Счастье в ладошке...

               
                ВОЗВРАЩЕНИЕ

         Посапывая, на боку спал Андрейка. Наташа подошла к детской кроватке и с нежностью посмотрела на сына:  это её малыш, это её чудо, необыкновенно красивое и нежное, дарованное ей  жизнью за все её страдания, за все мучения!
        Она наклонилась над сыном и нежно прикоснулась губами к его ручке.
       «Что бы он ни захотел, всё сделаю для него! Всё, всё! Страдать буду и молчать буду... Даже умру за него! Всё вытерплю! Все муки, которые только можно в жизни придумать!.. И он вырастет у меня хорошим сыном, которым я буду гордиться:  в школе он - примерный ученик, отличник. А потом... Потом выпускной бал... Он, Андрей, танцует с юной девочкой, трепетно придерживая её за талию. И никогда он её не обидит ни словом, ни движением... Я этому его научу! Затем свадьба... Он даст клятву юной подруге, что в горе и радости будет с ней рядом... Так будет! Так именно и будет! Я все эти черты в нём воспитаю обязательно!»
      Первое, что пришлось сделать Наташе – просить прощение у свекрови.
      - За что просить? – вспыхнула она, когда Максим не то предложил ей, не то довольно спокойным тоном обязал её.
      - Понимаешь... Вроде бы и не за что, но... Но что тебе стоит это сделать?
      Долго ходила, собиралась с мыслями, пока не выдохнула:
    - Простите, Евгения Викторовна, за неприятности! Их больше не будет... – и тут же ушла подальше, не понимая своего поступка.
      А через год они получили новую квартиру. Наташа была счастлива. Впервые за долгие годы замужества она почувствовала себя хозяйкой. И Максим  был неузнаваем: заботился о ней, не повышал голос, советовался по житейским вопросам.
      Но вскоре радость улеглась. Снова наступили тревожные времена, которые она уже испытала раньше. Конечно, Наташа даже с таким положением дел не могла сравнить свою жизнь с той, что осталась в прошлом.
     Жестокость Максима не увязывалась с характером Наташи, которая по-доброму и на горку повезёт и с горки доставит без нареканий и потерь.
     В новой квартире Максим не лез в хозяйственные дела, не требовал денежных отчетов, и вскоре Наталья поняла, что для него, Максима, важнее не суть поступка, а форма, не само дело, на котором настаивает, а подчинение его воле. Наташа перестала спорить, соглашаясь иногда с тем, с чем вообще нельзя было согласиться. Одним словом, она научилась обходить острые углы, а не оголять их. Жила работой, учёбой и сыном с заметными склонностями к рисованию.
      Максим чувствовал, как резко изменилась Наташа. И хотя сам не рассыпал похвал, но видел, что хозяйка она очень хорошая: умела и приготовить, и испечь, всегда порядок в доме и чистота. Но ему хотелось еще женской ласки и её тепла, но его не было. Не было позавчера, не было вчера... Будет ли сегодня?..
     - Да ты хоть капельку любишь меня? – однажды он нервно спросил её.
     Наташе почему-то стало жалко его, такого сильного, умного, а сейчас такого униженного. Решила воспользоваться моментом, открыть душу.
     - Я тебя любила, Максим. Очень любила! Ты же это знал и чувствовал.
     Максим, казалось, еще больше ссутулился.
     - Ты меня никогда не любила! Нет, не любила! – уже почти кричал он, покрываясь испариной. – Ты любила и любишь другого. Имя его – Горин!
    Наташа прикрыла глаза, и перед ней тут же возник он, Горин, которому она никогда не принадлежала, хотя любила долго и отчаянно; Горин, честный, слишком  порядочный, величавый. Он стоял рядом и улыбался...  Наташа всегда сходила с ума от этой белозубой улыбки и от обворожительного взгляда его карих глаз.  Где он сейчас? Куда увела его дорога от её взгляда, от её тайной, а потому и неподсудной любви? Она хранит в сердце его голос, она думает его мыслями, она... она живет робкими надеждами о встрече... А вдруг где-то на такой огромной земле они увидят друг друга... Что тогда? Как она будет вести себя? Потеряет сознание, обнимет его и не отпустит, пока её сердце не насладиться им и перестанет бить в колокола?..
     - Ты где витаешь? – услышала голос Максима. – Словно испарилась, словно умерла...  Ты меня  никогда не любила! – уже со злостью выдавил из себя Максим. - Никогда!
     - Не знаю. Может, ты и прав, может, ты больше разбираешься в любви, но знаю, что у меня было огромное желание и готовность любить тебя, но ты не дал.
     - Что не дал?
     - Любить не давал себя. Как ни крути, а любят за что-то хорошее. Влюбляются в красоту, в положение, а любят за добро и ласку, заботу и внимание. А ты, Максим, ты из меня всю любовь к тебе взял и вытряхнул. Думал, что выбивал капризы, отучивал постоянно от «телячьих нежностей», а выбил и вытряхнул то, чего сейчас тебе не хватает. Где же я возьму тебе всё это, Максим?..
      По щекам Натальи вдруг потекли слёзы, которых уже давно не видел Максим. Наталья давно уже не плакала, как бы и что бы ни говорил ей муж. Злилась, отбивалась, но не плакала. Она стала настолько железной, что теперь Максиму даже слёз её не хватало, и, увидев их, он размяк.
   - Я знаю, Наташа, что я сам во всём виноват, но неужели ничего нельзя исправить? Неужели у тебя ничего не осталось ко мне?
     Так легко было Наташе ему соврать, и он поверил бы, и она в какой-то момент, жалея его, хотела даже сделать это, но удержалась. Знала, что ложь потом откроется, и кем тогда она будет? Этот поступок был не в её характере.
    - Нет, Максим! Нет! Я сама от этого страдаю. Уважаю тебя, как человека, готова быть другом, помогать во всём, но... но того, что было во мне прежде, уже нет. Нет и не будет!

                ДНИ ЗА ДНЯМИ

         От мягкости и душевной открытости Наташи не осталось и следа. Исчезла вместе с роскошными локонами и светлая улыбка. Движения её приобрели решительность, речь стала краткой и отрывистой, даже голос, нежный и кроткий, изменился.
       Её отношение с сотрудниками усложнились до крайности. Многие её не любили. Она же, не имея зла против кого-либо конкретно, не любила оптом всех, кто был причастен к той далекой  неприятной истории. Чужие обиды забываются скоро, свои - помнятся дольше. И Наташа была похожа на осторожного зверька, прежде доверявшего людям, а затем, прикоснувшись к их жестокости, разуверившись в них. Кроме того, она чувствовала, что за её спиной ещё и сейчас шепчутся. Иначе почему же новенькие, которые всё пребывали, разглядывали её, как диковинку?..
      А в отделе действительно было пару человек, которые считали своим долгом рассказать всем прибывшим о характере и нравах местного населения. И центральным стержнем и изюминкой кривотолков были Горин и Наталья.
        Одни, не утруждая себя мыслями, так и принимали Наталью с чужих слов, а другие, заинтересовавшись, находили её интересным человеком, правда, вспыльчивым и с несколько своеобразным восприятием мира. Поэтому мнение окружающих о ней было самое противоречивое.
        Одни говорили: «Мадам Гаврилова так зла, что готова любого укусить.»
        «Что вы, - возражали другие, - Наталья Николаевна очень милая и умная женщина.»
       Одевалась Наталья модно и красиво. Для того были уже и материальные возможности, и вкус, и её умение из ничего сделать что-то очень модное и привлекательное.
        Когда-то Горин долгое время держался от неё на расстоянии. Пару раз пытался подойти, но встречал такой ответный резкий взгляд, что ничего не оставалось, как, щадя своё самолюбие, наблюдать за ней со стороны, пока не настали те прекрасные времена, когда они стояли рядом друг с другом и сдерживали  свои порывы кинуться в объятья и замереть, не замечая никого и ничего вокруг, или умереть, но вместе...
       У Горина в то время в семье уже началось то, что через несколько лет закончилось трагедией. Болезни на родных сыпались одна за другой. Надо было Вадиму работать, кормить и лечить всех, бегать в больницу то к отцу, то к Юре, успокаивать мать. Отцу сделали операцию на легком, а Юра неизлечимо болел почками. Одним словом, было не до себя, и в это «себя» Горин включал и Наташу.
        Однако, наблюдая за ней, видел то, чего не видели многие: её предельную натянутость. Прежде она только временами напоминала ему свёрнутого ёжика, теперь из этого состояния не выходила вовсе. Так и жила иголками наружу.
      И всё же Горин любил Наташу больше своей жизни...