По-моему, рок-бардов природе всего два. Башлык был, да вот второй остался – Андрей Вох.
Рок-бард – акустика, но без кээспашной простоватости.
Но вообще-то Вох - художник, закончил художественное училище в Свердловске. Иногда говорят: «Разве Вох художник?» - привыкли видеть в нем человека с гитарой. Но мне как-то даже кажется, что Вох больше привязан к живописи, чем к гитаре. В любом случае он не хочет сужаться… Хотя однажды он даже оставлял гитару. Просто меня удивил-шокировал: «Всё, я больше не пою». Мол, есть более серьезные вещи. Но ничего не вышло - снова запел.
Другая проблема Воха в том, что он, скорее всего, поэт, чем поэт-песенник. Поэзия в его «текстах» первична, он как бы подсоединяет к метафорам и рифмам интонацию и мотив. И в общем-то это вещь законная. Любой поэт имеют некую нуль-музыку или около того и непременно - интонацию. В песне на продажу, в песне для шоу-бизнеса метафор должно быть поменьше, философии совсем чуть-чуть, незнакомых слов совсем мало. Песня – епархия масскультуры…
Вох и пишет, и поёт. У него вышло три альбома на дисках. Последний называется «Зомби любви». А до того ещё выходили пластинки. Но всякому ясно, что радиолы и патефоны, а с ними и пластинки ушли в астрал, а энергия ушла в песок…
Люди, знающие раннего Воха, считают, что под гитару, без звукозаписей - оно было душевней, лучше. Очень прошибало, блин-душа! Особенно «Я жил у фиолетовой реки, где в сети попадали рыбаки» или это: «Богема, богема». У Воха какой-то голос беспрецедентный: то ли ругает, то ли печалуется за тяжелую судьбу творческой интеллигенции, толи, наоборот, воспевает. Голос Воха такой скованный, но прорывается как волк через флажки у Высоцкого. Он не хрипит, но в вибрации звучит воля. Он и резок, и деликатен. Редкостный перелив: то ли плакать, то ли пугаться – не знаешь. Муза Андрея как и у Окуджавы городская, такая же минорная. Если по большим линиям, он – серьезный, принципиально грустный, но не слабый и даже похож на колдуна. «Неслабый» - даже слабо сказано: Вох - турбулентный, несущийся-катящися, рок-н-рольствующий, острый, бескислотный («Но рядом сгорают дотла. До тла… До тла… До тла»). Но при этом остается театральность, эстетскость, он сдержанней Башлыка или Высоцкого. В живописи его побольше театральности, а в песенках побольше ретро. Одна песня так прямо и названа «Восемьдесят пятый», в смысле «год»:
Ты была плохой актрисой –
Все ужимки из кино,
Увлекалась ты «Алисой»,
Это было так давно…
…И мы жили-размножались
И не ведали стыда,
Все кумиры облажались
Потихоньку навсегда.
Расскажите мне, ребята,
Как построить самолет,
Чтобы в восемьдесят пятый
Улететь, курнувши, год,
Где мальчишки без стакана
У подъездного крыльца
Отмечают из Афгана
Возвращенье удальца.
Им под шип магнитофона
Жить, как с белого листа,
Опускаюсь до жаргона,
В ожидании Христа;
Мне ж лететь над миром плавно,
Наблюдая, как в кино,
Все что здесь сбылось недавно
И чему не суждено…
Но это вохово ретро - не «за углом черный кот», это нравственный жест, который ныне не в моде. Помните у Высокого: «Я это никогда не полюблю». Это был пафос, но подлинный, хороший. Просто так, фоном Воха нельзя слушать. Его песня не поется в ресторане. Структура его личности не вяжется с демонстрацией кулинарных рецептов по ЦТ. Он, как и все рок-барды, не хочет и не может подстраиваться, не соглашается на ликвидный формат. Он элитарен. И эта элитарность – опасная вещь.
Где твой дом?
Вновь облом.
Пыль дорог.
Русский рок.
Может быть «рок-бард» и есть «русский рок»?
Когда Майк с Цоем приезжали в Свердловск с акустикой, это было очень «по-русски», очень так «подпольно». Позже потом я пошел уже на концерт Майка во Дворец спорта, и «Пригородный блюз», «Ты дрянь» в этот огромный зал, с мягкими креслами, с электроникой не вписывались. Эффекта не получалось...
Вох очень злится, что мы-вы не пишем про него, не слушаем его, не смотрим на его картины. Забыли старика Воха. Точнее, сказать обижается. Но не за себя - обидно за всех, за других, за гениальные таланты, за талантливых гениев. Он действительно любит и не любит «богему», «богему, утонувшую в фиолетовой реке». Его картинки с уверенным рисунком, но не потому, что он - ретроград или боится импрессионисткой «мазни», он – против Ван-Гога, но не за его желтые подсолнухи и сверкающие после дождя виноградники, он против обрезания ушей и самоубийств, против полётов во сне и из окна.
«Думал ли ты о значении слов «искусство требует жертв», отправляясь в страну мастерских под названием «богема»?
Что-то есть мазохистское в этой стране, где лишь только погибшее свято, и ты знал – это страшная тема.
Мадильяни, Сид Вишес, Ван Гог, слишком много самоубийц, чьи портреты висели всегда в столь неубранном доме.
Ты был пасынком века, ты был одинокой струной, и живым муравьём, поселившимся в металлоломе».
Он прославляет, осуждает, наблюдает, жалеет, жалуется и возмущается одновременно. Это северная песня северной гитары Андрея Воха. На сайте www.artlib.ru можно найти его картинки. Льву Хабарову не пришлась по вкусу «профессиональность» воховой живописи, но мне она понятна: он борец, он не хочет расслабиться, он сохраняет тщательность рисунка, краски блестят, сюжеты говорят. Прошлый век, - скажет кто-то. Такой он есть: напряженный, сложный, собранный. Вальяжность – не его…
Неформально—экспериментальные выставки в Свердловске 20 лет назад были местом сборки. Среди картин на стенах в центре внимания были: Гаврилов, Махотин, Федореев, Букашкин, Шуров. Но главное было то, что потом стали звать актуальностью. Там появлялись поэты, барды. Там всё пересекалось, бродило, смеялось: художники, поэты, диссиденты, чиновники, журналисты. Вох там появился сначала как бард. А потом принес вдруг свои живописные работы. И сам оказался синтезом: гитара, стихи, живопись,- всё вместе.
Поверьте вдруг однажды услышать пение Воха – это шикарно. Особенно в какой-нибудь «нехорошей квартире», как повезло мне. Вох ударил по струнам запел, мы услышали как поет художник.