Осень.
Начался промозглый ноябрь. Захлестали, зашумели нудные струны дождей. Просёлки обули ноги странника в пудовую грязь, небо свинцово хмурилось в его глазах; обнажённые, тоскливые перелески сыпали за шиворот ледяные брызги. Инструмент в прохудившемся чехле отсырел, простыл - на нём теперь лишь кашлять да отхаркивать, а не по волшебному серебру да музыкальными пальцами...
Сморкаясь и сиротливо поскуливая, Лис дотянул в себя отсыревший "косяк". Задержал, выдохнул... Ф-ф-фу! Х-х-хороша др-р-рянь!
Быстро темнело. Ночью дождь усилится, надо поразмыслить, где приткнуться, чаёк заварить, поспать, трясясь от холода. Костёр не сотворишь в такую непогодь-сырятину - бензина осталось на полпримуса, а "горючки" и вовсе нет: фляга на ремне грустно бумснула в ответ на вопросительный щелчок пальца. Пусто, пусто...
Загулял, парниша. Давненько уж стоило навострить зимовье: то ли берложку дикую в заповедной дебри, а то ли конуру-комнатку в человечьем муравейнике. Эх-ма, всех забыл, сам забыт...
Дорога раздвоилась. Прямой путь, скучный и тяжкий, - приведёт к трассе. Да в темени "стопнешь" ли кого-то? Ни фига не стопнешь. Надо свернуть... Полегоньку вниз, по склону овражка, промеж голых кустов и жутких деревьев, готовящихся к зимней спячке. Бездумно, безоглядно шагать, ёжась, отбрасывая сопли, матерно проклиная всё и вся… без причины проклиная, ибо такое настроение - поматериться.
"Налево пойдёшь - смерть обрящешь; направо - коня похеришь..." Вот и пошёл. "Так ведь коня-то нету, мать-перемать..."
Дорога вздохнула, помахала на прощание дождливыми руками и сгинула, превратившись в отвратительные заколдобины коровьей тропы. Нога подвернулась, больно хрустнула...
- Уй, бля! - Он сел прямо в грязь.
На тропе, что в закат
Тянет вечер да мрак,
Приземлил тощий зад
Вдохновенный дурак!
Чей-то сын, чей-то враг,
Всех забыл, сам забыт,
Непонятно чем сыт...
Вдохновенный дура-а-ак!!!
"Дура-а-ак!.." Может, не стоило так орать? За дождём не услыхали бы, не почуяли собаки. Не почуял бы и он дух человечьего жилья. И судьба не довела бы до жестокого перехлёста, от которого мозги набекрень. Ну, побродил бы ещё пару сезонов, потом, остепенившись, как все, оброс бы мхом, завёл семью, отпрысков настрогал бы... Тьфу, подумаешь, с оборотнями стакнулся да с ведьмами пообщался. С кем не бывает? Забудется...
Брех собачий раздался неподалёку. Вроде - неподалёку. А вроде - из дали дальней донёсся. А вдруг - то сверху, то снизу, а то прямо со всех сторон!
"Обкурился дрянью, ч-чёрт!"
Страница за страницей, слово за слово, сюжет за сюжетом... Книга судьбы листается, да не тот листает, кому судьба предначертана. Предначертана? Кто чертит? Кто листает? Не человек, вестимо.
Дотащился он (человек ещё пока) до покосившегося плетня, облокотился, упёрся всем весом, ногу жалеючи, да ка-э-эк...
- Ты ш-шо наделал, охальник! Ш-шоб тя лихоманка съела! Ш-шоб те...
- Цы-ы-ыть!!! Ведьма! Сглаза не положь!
- Ой, гляньте! Ве-е-едьма... Сам-то кто?!
- Кто?!
- Конь в пальто!
Две лайки, почти волки, пеной пасти окрасив, рвались с цепей, угрожая погрызть-погрызть-погрызть... Замшелый домишко, в землю вросший, трухлявой соломой крытый; подворье просторное, бурьяном полонённое; дровишки там-сям неколотые, хвороста кучка-невеличка.
Бородавчатая старушенция клюкой потрясает и вроде бы орёт слюняво, но - глаза весёлые, не зверские.
- Слышь, мать, заплутал... Пусти на поночевье, не забижу, плетень поправлю, а?
Лес вокруг такой, что и не верится, где забродил. Были поля, поля... Откуда дебрь? Цветики вялые-квелые, дождём побитые; бурелом, глухомань. Тишина в ушах звенит.
- Сволочина бесова... Чей будешь-то?
- Отца да матери... Наверное.
- Дельно молвишь, да не по-здешнему. Чо надо? Откель взялся?
- Слышь... м-мать, ты чо, оглухела совсем? Говорю ж, заплутал... Нога вот...
- Лады, захожай, ведьмак хренов!
Дальше было весело, сытно и пьяно. Баньку она ему не истопила - не видать баньки-то поблизости. Не моется, что ли? Журавль-колодезь без ведра по ветру мается; в сенцах - бадья с водой, по вкусу - дождевая.
На стол выставила корчагу с кашей гречневой, с поджаркой мясной, вкусной. Ложки, миски, чарки - всё деревянное. А ещё - каравай горячий, грибочки маринованные, сок берёзовый да мёд волшебный в кувшинах корявых, на полешки походящих. Жри от пуза!
- Ну-ка, разоблачись, молодец, не то застынешь.
Лис продрог в своей мокрети, артачиться не стал. Скинул всё мигом. Чего стесняться? Бабке - сто лет в обед. Однако старуха огладила его кошачьим взором, не постыдилась. Хорош парняга, худощав слегка, но жилист - видать, вынослив, аки волк в охотничьем беге.
- На-ко вот, - швырнула она ему холщёвую хламиду, - запрячь красоту несказанную.
Лис не мог стереть ухмылку с лица, одеваясь... то ли в халат, то ли в рубаху до пят? Рукава закатывал долго - до пола свисали. Подпоясался ремешком узорчатым - тоже бабка выдала.
Про Веску он вспомнил, когда уже хмель по венам протёк, раззадорил кровушку, разговорил язык. Оказалось - родня! Близкая, дальняя... чёрт знает.
- Мы все друг дружку знаем, ага. Ты кушай, дитятко, налегай... - Хозяйка поласковела, услыхав сказ про Избень да про войну оборотней с людьми. - А хошь, я тебе, чо хошь исполню?
Лис тотчас представил её "золотой рыбкой" и подавился кашей от хохота. Из закутка, перед сенцами, высунул симпатичную морду чёрный, пушистый котяра: понюхал, ушами с кисточками шевельнул и вышел под блики света лучин.
Электричества у бабки, видать, отродясь не водилось. Печь - из камней неотёсанных - жар-печушка! Холодильник - чулан да погреб. Кондиционер - природа-матушка. Телефон да телевизер - волшба ведьмачья.
Кот вспрыгнул на полку печи, улёгся там, замурлыкал.
"Шут! Курдыш чёртов! Ты ли это?!" - изумился Лис.
"Ну, я... Чо орёшь-то?"
- Чо ржёшь-то? - посуровела старуха. - А вот чо хошь?.. Могу! Ну, чо?
- Ну... Нога болит...
Р-р-раз! - перестала болеть. Ух, ты!.. Он повертел ногой, руками поломал - не болит!
- Ежели ты её щ-щас подломишь сызнова, дык вина в том твоя, - похмыкала бабка над его удивлением.
- А вот у меня ещё волосы...
- Чо с ними?
- Выпадают, редеют.
- Тьфу ты, милок, власы твои хороши, ни фига не редеют.
- Да ты глянь!
- Хе-хе... А ты спой чегось, и всё тебе будет.
- Как... Чего спеть?
- Гитарку хапни, просохла ужо.
И впрямь, чудеса, инструмент - как новёхонький, полировкой блещет, серебром струнным трепещет, петь просится. А был - хоть выжимай.
Лис отшвырнул прогнивший чехол, приласкал изгиб жёлтой деки, словно женскую талию. Ах, ты ж, лапушка-любушка, трень-брень волшебная!.. Гитара откликнулась, тихо-нежно простонала в руках опытного любовника, предвкушая сказочный оргазм.
Ой, да ветром ночным,
Взглядом зорким с небес,
Ой, да камнем живым
Стал порубленный лес.
Под визгливую сталь,
Под холодный расчёт,
В распрекрасную даль
Кровью совесть течёт.
А погибшим - посмертный почёт;
А убийцам ни капли не жаль...
Голос полился ровно, глубоко и сочно, без "петухов" и хрипов. Собаки во дворе заскулили; ветер погладил окно, грюкнул ставней. Оранжевые язычки на лучинах замельтешили, шуганули пляс теней по стенам бревенчатым. Атональное мурчание кота добавило что-то этакое, может, - отголосок ведьмачьей погулянки?
Ой, ты, матушка-лень,
Ой, ты, тётушка-пьянь...
Переплавился день,
Пережарилась дрянь...
Ночь - как в чёрной пыли,
Снова храп, снова стон...
Правит бал в пол-Земли
Перевёрнутый сон...
А для спящих - не писан закон;
Кто не спал - все дровишки сожгли...