Автор благодарит Екатерину Крутовскую за подаренный ему когда-то кусочек текста о мире
4 Нити судеб сплетаются
-Скор же ты, однако, прекрасный Иосиф (Осе - местная форма произношения от Иосиф - авт.) ! - сказал Иннокентиас Морны Осе Ланселину, когда они шли к нему на квартиру, то ли ревниво, то ли шутя.
-Я не понимаю, что ты хочешь сказать, - равнодушно ответил Осе, приподняв брови и не глядя на товарища.
-Как же, не понимаешь! У нас с Марьенной было всё так хорошо, а тут появился ты и взбаламутил ей всю душу! – проворчал офицер.
-Если ты об этом, то я тоже был взволнован, увидев её, - произнёс Осе и открыто поглядел в глаза собеседника. – Я ведь считал, что она погибла.
-Знаю, знаю, - уже более спокойно заявил Иннокентиас, - она мне всё сама рассказала. Хорошо, что и ты не отпираешься. Это доказывает, что ты не скрываешь камня за пазухой, поэтому я проявлю чудеса невиданного доверия и попрошу об услуге.
-Если это в моих силах…
-В твоих, в твоих, не сомневайся. В общем, завтра мы со Стееном едем на передовую. Марьенна придёт попрощаться со мной, а ты проводишь её до школы. Она хотела с тобой поговорить. Видишь, как я тебе доверяю! Надеюсь, ты это оценишь.
-Всё так серьёзно?
-Думаю, да. Во всяком случае, с моей стороны.
Молодые люди свернули во двор, а потом поднялись на второй этаж, в квартиру офицера, где за накрытым к ужину столом уже сидел Борд-Сигюрд. Осе есть отказался, сославшись на поздний обед у доктора Линси, а Морны, напротив, выразил готовность присоединиться к товарищу.
-Я это заслужил, клянусь честью! – заявил офицер. – Я лет сто не наматывал таких кругов по городу пешком, как сегодня! Сначала отвёл Ланселина, потом Марьенну, потом привёл на квартиру Стеена, и, наконец, ещё раз дошёл до Линси и обратно!
Осе Ланселин сел для компании за стол и, когда его друзья приступили к еде, спросил:
-Я так понял, что вы завтра меня покинете?
-Это так, Осе, - подтвердил Борд-Сигюрд. – Вместе с отрядом добровольцев мы отправляемся на юг, так как совершенно неясно, в каком состоянии там находятся наши дела. Восстание пришлось поднять внезапно, и если здесь у нас есть какое-то время для подготовки обороны, то там его почти не было. Нужно срочно прояснить, что там творится и постараться удержать наши рубежи до прибытия помощи из Северных провинций.
-Прекрасно, господа, о себе вы подумали, а что всё это время буду делать я? Вам не приходило в голову, что я тоже могу поехать на юг? – спросил Ланселин, обиженный и уязвлённый.
-Никто не сомневается, Осе, что ты тоже можешь это сделать, - примирительно заявил Борд-Сигюрд. – Я не сомневаюсь, что ты поехал бы сразу, как только тебе сказали бы это сделать. Я знаю, что ты очень бы старался быть на высоте, не хуже других бывалых смельчаков, а потому, скорее всего, одним из первых пал бы в бою, получив пулю в лоб. Только всё дело в том, дорогой Осе, что твой лоб и твоя голова очень ценны для нас и очень нужны здесь.
-Иными словами вы, люди военные, полагаете, что таким штатским, как я, там нечего делать, - сделал вывод Ланселин, откидываясь на спинку стула.
-Ты всё понимаешь очень упрощённо, - укоризненно сказал Стеен. - Дело не в том, что мы едем в края, где легко совершать подвиги, а тебя не берём из вредности или ревности. Твоя голова действительно ценна для всей тайной организации, ты много знаешь, а потому я счёл тебя полезным рекомендовать в помощники к господину де Веру. Завтра с утра Морны снова проводит тебя в штаб, и ты приступишь к своим обязанностям.
-Интересно. И что я буду делать? – буркнул Ланселин.
-То же, что в канцелярии наместника. Ты будешь секретарём.
-Ну, спасибо, дорогие товарищи, удружили! – развёл руками Осе. – Вы будете действовать, а я - писать бумажки!
-Иногда хочется швырнуть в тебя чем-нибудь тяжёлым! – воскликнул Стеен.
-Это верно, - подтвердил Иннокентиас.
-До тебя словно что-то не доходит! - продолжил Борд-Сигюрд. – Чего ты опасаешься? Что не увидишь врага и не успеешь совершить подвиг? Да, может быть, май ещё не закончится, как войска Беера покажутся под стенами Сен- Катарен!
-А такая возможность есть?
-Ещё бы! Кто, по-твоему, сейчас бьётся с хорошо обученными войсками наместника? Обыкновенные крестьяне, рыбаки и немного горожан. Сколько они продержатся? День? Неделю? Месяц? Возможно, оборона, причём разрозненная оборона, уже прорвана, и в прорывы уже хлынули силы противника! Мы едем, чтобы оттянуть на себя войска противника, хоть немного отдалить тот день, когда они будут здесь. Так что ни о какой блестящей операции речь не идёт, и обижаться тебе, Осе, грех!
-Если я понимаю правильно, Борд-Сигюрд, надежды на победу восстания почти нет?
-Надежда есть всегда, Осе. Только она зависит от того, как мы сумеем укрепиться в охваченных восстанием местностях и как долго сумеем продержаться.
-Продержаться до чего?
-До того, как нам окажут помощь Северные провинции. Если наместник получит помощь раньше – туго нам придётся.
-Герцог Фёррил может нам и не помочь? – спросил Ланселин.
-Северные провинции сами участвуют в войне, - вмешался Иннокентиас, - а потому всё зависит от положения на фронтах. Да и собрать помощь – дело не одного дня: нужно найти корабли, снарядить их, загрузить, да ещё благополучно отправить!
-Но ведь народ на нашей стороне, - возразил Ланселин. – Разве это не гарантия того, что мы можем продержаться довольно долго?
-Ты, конечно, прав, Осе, сейчас значительная часть жителей Скалла-Веры охвачена патриотическим подъемом, - согласился Борд-Сигюрд. – Но ты, Осе, прости за грубость, человек из довольно высокого слоя общества, и с твоей высоты народ кажется единой монолитной массой, а это не так. Возьмём самый низ – крестьян. Они все арендуют землю, а своей не имеют. Что принесёт им восстание? Смену хозяев земельных угодий. И всё. Да, забыл ещё повышение налогов, которое всегда происходит после войны. Господин де Вер давно уже выступает за то, чтобы землевладельцы-патриоты обещали выделить крестьянам часть земель в собственность после восстания. Но с ним почти никто не согласен.
-Они ссылаются на то, что у него есть земля здесь и в Северных провинциях, а у них только здесь, поэтому, мол, он может себе позволить швыряться собственностью, - вмешался в разговор Иннокентиас, с треском разламывая курицу.
-Ты сам видел, до чего доведены крестьяне хозяйствованием иноземцев, - продолжил Борд-Сигюрд. – Вся провинция кишит разбойниками и контрабандистами. Сейчас у них появилась надежда. Но что будет, когда они поймут, что даже с победой восстания в их жизни ничего не изменится?
-Я никогда не смотрел на дело с этой стороны, - пробормотал Осе.
-Теперь возьмём купцов и ремесленников. Тем из них, чья деятельность связана с экспортом, победа восстания выгодна, ибо присоединение к Северным провинциям расширит для них рынки сбыта. А вот тем, чья деятельность замкнута на внутреннем рынке – нет. Сейчас они, пользуясь монополией, могут поднимать цены, как вздумается, а с присоединением к Северным провинциям доходы могут покачнуться из-за нежелательной для них конкуренции. Ныне некоторые из этих людей примкнули к восстанию из ненависти к иноземной власти, но их патриотизм весьма неустойчив! Что до дворян, то тут дело и того хуже, и тебе это известно лучше, чем кому- либо. Не секрет, что многие сохранили земли и привилегии после последней войны и Мартовского мятежа путём откровенного предательства. Победа восстания может вскрыть неприятные подробности из жизни отдельных семей.
-Но они могут искупить былое предательство, - вступился за дворян Осе Ланселин, - стоит только господину де Веру пообещать им прощение за верную службу делу родины.
-Верно, но часть из них может объявить о своём переходе на нашу сторону только из страха и переметнуться обратно, как только возникнет опасность.
-Если так подозревать всех, то вообще неясно, как хоть кто-нибудь оказался на нашей стороне – воскликнул Осе, задетый, ведь его тётя пользовалась расположением наместника. – Некоторые люди не виноваты в том, что их родственники поддерживают арнесийские власти.
-В отношении тебя у нас вообще нет никаких сомнений, - проницательно заметил Борд-Сигюрд. – Я только хотел показать, как серьёзно наше положение не только на передовой, но и на местах. Ты был ближе к наместнику по долгу службы, чем любой из нас, ты много знаешь, вот почему ты должен остаться здесь и помогать господину де Веру.
-К тому же, мы должны на кого-то оставить близких людей, - снова вмешался Иннокентиас.
В то время как Борд-Сигюрд.за своими речами вовсе забыл о еде, Морны меланхолично дожёвывал курицу и допивал очередной бокал вина.
-Кого ты имеешь в виду? – удивился Ланселин.
-Только не притворяйся так правдиво, прекрасный Иосиф, что ты не понимаешь. Хоть ты и навёл беспорядок в моих делах, но я знаю тебя как человека благородного, а потому поручаю тебе заботу о моей девушке. Если город окажется в осаде, а я – за его стенами, ты должен быть ей за всех родственников сразу, прекрасный Иосиф.
-Конечно, я не брошу её в беде, но я поссорюсь с тобой, если ты не прекратишь называть меня «прекрасным Иосифом».
-Разве тебя не зовут, как этого героя Библии? – Не унимался Иннокентиас. – разве ты не производишь на девушек того же ошеломляющего воздействия, что и он?
-Я что-то не пойму, о какой девушке идёт речь, - перебил Морны Борд-Сигюрд. – Насколько мне известно, Осе никогда раньше не был в Сен-Катарен.
-Не был, но он её знает, - не унимался слегка захмелевший Иннокентиас.
-Кто это,Осе?
Ланселин помолчал немного, уставившись в стол, потом ответил:
-Это Марьенна Алисандер.
-Кто? – поразился Стеен. – Она не погибла под развалинами дома доктора Алисандера?
-Вот потеха! – развеселился Иннокентиас. – И этот тоже её знает!
-Ты ничего не перепутал, Осе? Ты ясно её видел? – стал выспрашивать Стеен.
-Ясно, как тебя сейчас.
-Но как она здесь оказалась?
-Об этом спрашивай Иннокентиаса. Он утверждает, что она живёт здесь, работает учительницей и каждый день гуляет возле крепости, неотрывно смотря на её башни.
-Значит, она не знает?
-Чего?
-Что все казнены. Ведь ясно, что она последовала сюда за отцом и за теми, кого арестовали в их доме. Наверно, она думает, что они могут видеть её из окон темниц.
-Погоди, кто казнён? О ком ты говоришь, Борд-Сигюрд? – мгновенно протрезвел Иннокентиас.
-О её отце, докторе Алисандере, о его ученике Дорстене Эсклермонде и ещё троих или четверых наших сторонниках, схваченных у них в доме. Они были повешены ещё в прошлом году без суда и разбирательства, тайно, - пояснил Стеен.
-Господи! Как всё сплетено в этом мире! - схватился за голову Иннокентиас. – Она мне всё толковала о близких людях там, в крепости, но так туманно, неопределённо. Я и не предполагал, что она тоже знала Дорстена Эсклермонда! Господа, вы должны мне обещать, что ничего ей не скажете об этой казни сейчас!
-Но она же навещает Друда, младшего сына капитана Эсклермонда, - сказал Осе. – Он мог сказать ей о смерти старшего Дорстена.
-Нет, он ничего ей не сказал, - убеждённо заявил Иннокентиас. – Из него вообще мало что можно вытянуть. Она ходит туда, вероятно, в надежде, что он случайно обронит какую-нибудь фразу, из которой она что-то узнает. Сама она слишком деликатная, чтобы спросить напрямик. Господи! Она знала казнённого Дорстена! А я-то никак не мог понять, что она так зачастила к этому мальчишке!
-Вы вовремя вспомнили о Друде, - вернул разговор в прежнее русло Борд-Сигюрд. – Я упоминал о нём в разговоре с господином Лилье. Он сказал, что господин де Вер лично заботится о нём, как о сыне своего друга. Правда, попутно мне пришлось развеять разные глупые слухи…
-Какие слухи? – насторожился Ланселин.
-Ну, откуда он взялся, правда ли, что капитан вступил во второй брак…
-И что ты сказал?
-Правду.
-То есть?
- Что он вполне спокойно может быть принят в доме благородных людей, иначе я не позволил бы ему жить в квартире моей матери. Но я не о том хочу сказать. Если город окажется в осаде, у господина де Вера будет много забот, так что ты, Осе, должен взять на себя заботу ещё и о Друде, тем более что он ранен и не может сам о себе позаботиться.
-Это ты мог бы мне и не говорить, - заметил Осе, слегка уязвлённый.
-Господа, вспомните и о моей просьбе! – воскликнул Иннокентиас.- Не говорите ничего Марьенне о казни её отца и других близких! А ты, Осе, особенно попроси своего друга молчать! Конечно, когда-нибудь она всё узнает, но пусть это будет не сейчас. Дайте слово, что вы ей не скажете и попросите этого второго Дорстена ничего не говорить. Не отнимайте у неё надежду!
-Мы охотно дадим тебе такое слово, - сказал Осе, - но не забудь, что кроме нас есть много людей, которые могут это знать.
-Она ни с кем из наших здесь близко не знакома, кроме меня, домашних доктора Линси и этого раненого мальчика. С Линси и Рут Эвиль заговорить о таких вещах ей не придёт в голову, а я ей ничего не скажу. Самые хрупкие звенья цепи – вы да мальчишка.
-Мы ничего не скажем, - уверил его Борд-Сигюрд, а Осе дал слово завтра же переговорить с Друдом.
Поскольку было уже поздно, а день предстоял тяжёлый, хозяин и гости решили лечь спать. Судя по скрипу кроватей, всех троих мучили тяжёлые мысли, и им никак не удавалось настолько удобно улечься, чтобы отключиться от забот. Около четырёх часов утра Осе и Борд-Сигюрд бросили притворяться и встали, а Иннокентиас задремал. Друзья сели у раскрытого окна. Казалось, наступило самое время обсудить что-нибудь важное, сказать друг другу нечто значимое, ведь сегодня Стеен уезжал навстречу опасности. Однако ничего подобного не было произнесено и в помине. Глядя на спящий город, укутанный в серые сумерки, они вспоминали о разной ерунде и смешных случаях из собственного опыта и жизни знакомых. В седьмом часы поднялся Иннокентиас.
Через денщика у хозяйки был заказан лёгкий завтрак, после которого все отправились к дому господина Лилье, иначе штабу восставших патриотов. Офицеры сразу взяли все необходимые вещи. В штабе Осе увидел господина де Вера, о котором раньше только слышал. В то время как его спутники ушли решать какие-то вопросы, касавшиеся отъезда добровольцев на передовую, Ланселин и вождь восстания удалились в отдельную комнату, в которой проговорили больше четырёх часов. Их беседа касалась личности наместника, настроений его окружения, организации работы в канцелярии, а также содержания документов, во множестве проходивших через руки молодого секретаря. Господин де Вер был прост в обращении. Хотя он никак не подчёркивал своего положения, даже в его молчании ощущалась спокойная и уверенная моральная сила. Осе благоговел, трепетал и едва мог поднять глаза на друга своего отца, принёсшего на алтарь отечества свою жизнь и значительную часть своего состояния. В конце львиноголовый великан взял в свою огромную шершавую тёплую ладонь узкую руку Ланселина и мягко с ним попрощался:
-Ступайте, молодой человек. На сегодня с вас хватит. Проводите своих друзей, а завтра с утра я жду вас здесь. Приступим к работе.
Едва Осе вышел из комнаты, как туда разом вошло человек десять: себе отдыха господин де Вер не позволял.
Солнце светило ярко. Небо было голубым и высоким. Собиравшиеся в путь во дворе штаба добровольцы представляли собой со стороны вполне мирную картину. Осе разыскал в толпе Иннокентиаса и Борда-Сигюрда, деловито в сотый раз проверявших своё снаряжение. Рядом с ними стояла Марьенна с тревожно-вопросительным взглядом.
-Хорошо, что ты успел, – сказал Иннокентиас. – Проводи потом Марьенну до школы, а то мало ли что…
-Конечно, - пообещал Осе. – Уже известно, куда вы едете и под чьим началом?
-Командира нашего зовут Шэралд Мэлор Юлениман, - пояснил Стеен, - а направление наше будет зависеть от обстановки.
Заиграл рожок. Добровольцы засуетились и стали строиться. Друзья порывисто обнялись. Глаза Марьенны наполнились слезами. Без лишних речей и торжественной обстановки разномастный отряд, в котором можно было увидеть людей всех возрастов и сословий, отправился в путь. Женщины махали платками. Когда последний всадник скрылся из виду, провожавшие начали тихо расходиться. Осе и Марьенна тоже медленно пошли по улице.
-Вы смотрите на меня и молча спрашиваете, откуда я тут взялась, - начала первой девушка.
-Я полагал, что вас уже нет на свете, - тихо сказал Ланселин.
-Когда по дому начали стрелять из пушек и стены частично разрушились, а внутри начался пожар, отец велел мне бежать под покровом дыма. Я полагала, что и они спасутся, а потому согласилась. Если бы я только знала, что их схватят, ни за что не ушла бы. Когда я увидела, что их волокут из дома, то хотела выйти из укрытия, но, к стыду своему, побоялась.
-Почему вы не зашли ни к кому из знакомых, заставив всех думать, что вас уже нет на свете?
-Один человек знал обо мне. Подруга. Вы с ней не знакомы. Я скрывалась у неё. Мне не хотелось никого видеть. Простите. Когда я узнала, что узников повезли в Сен-Катарен, то устремилась за ними. Подруга помогла найти работу: она дальняя родственница хозяйки школы. Я осталась здесь, поближе к моим близким.
-Иннокентиас рассказывал, что вы каждый день ходите к крепости.
-Да, надеюсь, что, может быть, окна их тюремных камер выходят на площадь, и они меня видят.
-Прошло столько времени. Вы могли хотя бы написать…
-Я знаю, что поступила нехорошо. Простите, но это было выше моих сил. Я вдруг как-то устала. Я возненавидела войну, причём всякую войну, и справедливую, и несправедливую. Мне хотелось бежать от неё и от всех, кто может мне напомнить о ней. Да, это трусость так поступать, когда такое творится в твоей стране, но мне хотелось умереть так же, как умерли для мира страждущие в крепости. Если бы я только могда собрать всех людей мира и сказать им!
-И что бы вы сказали?
-Я бы сказала: «Люди, берегите мир, как самую величайшую ценность на земле! И если ты слаб, пусть будет мир, чтобы по слабости своей ты никого не предал! И если ты смел, пусть будет мир, чтобы, совершая подвиг, ты не погиб. А если ты обыкновенный человек, то пусть будет мир, чтобы ты мог просто жить спокойно». Как вы думаете, в крепости ничего не сделают с узниками?
-Нет, они побоятся или нас, или начальства. Ведь как только патриоты или люди наместника проникнут в крепость, с них в любом случае взыщется.
-Я боюсь, что если крепость станут брать штурмом, то они расправятся с теми, кто заточен в башнях.
-Глупости, им будет не до того, дорогая Марьенна.
-А если восстание потерпит поражение, узники навсегда останутся там! – в отчаянии воскликнула девушка.
-Мы все этого не допустим, дорогая Марьенна.
-А вот и школа: расстанемся здесь. Хозяйка чересчур любопытна и лицемерно-строга в отношении поведения учительниц. Моё свободное время начинается в четыре часа дня, так что мы можем видеться и разговаривать как старые знакомые. По выходным меня часто приглашают на чай к доктору Линси. Да, этот мальчик, что живёт у него, он действительно сын капитана Эсклермонда? Никто не знал о нём…
-Безусловно, сын капитана.
-Вы привезли ему письмо от отца. Должно быть, он обрадовался. Мальчик говорил, что долго не слышал о нём.
-Это чистая правда.
-Не писал ли капитан чего-нибудь о судьбе своего старшего сына? Может, что-то просочилось из крепости? – с надеждой в глазах девушка схватила Осе за руку.
-Нет, дорогая Марьенна, он ничего не знает о Дорстене, как и вы об отце, - ответил он, сжимая её пальцы.
-Ну, что ж, тогда прощайте, - сказала она и высвободила пальцы.
-Прощайте…
Глядя, как удаляется силуэт девушки, Осе, когда она уже не могла его услышать, прошептал:
-Впервые в жизни я четыре раза подряд назвал её «дорогой Марьенной», а она этого не заметила…
Тряхнув в кармане ключом от квартиры Иннокентиаса, Осе решительно направился к дому доктора Линси. Ему необходимо было встретиться с Друдом и обговорить ряд важных вопросов, один из которых касался просьбы Иннокентиаса в отношении Марьенны.