Василий, худощавый долговязый мужик раннего пенсионного возраста, сидит на узенькой скамеечке возле своего дома. Старый засаленный ватник небрежно наброшен на плечи. Слабый ветерок слегка треплет роскошную наполовину седую шевелюру, давненько нечесаную. На дворе стойкий дух встревоженной плугом земли. Над головой молочная голубизна низкого неба. По всей округе цветет поздний апрель.
Сидит Василий давно, с утра, и о чем-то сосредоточенно размышляет, время от времени исподлобья поглядывая в левую от себя сторону. Там на своем огороде возится упитанный кругленький лысоватый мужичок одних с ним лет, сосед Иван.
Мысли у мужика, по всему видно, важные, не терпящие отсрочки, – под ногами куча свежих окурков.
Наконец, Василий решительно бьет себя ладонями по коленам, пустые рукава ватника тут же по-петушиному захлопали по бокам.
– Ванька, – в голосе Василия звучали повелительные нотки, – топай, лентяй, сюда. Дело есть.
Иван обернулся, постоял, опираясь на заступ. Будто смекая, когда же он видел этого мужика в последний раз, глядел на соседа. Потом, видимо, припомнив, коротким махом руки вогнал в землю штык и, не торопясь, побрел на зов. На полдороги привычно не по возрасту легко перемахнул через межу.
– Ну, какое еще дело? – подсаживаясь рядом с соседом, произнес Иван.
– А такое. Я тебе сейчас ультиматум давать буду.
– Опять ультиматум? – Иван поскреб пальцем своё темечко. – На прошлой неделе ведь обсуждали.
– Прошлое – не поминай. Мало ли что было... на прошлой неделе. Ты еще раньшее вспомни. О чем на крещении толковали. У меня к тебе теперь новый ультиматум имеется.
Иван посмотрел на небо, оценил текущий час и благодушно усмехнулся:
– Ну что ж, время к обеду, можно и новый. Выкладывай, сутяжник, свой ультиматум.
Василий повернулся в пол-оборота к соседу и воинственно приосанился.
– Дело, Ванька, предупреждаю, нешуточное… Ты когда свою бабу усмиришь? А? Посмотри, – он махнул рукой в сторону, – Манька твоя опять на мою сосну позарилась, новую бельевую веревку накрутила. Старая ишь сгнила, так она новую. Каждый год так вольничает. Это ж самый, что ни на есть, форменный захват чужой собственности. Притом самочинный. От тебя и твоей половины, как я овдовел, совсем житья не стало. Бедствую, можно сказать.
Понимая, что это только затравка (бельевой веревкой испокон веку пользовались оба хозяина), Иван для поддержки разговора изобразил свое недовольство:
– А ты сам? Разве не…
– Это не в счет. Это ответное мое боевое действо. Твоей милейшей супружнице-захватчице в отместку. Закурим?
Василий протянул соседу полупустую пачку папирос. В ней заинтересованно порылись. Закурили.
– Всё, Иван, терпение мое, считай, кончилось. Потакать Манькиным безобразиям я дальше не намерен, – морщась от дыма, ненароком попавшего в глаз, произнес Василий. – Отсюда у нас с тобой пограничный конфликт. Серьезный.
– Ну, и что же теперь делать будем? – без всякого интереса проговорил сосед.
– Плетень будем меж наших огородов ставить. Вот. Такой тебе мой ультиматум. Я от тебя, агрессора, стеной отгородиться желаю.
– Плетень? – Иван удивленно посмотрел на приятеля. – В нашей деревне отродясь ни у кого плетня не было. И жили. Вроде бы неплохо жили. А что будет, коли мы плетень поставим? Ты только представь, Вася: стоит этакий красавец, один одинешенек, а Марья поверх него свои тряпки развешивает. Над нами же смеяться будут.
– Ванька, не юли. Сказано тебе: это мой ультиматум, – и стряхнул под себя пепел.
– А ты почему от Петра не огораживаешься? – Иван головой указал в сторону.
– С Петром я после разберусь. Сейчас с тобой, с паразитом. Петька в поле, освободится, я и ему ультиматум дам.
– Понятно… – усмехнулся Иван.
– Ну, как? Согласен плетень ставить?
– Что ж, плетень – это можно. Только вот строить-то как будем? Сомнения у меня: получится ли?
– Ты что – издеваешься? Да разве мы, два здоровых мужика, зачуханного плетня не осилим? Возьмем подводу, запряжем и поедем с ветерком в лес. Там нарубим кольев, ветвей. Делов-то?
– Ты когда, Вася, в последний раз лошадь запрягал? – Иван участливо посмотрел на приятеля. – В прошлом веке? Когда мы с тобой мальцами на конюшне возились, дедам помогали?
– А вот это не важно. Кто хоть раз запрягал, тот не забудет. Не велика наука.
– А лошадь где возьмешь? В нашей деревне я только одну кобылу знаю – старого мерина Буяна. Да и подвода в деревне тоже одна. И то, и другое у Федота Косого, что в фермеры который год пыжится. Так ведь он не даст, как ни проси. Не, Вась, с лошадью не получится…
– Не получится, – с грустью в голосе согласился Василий и на минуту задумался. – Тогда вот тебе мой твердый ультиматум: идем в правление и у Степки берем трактор с прицепом. А потом в лес… с ветерком.
– Конечно, Степан мужик сознательный. И в наш межевой конфликт войти может. Но ведь пахотная в разгаре. Вся техника при деле. Кто же ему позволит трактор выделить на наши фортификационные нужды? Сам посуди.
– Да, верно, – Василий почесал переносицу. – И летом тоже не даст, и осенью… Что же получается? До зимы ждать? Твоим с Марьей хулиганством еще год целый любоваться?.. Ладно, так и быть, подождем. Ну, уж зимой по снежку на тракторе в лес, с ветерком. По рукам?
– Вот это годится. Только, чур, плетень ставить по весне будем, когда земля совсем оттает. Согласен?
Быстрое согласие приятеля с ультиматумом Василия не смутило:
– Ну, это уж само собой.
Иван кивнул и, как маршальским жезлом, пальцем указал на промежуток между двумя стоящими рядом сараями:
– А до весны колья и ветви пусть там полежат. Для сохранности. Ночи у нас зимой, сам знаешь, холодные.
Василий недобро посмотрел на друга:
– Вредитель…
Разговор прервался. Иван понимал: на время; терпеливо ждал продолжения. Оно и последовало:
– Черт с тобой, Ванька. Раз так, слушай мой решительный ультиматум. Нынче все заборы строят. Высокие, глухие. Белье на них не развесишь. И мы пойдем таким путем. Едем в центр, там покупаем куба два обрезной доски дюймовочки, чтобы каждому по кубу вышло. В придачу берем железных столбов по десятку на брата. И нам, как буржуям, всё это привозят на их торговых лимузинах. Что скажешь?
– Скажу, Вася, что мысль хорошая. Куб приличной доски да десяток железных столбов в хозяйстве всегда нужны. Мне вот давно курятник выправить требуется. Да и тебе добрый лес сгодится. Я гляжу, пристроечка летняя на бок у тебя стала заваливаться. Хорошая мысль.
Доводы Ивана приняли хозяйственный характер, и Василий понял, что нужно переходить к активным действиям.
– Ванька, с тобой без стакана просто говорить невозможно. Я же о заборе речь веду. Можно сказать, стратегический вопрос решаю, собственность свою от завоеваний обороняю. А ты… Ладно, – Василий потрепал приятеля по плечу, – пока твоя захватчица в городе злобу на меня копит, от нападений на мое богатство у своих детей отдыхает, пошли в дом. У меня вчера несколько капель самогона образовалось. Под щи их и приговорим, заодно конфликт наш разрешим. В принципе.
Иван возражать не стал, послушно побрел за другом в избу.
В горнице Василий деловито поставил на стол хлеб, соль, сало, прибавил к ним маринованные грибы и несколько штук луковиц. Заполз в нижнюю полку буфета и выволок оттуда пузатую трехлитровую банку самогона. Аккуратно примостил ее рядом с едой, присоединил к ней два стакана.
– Перед щами давай по махонькой, для установления дипломатического контакта, – хозяин разлил белесую жидкость. – Ну, за консенсус!
Выпили.
– Значит, не хочешь из доски забор ставить? – Василий вновь наполнял стаканы.
– Не, Вась, не хочу.
– Аллах с тобой. Тогда я от тебя, талиба, кирпичной стеной отгораживаться намерен. Последний мой ультиматум.
– Забор из кирпича? Дорого ведь станет, – Иван деловито резал сало. – К нему, Вася, цемент нужен, песок. Нет, дорого. Держи кусочек.
Василий принял предложенное и сверкнул глазами:
– Дорого? Пусть дорого. Зато на века! Соображать, Ванька, надо.
Чокнулись.
– На века – верно. Но потребуются еще расходы, – проговорил Иван, закусывая грибочком.
– Это какие? – выдохнул Василий.
– Как же! А проволока колючая, ток электрический. Нет, не осилим.
Хозяин подошел к плите, подбросил в рыжую от углей топку несколько дровишек, оценил, как они занимаются огнем, поставил на плиту кастрюлю со щами и вновь подсел к столу:
– Тогда вот тебе мой ультиматум, окончательный. Делаем так…
Предстоял долгий, бескомпромиссный, мужской разговор…