Наливка

Бабушка вытащила из подвала 20литровую стеклянную бутыль. Тщательно ее вымыла, прожарила на солнце и устроила ее недалеко от калитки, которая вела в сад. Она подложила на уровень табуретки несколько саманных кирпичей и с трех сторон оградила ее от падения. Со всех сторон целый день она была в области золотых солнечных лучей. На второй день бабушка насыпала в нее два ведра вишен и сахару. Сахар она все время подсыпала. Я к этим ее хлопотам относилась равнодушно, мне было неинтересно над чем так колдует бабушка. Но однажды, невзначай, я заметила Алешку с какой-то трубочкой, трусливо скрывавшегося от бутыли и меня. Ага, что-то тут нечисто, раз сбежал сразу же как заметил меня.Подойдя к бутыли, я увидела несколько свежих капель на саманах. Так, так, Алешенька попивает бабушкину наливочку. Да, попивать попивает, почему же уровень не уменьшается? И теперь бутыль стала объектом особого моего внимания. Я ухитрялась спрятаться даже в бабушкиных перинах, которые сушились на заборе. И вот что я увидела, сидя в своих "схронах". Не только бабушкин любимчик Алешенька, но и красавица Аделина, часто наведывалась к бутыли, когда бабушки не было дома. Они со шлангачками выпивали весь сладкий сок, а туда добавляли воду.И цвет наливки уже поменялся:из вишневого он превратился в какой-то бурый, но бабушка без очков(очки она одевала только в доме) и увидеть не могла цвет настойки, а уровень остается прежним, значит все в норме.Все тайное ,в конце концов, становится явным. И бабушка поймала Адельку. Попробовав, что там в бутыли осталось, бабушка пришла в такую  ярость, что схватила Адельку за волосы, подтащила ее к колоде, где рубила курам головы, положила ее голову на колоду и сказала, что сейчас отрубит ей голову, если она не сознается в содеянном ею грехе. Аделька не одна грешила, был еще и Алешка. Я выскакиваю из-за забора и кричу, что Аделька не одна виновата, что  Алешка тоже попивал наливку и доливал воду. Схватила бабушку за руку и дернула так, что обухом топора ударила себя по лбу. Я тут же повалилась на землю и стала истошно орать, бабушка растерялась и испугалась, отбросила топор, подняла меня. Аделька вырвавшись из бабушкиных рук и, отбежав на безопасное расстояние, стала кричать на бабушку, что она Ирод( я не знала раньше об Ироде),детоубийца, внучкоубийца. Прибежала мама, подхватила меня на руки, тоже стала говорить бабушке что-то неприятное, ругаться с нею. Понесла меня домой, приложила к шишке холодный компресс и большой медный пятак еще царских времен. Я лежала на кровати, безвинно пострадавшая за грехи дядьки и тетки, и от обиды тихонько всхлипывала. Но я гордилась тем, что спасла Адельку от смерти, как мне казалось.