Альфред Шнитке и Василий Петров

Татьяна Мартен
Василий Петров работал сантехником в ЖЭКе, был человеком умеренно пьющим и уважаемым. Даже один раз на доске почета висел. Жизнь шла без особых потрясений, пока амур не сразил его снайперским выстрелом.
Дело было так. Пошел он по вызовам и на самом последнем  дверь открыла хозяйка - золотые волосы на плечи спускаются, голос бархатный, вежливая, красивая, не женщина – мечта! Вот и подорвался на любовной мине.
С тех пор каждое утро Петров ее около дома караулил, издали наблюдал как она на работу спешит, знал во сколько  возвращается. Работала красавица в музыкальной школе. Петров никогда не был знаком с женщинами, находящимися в такой близости к искусству. Так и бегал по пятам, как пес, а подойти стеснялся, уж очень интеллигентная, культурная, если прогонит не пережить.

Однажды, зазноба из школы вышла вместе с какой-то теткой в шляпе. Идут, разговаривают, очень интересно стало о чём. Подошел ближе, любимая имя упомянула Альфред Шнитке, а тетка спрашивает: «Как тебе жизнь с идиотом?», дальше мотоциклисты проехали, слышимость стала нулевая, да и женщины в подъезд зашли.

Значит, есть какой-то Шнитке и живет она с ним, но тетка назвала его идиотом. Где-то лоханулся Альфред. Хотя, если баб слушать, у них каждый мужик Шнитке.
Размышляя над полученной информацией, Петров уткнулся в афишную тумбу, а на ней огромными буквами «ЖИЗНЬ С ИДИОТОМ» опера Альфреда Шнитке.  Все правильно, жена в музыкальной школе работает, муж оперы пишет.
Может, автобиографичное?  Может, в этой опере он раскаивается, сожалеет, прощения просит. Захотелось Василию Петрову глубже проникнуть в мир любимой женщины и этого Шнитке. Если не зря они его идиотом называют - можно и морду начистить.  Но, бабы есть бабы, мужик выпил чуток лишнего, дома не ночевал, или рыбак, охотник заядлый, они этого не понимают и не уважают, могут как попало обозвать человека.

Одержимый желанием  во всем разобраться, пошел Василий Петров в оперный театр. Театралом он не был никогда, но знал, что в опере все поют, а в балете все танцуют.
Билет купил с рук. Отметил, народ не без интереса к этой семейной драме относится, любопытные.
 В фойе зрители чинно гуляют, на фотографии артистов смотрят, тихонько разговаривают,  по всему видно, кругом интеллигенция.  Зашел в буфет. Хоть и интеллигенция, а ничего, жрут как простые смертные, пирожные, бутерброды наворачивают, а кое-кто и шампанское попивает, а он чем хуже? Подошел к прилавку, принял соточку, осмотрелся, никто не осуждает, за рукава не хватает. Звонок зазвенел, публика в зал устремилась и Петров  тоже.

Свет погас. Вышел дирижер, замахал руками, музыка заиграла. Занавес раздвинулся. Артисты по сцене мотаются, никто никого не слушает, поют каждый свое и все вместе,короче не частушки, хрен поймешь. А главное кто из них Шнитке не ясно.
Коньячок благостно разливался по телу. Интересно, сколько им платят, наверное кто громче орет, тот больше и получает. Скорее всего, бабы, они визгливые. Музыкантам много платить не за что, у них работа сидячая, а вот дирижер получает больше всех, ишь, из себя вылупается, руками машет, того и гляди, взлетит, как курица на забор.

Петров с дремотой бороться начал. Когда она его почти одолела, явственно раздался мат. «Достало кого-то»,- с улыбкой подумал Петров, открыл глаза, с удовольствием предвкушая веселуху. Снова мат. Петров огляделся, кругом махровая интеллигенция, все насквозь культурные. «Со сцены», - с ужасом догадался Василий, но больше всего его поразила реакция зала, вернее, отсутствие таковой. Сидят, как задавленные, вроде, удовольствие получают. Седая  старуха в золотых очках , выругайся при ней Петров, завизжала бы, а тут даже бровью не ведет. Или этот, на профессора похожий, выругайся при нем, в милицию заявление напишет, а две девицы, губки ехидные - сразу караул! И маме жаловаться. Полный зал интеллигенции, а матерщинника на сцене остановить даже не пытаются! И осенило Петрова: понял в чём Шнитке виноват! Довела златовласая, и, как водится,  накрыл он ее матом, потому  в идиотах теперь ходит.
С проясненным сознанием ушел Петров из театра, конца оперы ждать не стал.
По дороге домой размышлял: «Какие же они странные интеллигенты, на улице сколько угодно мужиков матом ругаются совершенно бесплатно, а они таскаются в театр, за деньги маты слушать.»
Ночью, окрыленный любовью он впервые в жизни написал стихи

Тебя я так сильно люблю
И горько страдаю,
За твое здоровье пью,
А чем закусить не знаю.
Ты с золотыми волосами
И я не без кудрей,
С любовью разберемся сами
Ведь нам с горы видней.
А, если этот Шнитке тебя обматерит,
То его рожа будет бита,
Тебя Василий защитит.

Запечатал в конверт и утром бросил ей в почтовый ящик.