Если бы моя младшая сестра спросила меня сегодня, какое у меня настроение, я бы, не задумываясь, ответила «фиолетовое». У неё даже дни недели имели различные цвета, а что тогда говорить о различных оттенках настроения!? В общем, настроение было «фиолетовое» или «ужасное», потому что я терпеть не могу фиолетовый или «лиловый», как его называет мама.
Мы наконец-то столкнулись… Лицом к лицу. Столкнулись впопыхах. Быстро пробормотали чужое и безразличное: «привет», и снова пошли каждый своей дорогой. Собственно мы и знали, (я то это знала точно, а он, может, и не думал об этом вовсе), что рано или поздно это случиться. Ведь всё это время мы ездили в одних и тех же автобусах, ходили одними и теми же дорогами, и даже жили в одном городе… только в разное время. А теперь это время совпало. Мы встретились «почти» случайно, и какое-то совсем короткое мгновение я слышала в себе только свое сердце, которое почему-то бешено, заколотилось, а потом также резко успокоилось, как море после шторма (сама я не видела, но в книгах читала, что так бывает). Так вот в эти несколько секунд, когда я его видела, я совсем потерялась. Я даже говорить не могла и очень пожалела, что за мной увязалась эта девочка из другой группы. Её бесконечные вопросы раздражали меня едва ли не больше, чем синяк на лбу, который я заработала, из-за своей удивительной способности попадать в нелепые ситуации.
Для того, чтобы скрыть своё временное увечье, мне пришлось подстричься и я теперь чувствовала себя вдвойне ужасно от того, что мои непослушные жесткие волосы торчат во все стороны, как струны поломанной гитары. Какое-то время я даже помнила его глаза полные недоумения, словно он очень хотел о чем-то спросить меня и не успел. Или это был испуг, не знаю точно. Но что-то в его лице было не так, словом не так, как это бывает с людьми совершенно для нас посторонними. Едва только сердце прекратило свою бешеную работу, как настроение у меня сразу сделалось «фиолетовое».
Мне хотелось домой, или хотя бы подальше от центра города, подальше от людей и шума, который они производят. Но они, люди, как назло, не желали оставлять меня в покое. Это выяснилось почти сразу, как только я села в битком набитую маршрутку.
- Вам не дует? – спросил меня какой-то парень, который плюхнулся на сидение со мной рядом.
Вообще-то мне очень даже дуло. Меня почти сдувало. Наш водитель, сразу выехал на встречную полосу, и, не сбавляя темпа, рванул на подъем. Но я промолчала, только слегка поежилась. И он, парень сидящий рядом, это конечно заметил и рывком закрыл окно.
- Сейчас нетрудно заболеть. Ангиной болеют летом так же часто, как и зимой. – Продолжил он, усаживаясь удобней, и видимо считая, что это весьма полезная для меня информация.
- Угу – отозвалась я скорее из чувства любезности, чем из желания продолжить беседу и очень неопределенно кивнула. Кивнула так хитро, что мой кивок с успехом можно было принять и за знак согласия и за знак благодарности, смотря по тому, чего он больше ожидал.
- Очень жаркое лето, - продолжил он монолог и поправил на коленях сумку с книгами.
Казалось, его ничуть не конфузит, то, что он говорит сам с собой, и я аккуратно, так, чтобы он не заметил, кинула быстрый взгляд в его сторону. Его профиль показался мне определенно знакомым. Невозможно было не запомнить, а, запомнив забыть эти великолепные рыжие ресницы и ямочки, которые возникали у него на щеках всякий раз, стоило ему что-то произнести или улыбнуться. И я совершенно определенно была уверена, что глаза у него светло-зеленые, почти прозрачные, как море, пока в нём не поплавали люди. Всё это было так знакомо и так необъяснимо, что я тут же мрачно уставилась в окно, безуспешно пытаясь вспомнить: «где?»
- Вы не в школе работаете? – вдруг спросил он и небрежно потер свою двухдневную рыжую щетину.
Мне стало немножко смешно, и я улыбнулась.
- Нет. А что похожа на училку или так ужасно выгляжу?
Он даже не сразу нашелся, что ответить, только глянул мне в глаза, как-то особенно, ласково и улыбнулся.
- Нет. Просто лицо у вас… в общем оно у вас было такое… С таким детей в школе пугают… то есть ругают - отозвался он и мгновенно покраснел.
- Свирепое? – спросила я серьезно.
- Что-то вроде того, – кивнул он в ответ.
- Это всё из-за неудачной стрижки, – попыталась я объясниться и улыбнулась по возможности дружелюбнее. – Вообще я не такая. В смысле не злая. Не очень злая.
Он серьезно кивнул и сосредоточенно глянул на мою голову.
- А что с ней не так? По-моему всё очень даже прикольно… даже стильно я бы сказал.
- Какое там стильно, - расстроено отозвалась я, радуясь, что хоть кто-то готов меня выслушать. – Всё торчком! Это ужасно! Я никогда не выглядела так… так жутко.
И чтобы убедиться, что это и в самом деле ужасно, я быстрым движением левой руки достала зеркальце из кармана тонкой куртки, которую мама заставила меня сегодня одеть.
- Ну, если не знать, можно подумать, что так задумано.
- Серьезно? Но не это, - тут же ответила я и подняла волосы со лба.
Сама не знаю, что на меня нашло, но мне почему-то не казалось чудачеством то, что я делаю. Словно передо мною был друг детства, такой которому можно доверить всё. И, что интересно, он тоже не посчитал это чудачеством, потому что очень серьезно оглядел мой синяк и с деликатным сочувствием пожал плечами.
- Это пустяки. Ему еще предстоит стать желтым, и зеленым, прежде чем он сойдет окончательно, – успокаивающе проговорил он. - Это пройдет, куда тяжелей заживают раны, которых не видно.
- Вы это о чем? – подозрительно отозвалась я.
- Да ни о чем. Так просто.
- А…
Он подумал немного, наблюдая, как я изучаю свое временное увечье, и вдруг сказал, не обращаясь ни к кому:
- Ну что ж я не вижу другого выхода.
- В смысле?
- Всё просто. Я вас нарисую, и тогда вы поймете, что всё нормально, - пояснил так спокойно, словно говорил о совершенно обычных вещах.
- В смысле? Прямо сейчас? – оживилась я.
Он усмехнулся и быстро пожал мне руку, очевидно считая мои слова чудесной шуткой.
- Только самоубийца или маньяк рискнет достать в этой маршрутке карандаш! Но это можно было бы сделать на бульваре, к примеру.
- В самом деле? – я была поражена так, что забыла даже все неприятности утра. А всё потому, что иметь собственный портрет было едва ли не самое моё заветное желание. – Кистью? На холсте? В полный рост?
- А вы хотите кистью и на холсте и в полный рост непременно? – он озадачено улыбнулся.
- Мне это не так уж и важно на самом деле, – заметив это выражение в его улыбке, быстро ответила я. – Мне бы побыстрее. Я ждать не люблю.
- Отлично, если желание до вечера не исчезнет, вы сможете меня найти возле фонтана на бульваре. Я там рисую по вечерам. Ну, что же, до вечера?.
- Каждый вечер рисуете? – спросила я.
- Как получается. Но сегодня буду точно.
И он действительно был там. Он рисовал, а вокруг него копошилось какие-то маленькие дети, которые усердно возили разноцветными мелками на дорожках и возле фонтана, пытаясь что-то изобразить. И все они почему-то изображали маму с шариком и солнце, почти как в песне «Пусть всегда будет мама…» (может, это было их заданием?). И только один карапуз нарисовал что-то отдаленно напоминающее джип с большими пребольшими фарами. Когда кто-то из них к нему обращался, он отвечал очень серьезно, так что со стороны это выглядело весьма забавно. Но мамочки, которые сидели тут же, видимо давно привыкли к этой картине. Они наблюдали за этим очень спокойно, я бы даже сказала безразлично, и с удовольствием курили или ели мороженое. И мне почему-то стало интересно, как они собираются воспитывать своих детишек, если сами так беззастенчиво попыхивают тоненькими, почти прозрачными сигаретами? Или может, они готовы во всем потакать своим детям, ведь мы живем в «свободной» стране, и значит, каждый может делать, что ему хочется.
А он между тем рисовал. Щетина на его щеках исчезла, и это ему шло. Да и выглядел он почти элегантно, если не считать взъерошенных на затылке волос и старых джинсов. Мне хотелось посмотреть, что же будет дальше и я, спрятав глаза за большими темными очками села недалеко от него, и раскрыла журнал. Мне казалось, что я хорошо замаскировалась. На мне было надето платье цвета морской волны с широкими черными лентами под грудью и на спине, и босоножки на высоченном каблуке. Лишь один беглый, заинтригованный взгляд он бросил в мою сторону и снова с увлечением занялся малышами. Мне уже начинало надоедать это наблюдение, и я уже думала о том, как подойти к нему, когда он сам внезапно повернувшись в мою сторону, сказал негромко:
- Привет, агент 007!
Я сняла очки и улыбнулась.
- Привет! А что это у вас? Изостудия на свежем воздухе?
- Что-то вроде того, – он развел руками и улыбнулся.
- А вообще что это мы на «вы»? – спросила я, бросая очки в сумку. – Что мы старики какие? Тебе сколько лет?
- Двадцать, – отозвался он.
- А мне девятнадцать.
- Отличный возраст.
- Мне тоже нравится. И где мне сесть?
- Да где удобно. Можно вон под теми березами.
- Люблю березы, - отозвалась я, и приняла, как говорит мама «непринужденную позу».
И он начал рисовать. И рисовал он вдохновенно и напряженно. Когда мне становилось скучно, а это случалось часто, потому что он почти не разговаривал, он становился забавным, на его лице появлялось задорное выражение. И тут произошла вещь совершенно для меня неожиданная, кто-то тронул меня за плечо. Я обернулась. Это был Алексей, человек, которого я меньше всего хотела бы видеть.
- Привет! – серьезно сказал он и непроизвольно коснулся моих волос.
- Привет, - машинально отозвалась я, прежде чем успела промолчать.
- Ты обрезала волосы? Я не сразу узнал тебя сегодня утром.
- Да. Сменила имидж, - ответила я резко и отвернулась.
Но он не ушел. Он никогда не уходил, не попытавшись со мной помириться, кроме, пожалуй, одного раза...
- Мне мама твоя сказала, что ты здесь. Замечательно выглядишь, - продолжил он, пытаясь поймать мой взгляд.
- Просто счастье, что не ты один так думаешь.
- Да? И кто же еще?
Я не ответила и посмотрела на моего художника с чарующей улыбкой, он продолжал рисовать и в первые минуты хмуро воспринял появление в нашей компании незнакомого ему одетого как денди молодого человека.
- Теперь понятно, - отозвался Алексей, проследив за моим взглядом. – Странный выбор. Художники мало зарабатывают. Искусство никому не нужно. Бедные не покупают дорогих картин, а богатые в них ничего не соображают, даже если и покупают. Не думаю, чтобы он был в твоем вкусе.
- Счастье, не зависит от денег, между прочим. Для тебя это новость?
- Да? И от чего же оно зависит? – насмешливо спросил он.
- От отношений, прежде всего.
- А нормальных отношений без денег не бывает. Всем и всегда нужны деньги.
- Это ошибочное утверждение. Если бы в мире все любили друг друга из-за денег, нас бы с тобой не было. И потом я знаю одного человека, так вот пока он делал деньги, стараясь обеспечить семью и укрепить свой семейный союз, он попросту потерял и жену и детей.
- Я думаю, они вернулись к нему, как только он достиг успеха.
- Ошибаешься, Алеша. Они не общаются с ним.
- Хочешь сказать ему нужно было оставаться лентяем?
- Нет. Просто нужно правильно расставлять приоритеты. Люди важнее успеха и денег. Вот, что я хотела сказать.
- И давно ты стала такая умная? И все равно, без денег быть счастливым невозможно.
- И ты испытываешь радость только при виде денег?
Алеша ответил не сразу, сначала он посмотрел на меня, а потом улыбнулся.
- Нет. Я рад видеть тебя.
- Ну вот.
- Может, сходим в кафе? Твоей любимой пиццы закажем.
- Ты пытаешься меня купить?
- Почему бы нет?
Я глянула ему в лицо и улыбнулась.
- К сожалению, вечер у меня занят.
- Художником? Брось, делать из меня идиота. Он не любит тебя. Сознайся, что это шутка.
Я промолчала, надеясь, что Алеша уйдет раньше, чем мой портрет будет окончен. С каким-то неясным чувством тревоги я ожидала этого момента. Но вот мой художник дорисовал, сделал последние штрихи и поднялся с мраморного бортика фонтана. Не зная чего ожидать, я напряженно замерла.
- Ты великолепно позировала, любовь моя, - сказал он, присаживаясь рядом со мной, и галантно поцеловал мне руку.
- Я старалась...
- А это должно быть Алексей? – спросил он дружелюбно и протянул ему руку. – Артем. Очень приятно.
Алеша хмуро пожал протянутую руку и пробормотал что-то невразумительное.
- Ты уже отдохнула? – обратился Артем ко мне, положив руку мне на плечи, так словно делал это тысячи раз.
- Да. Мне уже гораздо лучше, - улыбнулась я, и мы оба встали. – До свиданья, Алексей Иванович. Приятно было снова с вами увидеться.
Никогда не забуду взгляда, которым он посмотрел мне вслед, но меня это не слишком интересовало. Куда необычнее было то странное волнение, которое я испытывала от того, что моя рука была в руках Артема. Он ничего не говорил. Только один раз глянул на меня и слегка сжал мою руку. Так мы и шли без особой цели, а вечер постепенно раскрывал над нами свой огромный темно-синий шатер с мерцающими звездами.
Но даже самым замечательным встречам приходит конец.
- Ты подаришь мне, наконец, мой портрет? – спросила я, когда мы стали прощаться.
- О, конечно, - он порылся в сумке и вложил в мою раскрытую ладонь лист бумаги свернутый трубочкой.
- Извини, что втянула тебя в эту историю...
- Историю? В какую историю, Полина? – он улыбнулся, и в темноте я увидела взволнованный блеск его глаз. А потом он бережно взял мое лицо в свои руки и поцеловал меня так нежно, как детей целуют перед сном. – Спокойной ночи, родная.
- Спокойной ночи, – с трудом ответила я зачарованная его прикосновением.
Так закончился этот день. Когда я открыла двери дома, там было тихо. Все ушли в гости. Я упала на постель, как была в платье и при свете ночника разглядела подаренный мне рисунок. Это без сомнения была я. И я себе понравилась, если вас когда-то рисовали, вы поймете, что я имею в виду. А на обратное стороне рисунка мелким подчерком было написано следующее:
Р.S. Угаснет этот день, как многие другие.
И ты забудешь, кто нарисовал тебя.
Пусть будет так, как хочешь ты.
Безумец только так влюбиться может,
Как я влюблен, влюблен в глаза твои.