискомфорта.
На другой день привезли тоненькую высокую девушку с двумя огромными чемоданами. Ее лицо как будто светилось изнутри, а глаза – их цвет, выражение, взгляд – заставляли вспомнить о незабудках. Она была в джинсах, темной ветровке с капюшоном и в кедах. Первое, что она сделала, когда ее оставили у меня, - хлопнулась в обморок. Я так испугалась, что, уложив ее на диван, спросила, куда звонить и как ее фамилия.
- Эшворт, - сказала она.
- Эш-ворт?.. Может быть, вас и зовут Лигейя?
- Нет, меня зовут Изабелла.
- Вы поняли? Эшворт – такая фамилия, как будто ее придумал Эдгар По. Это мой любимый писатель, а Лигейя – из его рассказа, та, которую он не мог забыть, о ней писал, вспоминал всю жизнь, такая же неземная, как вы. А что за город Луисвилл? Мне сказали, что вы из Луисвилла.
- Он назван в честь французского короля Людовика.
- Четырнадцатого? Знатока всех искусств? Вдохновителя Версаля? Поклонника прозы? Это мой любимый король. Значит, ваш город основали французы, современники Манон Леско? Знаете, тогда ветреных дам высылали в Новый Свет, чтобы очистить Европу… Наверно, и герцогиня де Ментенон имеет к вам отношение: Людовик без нее не читается.
Она оживилась и достала из сумки открытку с видом родного города. На переднем плане запечатлелась река Огайо, по ней плыло небо, а шеренга странных домов вдоль набережной, каких-то каменных призраков, каких-то балахоноподобных, как будто взялась дотянуться верхушками своих отражений до противоположного берега, в траве и деревьях, куда я уткнула свой палец. Она показала на одно из самых высоких зданий на краю фотографии и сказала, что его строил друг его отца.
- А ваш отец – архитектор?
- Нет, музыкант. Его специальность – старинные инструменты: виола да гамба, лира да браччо, лютня теорбо…
- Недавно я видела теорбо на картине голландского художника семнадцатого века и стояла как ошпаренная. Я поняла, что теорбо – мой любимый старинный инструмент. Мне нравится, что у него два грифа и много струн. Еще мне нравится, как звучит это слово. Если на картине теорбо, значит речь о любви.
- Тогда вам интересно узнать, что место, где я живу в Луисвилле, называется площадь Виндзор.
- Может быть, и вашего молодого человека зовут Ромео?
- Это было бы хорошо, если учесть, что мое второе имя - Жюльетт.
- И вы живете в одном из таких страшных домов?
- Нет, мы живем в отдельном собственном доме.
Она достала еще одну фотографию и протянула мне. На ней красиво цвели высокие кусты и деревья, между ними просматривались стены и крыша особняка и все маленькие гениальные детали архитектуры прошлого века.
- А что вы думаете о лошадях?.. – спросила она. – В нашем городе устраиваются дерби. Все знают: Кентукки – штат лошадей, а Луисвилл – центр Кентукки. И вот вам привет от последних конных дерби!
Она подала маленький конвертик, я открыла его и вынула значок. На нем был изображен крылатый конь Пегас – эмблема последних дерби.
Такие вещи не бывают случайными. Особенно если их получаешь вдруг.
Но не слишком ли много совпадений?.. В детстве, когда моя мама работала директором совхоза, у нас было две лошади: Дозор и Сокол. Теперь лошадкой у меня служил котик Крузи, а к прозе стала иметь отношение легенда о несравненном скакуне. Но говорить о скакуне, значит говорить о тайне. Несравненный скакун не касается праха и не оставляет следа. Его родина – Даос. Там он так же авторитетен, как в остальном мире – Пегас. По-моему, и греческий миф и даосская легенда – об одном и том же, только их понимают по-разному.
Я думаю следующее: идея вашего появления уже присутствовала на одной картине, которую художник сам дал мне на время. Она висела здесь, на этой стене, и делала ее немножко готической и немножко голубовато-серой. На ней изображены два арлекина в высоких остроконечных колпаках. Один подает другому маленький белый кубик, похожий на рафинад, но дело не в нем, а в жесте, в этой руке, которая выражает что-то душевное, может быть тяготение… Говорят, недостаток любви толкает человека на сладкое. Он может съесть всю кондитерскую, но станет лишь толще и себялюбивей. Я не уверена, что на картине был именно сахар, скорее там был белый цвет, который приемлет все, даже намек на лютню теорбо. Вы понимаете, что в новую жизнь надо уметь войти, она всегда к вам спиной, она ни в ком не нуждается. Запомните: быть живой – это как бы находиться на вражеской территории. А белый кубик – это пароль, знак вашего появления.
Изабелла кивнула и сказала, что это слишком серьезно. Наверно, дело было не в словах. А в чем? Возможно, в доверии. Когда человеку двадцать лет и жизнь прибивает его к тебе, и он обречен на твое покровительство, – это не такой уж большой грех. Это лучше, чем подавать себя в своей дутой значительности, за которой холод и безразличие. Главное все равно не в значительности. Главное – в биении крохотной жилки на виске Изабеллы, в пульсации ее крови.
И, когда я спросила, надо ли вызвать врача, Изабелла ответила, что врач ей не требуется.