Мой дом

Ирина Карловна Лежава
       Этот дом зачинался в суровых объятиях улиц
       и возлег на земле половинкою сломанного креста.
       Весь в заплатах подъездов, запертый кодовыми замками,
       он и храм, и вместилище запертых кодом людей,
       ключ к которым утрачен, и вернуть его - чудо...
      
       Для меня этот дом драгоценен - у меня в нем квартира:
       единственный дом, откуда меня не изгнать,
       обвинив в отсутствии правоустанавливающих документов.
       Моя не слишком элитная пятиэтажка-сталинка -
       зимой в ней тепло, а летом прохладно,
       есть скромные удобства, привычные до необходимости:
       санузел, свет, газ, отопление, телефон.
       Толстые кирпичные стены дают мне защиту
       от тьмы, что бродит по городу в поисках жертвы,
       от чужих, недобро прищуренных глаз:
       кое-кто не прочь завладеть моею судьбою,
       моими слезами и моими открытиями,
       другим просто плевать, упаду - переступят...
      
       Дом построен давным-давно для новых советских начальников.
       Начальники были горды собой и довольны хоромами,
       возведенными для них в начале тридцатых
       день за днем матереющей властью трудового народа.
       Поселяясь согласно заслугам в просторных квартирах,
       они устраивали новоселья и били на счастье посуду.
       Ощущали себя хозяевами жизни, щеголяли военными портупеями
       перед своими женщинами, перед коллегами-соседями,
       перед враждебным миром разлагающегося капитализма.
       А в каморках для домработниц ютились по-кошачьи неслышно,
       чтобы не потревожить взыскующих власти хозяев,
       старые и молодые наемные женщины, деревенские и городские.
       Они обрели при начальниках подобие крова и ели досыта,
       иногда им удавалось вырваться в кино или на свидание,
       и было так страшно терять этот намек на благополучие...
       В конце тридцатых у власти сменилась погода,
       солнце милости застил гнев и обрушил лавины на головы:
       жильцов-начальников обвинили в предательстве и расстреляли.
       Хоромы размежевали в коммуналки для простого люда,
       Приучая массы к идеалам надвигающегося коммунизма...
       Голоса начальников и страхи их домработниц я слышу ночами,
       когда одолевает бессонница. Начальники возмущаются: "За что?"
       Что им ответить? Я ведь не знаю...
      
       Вчера ко мне приходил кругленький смешной человечек
       в кепочке и очках - интересно, чей он потомок? -
       и сообщил, что он председатель нашего товарищества собственников жилья.
       Какой председатель? Мы не выбирали ни его, ни другого
       и о ТСЖ только читали в газетах.
       Потом ворвалась костлявая женщина с лошадиным лицом
       и уверила, что товарищество создано незаконно.
       У нас отнимут квартиры, потому что дом дряхлеет и скоро рассыплется,
       у жильцов нет денег его ремонтировать, а для товариществ городская казна закрыта...
       Сегодня снова приходил человечек и опроверг все, что сказала женщина.
       После него опять ворвалась женщина и в ярости топтала слова человечка.
       Ух, ты! Вот и в моем углу грохочет поступь надвигающегося капитализма,
       приучая массы к своим идеалам, своим милостям, своему гневу.
       И я чувствую себя домработницей, согласной жить по-кошачьи неслышно,
       лишь бы не потревожить взыскующих власти хозяев...
       Ночью я спросила у тени одного из расстрелянных,
       очень авторитетного среди призраков дома: "За что? "
       Тень не ответила: наверное, как и я, не знала причины...
      
       Этот дом зачинался в суровых объятиях улиц
       и возлег на земле половинкою сломанного креста.
       Весь в заплатах подъездов, запертый кодовыми замками,
       он и храм, и вместилище запертых кодом людей,
       ключ к которым утрачен, и вернуть его - чудо...