Свидание в одиннадцать

Джули Самозванка
Татьяну не слишком любезно приняли в селе. В общем-то, она и  сама не делала никаких попыток сближения. Даже не желала усладить уши бабушек-сплетниц, которые долго не могли сами достать информацию – кто она такая, эта Татьяна.
Но потом все выяснилось. Муж Нюты Агапеевой, работавший в городе на стройке, рассказал, что за птица вновь прибывшая.
Кстати, летом наплыв горожан был легко объясним, и, возможно, Таня бы затерялась среди прочих, но в конце сентября!... Сами понимаете.
 - Вы с ней попроще себя ведите, она чудаковатая, -  предостерег Сева Агапеев. – Это брат ее бывшего сказал, они хорошо знакомы.

Оказалось, что еще полгода назад Таня была вполне себе счастливой женой не менее счастливого, как она считала, мужа. Они с Маратом познакомились в институте – она была студенткой, он аспирант. Ну, и завертелось, понеслось. Таню растили в строгости и прилежании. В обшем, конкретно передержали дома. Поэтому она совсем потеряла голову и некоторые другие вещи. Первые поцелуй, первые ласки, первая ночь – все это очень скоро обернулось незапланированной беременностью. Танин папа своими связями помог быстро пожениться. Им дали очень приличную комнату в общежитии. У Тани к шести месяцам развился выраженный синдром гнездования – она без конца что-то шила, вязала, убиралась по  три раза на дню. Муж помогал, как мог и когда видел. Постоянно просил быть осторожнее. А Таня, тем временем, сшила новые занавески и не вытерпела пары часов до возвращения Марата с работы – полезла сама вешать.
Медицина тогда еще не достигла таких высот, как сейчас, ребенка не спасли. Но Марат был рядом, он вытащил Таню из бездны, куда ей хотелось провалиться еще несколько месяцев после искусственных родов.
 - Родим позже. Я все равно люблю тебя, - заверял он ее.

А потом они оба ударились в работу. И стало как-то не до грусти и не до детей. Спустя пять лет, Таня поняла, что они и собаку не смогут держать, не то, что ребенка – времени не хватает. Марат сменил мотоцикл на BMW, купил жене девятку, комната в общежитии давно переросла в двухуровневую квартиру на Приморской. А времени по-прежнему не было.
Таня первая остановилась и, отдышавшись назад – в прожитое, сказала как-то вечером за чаем:
 - Марат, может, подумаем о ребенке?
И он удивительно легко ответил – словно бы сам уже давно решил:
 - А что о нем думать – его делать надо!
Однако – к их обоюдному горю – простой отмены контрацепции для зачатия оказалось недостаточно. Далее покатилась череда обследований и анализов. Никаких отклонений так и не нашли, а беременность все не наступала.
 - Попробуем ЭКО? – предложил Марат.
Но оплодотворенные искусственно яйцеклетки не желали приживаться. Таня пережила еще два выкидыша – на ранних стадиях – прежде, чем врачи поставили на ней крест и предложили взять ребенка из детдома.
На принятие этого решения их маленькой семье понадобилось еще полгода. И все же настал вечер, когда Таня спросила:
 - Мальчика или девочку? – а  муж ответил:
 - Дочку хочу. Как ты – голубоглазую.

Детский дом – не магазин. То бишь, не то место, в которое утречком пришел и через полчаса вышел с завернутым в одеяльце ребенком. Документы, съездить туда, съездить сюда, заверить эту бумажку у нотариуса, другую, миллион справок…. Через месяц после принятого решения об удочерении трехмесячной крошки Ларочки (голубоглазой и белокурой), Марат пришел домой хмурый, усадил Таню в кресло и встал перед ней на колени.
 - Прости меня… - он почти заплакал. Она решила, что он извиняется за частое отсутствие дома последнее время, за позднее возвращение.
 - Что ты, Марат? Ты же возишься с бумажками? – успокаивала его Таня.
 - Да ни с чем я не вожусь! Я встретил другую  и не могу обманывать  тебя!
Они разговаривали полтора часа, и все это время она сидела, вжавшись в кресло, и тупо смотрела на него. По большому счету, и не беседа это была, а монолог. А закончился он окончательным взрывом со стороны Марата:
 - Да хоть бы слово сказала, столько лет ведь прожили!
Но Таня только молча улыбнулась. Он вылетел из квартиры, намеренно хлопнув дверью.
Благодаря все еще имевшимся связям Таниного отца их быстро развели.
И все окружающие – и Танины родители, и ее подруги, и даже Марат – заметили, что с ней творится что-то не то. Нет, она вела себя вполне адекватно, она не кричала, не плакала, не билась в истерике – но это было бы более уместно, чем вот такое холодное спокойствие. У нее был равнодушный, словно бы мертвый взгляд – казалось, она даже моргает редко-редко, а зрачки совершают очень медленные движения. Прежде весьма энергичная особа, Таня обрела пугающую плавность походки и всех ее действий – какую-то излишне растянутую плавность. Ее лексикон сократился до самых простых слов и междометий, и разговорить ее стало невозможно.
Посетить врача она отказалась, принимать антидепрессанты тоже.
 - Я в порядке, - говорила она и улыбалась. И от этих растянутых губ становилось жутковато.
Марат припеваючи зажил с новой пассией, которая до него в одиночку растила голубоглазую Любашу. Теперь это была классическая семья: мама-папа-я. И жили они в одном с Таней дворе и периодически сталкивались. Марату было проще спрятать глаза при встрече, чем встревожиться насчет ее постоянной улыбки и вежливого кивка головой. 

Исправить Танино состояние взялась ее не самая, скажем так, близкая подруга. Карина была давно и успешно замужем за весьма состоятельным армянином, воспитывала двух пацанов. Именно в их летний коттедж (на самом деле, он совсем не летний, но осенью-зимой-весной семья предпочитала жить в городе) Тане было предложено поехать развеяться. Ее рабочий статус к тому моменту был таков, что уйти в отпуск она могла когда угодно и на сколько угодно.
 - Поедешь? – спросила Карина. – В доме Нина Павловна. Она стирает-убирает-моет. Я попрошу ее готовить тебе.
 - Да, - сказала Таня и опять неприятно улыбнулась.
На следующее утро с ноутбуком, небольшой сумкой вещей и парой бутылок виски она прибыла в село.
Две недели Таня вела совсем вегетативный образ жизни – спала, ела, читала электронные книги. Нина Павловна заметила, что иногда Таня даже не умывалась весь день и не чистила зубы. Пару дней она не спускалась поесть (Таня расположилась на втором этаже дома). Домработница волновалась и поднялась бы проведать ее, если бы не строгие указания хозяйки Карины – ни в коем случае не беспокоить гостью.
Потом Таня стала раз в день выходить на прогулку по окрестностям. Село было маленьким, исходить его вдоль и поперек можно было за три часа. Местных жителей было не слишком много. На краю села стояло еще два современных коттеджа, обнесенных высоким забором. Там кипела жизнь, лаяли собаки и визжали дети. За ними простиралось поле – там велись какие-то работы. Таня в своем зомбированном состоянии мало что замечала.
Почти каждый день она заходила в единственный магазин за закуской к виски – то орешки, то сухарики, то копченый сыр. Виски она пила из одного и того же пластикового стаканчика, привезенного из города – обычно сидя на сломанной лавке под деревом недалеко от места ее пристанища.
Вот и все, что смогли местные жители сами разведать про Таню.

Но ни они, ни Нина Павловна не знали, чем занимается женщина после наступления темноты. О нет, в этом не было ничего мистического. Домработница рано ложилась спать, а на ночь принимала такую кучу лекарств, что ворвись в дом грабители – она бы и это пропустила. Что уж говорить о Таниных гостях.

Она познакомилась с братьями Соломийцами случайно.
 Сначала ей встретился старший – Витя. Он встал за ней в очереди в магазине и нетерпеливо наблюдал, как она покупает пакет фисташек. Сам Витя ждал бутылку пива. Накануне была короткая вечеринка у Маринки Орловой, где он значительно злоупотребил. У него было суровое похмелье. Купив холодную «Балтику», парень выскочил за Таней. А та никуда и не спешила уйти.
Стояла возле урны, задумчиво курила, странно улыбалась и смотрела на него.
 - Привет, - крикнул ей Витя. – Новое лицо?
Он не то спрашивал, не то утверждал.
Она молча кивнула. Он подошел к ней.
 - Я Витя, - представился парень.
 - Таня, - она растянула губы шире.
Витя всегда славился своей прямотой.
 - Что-то улыбка у тебя совсем не радостная, - заметил он.
Таня пожала плечами.
 - Радостная бывает теперь только на несколько секунд, - загадочно протянула она.
Витина бровь попозла вверх, выражая удивление.
Таня повернулась и пошла. Но затем, словно что-то вспомнив, остановилась и обернулась.
 - Приходи в одиннадцать – увидишь, - предложила она.
 - А где ты живешь?
 - Спроси у местных. Они же в курсе всего, - ее слова дышали сарказмом.
Он бы потом не объяснил никому, что заставило его весь день напрягать уши, чтобы узнать последние сплетни. Но результат был таков, что уже к семи вечера он точно знал, где живет «эта странная горожанка».

На ее улице фонари были старыми – половина из них не работала. Но возле ворот коттеджа исправно светили две лампочки, вкрученные прямо в калитку. Таня стояла там, когда он ровно за час до полуночи вышел из темноты.
 - Только тихо. Ни слова, - предупредила она. Витя кивнул.
Таня провела его через двор к дому. На цыпочках они зашли и поднялись на ее второй этаж.
 - Все делаем как можно тише, - еще раз указала она. Он еще толком не понял, что надо будет делать, но согласно шепнул:
 - Хорошо.
Она заперла дверь и повернулась к нему. Подошла и расстегнула молнию на его куртке. Он помог ее снять. Затем Таня скинула свое пальто и резко стянула пуловер. Груди у нее были большие, на вид мягкие. Витя нерешительно поднял руки и потрогал их. Таня запрокинула голову и разрешающе кивнула.
Он чувствовал себя будто школьник, расстегивая ее бюстгальтер. Кинул его на кровать и принялся большими пальцами гладить коричневые соски. Она не стонала, но включенный свет позволял ему видеть помутившийся взгляд. Витя еще усерднее принялся за дело.
 - Не увлекайся. Я не люблю долго, - прерывисто сказала Таня и дернула ремень на его джинсах. Он помогал ей себя раздеть, и уже через минуту был голым. Она опустила глаза на его член и, кажется, осталась довольна размером. Затем Таня ловко обнажилась сама и наклонилась лицом к кровати.
 - Давай. Мне нравится так.
Это звучало, как приказ. Но Витя уже был готов. Он хотел ее, а возможно, сказалось долгое отсутствие секса, а, может, и похмелье. Да, в общем, не важно.
Он вошел в нее и с удивлением обнаружил, что она довольно узкая внутри.
 - О Господи! – вырвалось у него, когда мышцы ее влагалища сильно обняли его орудие. Они ритмично качались минут пять, пока он не почувствовал, что Таня ускоряется сама. Дальше анализировать происходящее у него не получилось, как и контролировать ситуацию. Он услышал ее резкий выдох-полустон и сокращения в глубине через несколько минут движений в бешеном ритме и кончил сам.
Дыхание вернулось в норму быстро. Таня выпрямилась и обернулась к нему.
Она улыбалась.

Она улыбалась по-человечески, широко, открыто – как вполне счастливый человек. Витя стоял перед ней – голый, с поникшим хозяйством – и не мог выдать ничего, кроме ответной улыбки.
 - Сам выйдешь? – нарушив минутную ночную тишину, спросила Таня. Она не одевалась и стояла прямо перед ним, скрестив руки на груди.
 - Может, повторим? – неуверенно спросил он. Она покачала головой.
 - Не сейчас.
 - А когда? – Витя не знал, зачем спрашивает. Он точно не смог бы сказать в тот момент, хочет ли он сам повторения.
 - Через неделю. Так же придешь, - обронила Таня. И повернувшись, принялась расстилать постель.
Он понял, что она не намерена поддерживать какой-либо разговор, и молча оделся. Но перед уходом спросил:
 - А поцеловать тебя можно – на прощанье?
 - Ну, что за детский сад? Это ни к чему, - она снова скривилась в своей стандартной улыбке – неприятной, как у магазина.
Витя ушел. Но точно знал, что через неделю ровно в одиннадцать будет у ворот.

С Юрой – младшим братом – знакомство состоялось во дворе коттеджа. Юра – озорной и веселый, всего пару месяцев как отслуживший в войсках, подрабатывал водителем на старой Газели. Нина Павловна договорилась с ним о доставке продуктов из города. Утром он приезжал, и пожилая женщина вручала ему список необходимых покупок. Днем он уже разгружался у ворот и заносил все в дом. Таня как раз вышла на ежедневную прогулку, когда он вытащил последний пакет из машины.
 - Привет! – радостно поздоровался юноша, наплевав на этику и явную разницу в возрасте.
Таня остановилась и окинула его быстрым изучающим взглядом.
 - Привет, коли не шутишь.
 - Как поживаешь?
 - А что именно тебя интересует? Сплю хорошо, аппетит присутствует, - свой сарказм она не сдабривала, как обычно, никакой мимикой, кроме своей коронной «улыбки».
Но Юра, не обращая внимания, продолжил весело болтать, пока Таня не прервала его:
 - Знаешь, меня ждут виски-поле-сухари, так что поищи другого собеседника или приходи вечером. Правда, долгого трепа я тебе пообещать не смогу.
Те, кто знал ее, не колеблясь, сказали бы, что это была ее самая длинная реплика за последнее время.
Парень даже слегка растерялся.
 - Позже – это когда?
 - Часов в одиннадцать. Подойдешь к калитке. Тихо – как разведчик.
Таня не дождалась ни согласия, ни отказа. Просто повернулась и ушла. Действительно, купила сухарики в магазине и сидела в излюбленном месте, потягивая виски, пока не стемнело. Потом пришла в коттедж.

В одиннадцать она отогнула занавеску у окна и глянула на дорогу. У калитки было пусто. Таня вздохнула и принялась за ежевечерние процедуры – ее кожа требовала хорошего ухода.
В четверть двенадцатого, когда она водила расческой по волосам, с улицы донесся свист. Она вновь подошла к окну и увидела там Юру. Он вопросительно смотрел на нее. Таня сделала рукой отсылающий жест и спокойно легла спать.
Утром он ждал ее возле калитки, ровно в то время, когда она обычно выходила. Запомнил, ведь!
 - Почему ты меня прокатила вчера? – обиженно надул губы парень.
Таня едва взглянула на него и продолжила свой путь. Он, однако, был настойчив и пошел рядом.
 - Я что, и пары слов не заслуживаю?
 - Ты опоздал, - коротко объяснила она.
 - Совсем немного. И были причины. У деда Мохового сломался… - пустился в рассказ Юра, но Таня резко оборвала его:
 - Мне не интересно.
 - Да что ж ты за баба такая, бессердечная? – заорал он, схватил ее за руку и заставил остановиться.
 - Какая есть, - Таня посмотрела на него устало. – Иди домой, мальчик. Ты еще совсем юн, чтобы в моих мозгах ковыряться и действия осуждать.
 - Не так уж я и юн, - Юра слегка остыл. – И зря ты думаешь, что я ничего не вижу. У тебя ж вселенская скорбь в глазах. Да и вообще, я ж просто поболтать хотел. Ничего такого.
 - А мне поболтать ни к чему.
 - Дай мне второй шанс. Я сегодня приду вовремя.
 - Своим работникам я вторых шансов не даю. Просто увольняю, - жестко сказала Таня.
 - Но я не твой работник.
 - Как знаешь, - женщина пожала плечами. – Раз тебе так неймется, жду к одиннадцати.

Он пришел вовремя. Она вышла к нему и привела наверх. И повторился ровно такой же секс, как и с его братом. Быстрый, молчаливый (по крайней мере, с Таниной стороны) и с финальной ее широкой улыбкой.
 - А тебе идет, -  заверил Юра, вытирая член предложенной влажной салфеткой.
 - Благодарю, - ответила Таня. Она смотрела на парня и наслаждалась его молодым поджарым телом, но не выдавала свои мысли ничем. – Спокойной ночи.
Неверно расценив ее слова, он направился к кровати с другой стороны.
 - Уходи, - жестко сказала она.
 - Да ладно, - Юра уселся на одеяло. – Я устал. Утром уйду. Раньше, чем Нина Пална проснется, не переживай.
 - Я не собираюсь спать с тобой в одной кровати.
 - Я что, недостаточно хорош? – он, казалось, обиделся.
 - Дело не в тебе.
 - Ну, тогда я остаюсь.
Таня села в кресло.
 - Я буду сидеть здесь, пока ты не уйдешь. И если это не произойдет в ближайшие пять минут, то через неделю можешь уже не приходить.
 - Через неделю? – Юра удивился. – А чего так?
 - А мне так надо.
 - Бессердечная ты все-таки, Таня, - сказал юношу и натянул штаны.
 - Три минуты, - посмотрела она на часы.
 - Я еще подумаю, надо ли оно мне, - сердито бросил Юра и закрыл за собой дверь.
 - Флаг тебе в руки.

Как ни странно, оба брата приходили в назначенное Таней время. Что двигало ими, было сложно определить. Может, просто желание секса – без обязательств и претензий. А, может,им льстило то, что их ждет «эта странная горожанка». Старший-то через месяц заметил, что Танина улыбка – не натянутая и кривая, а та самая – послесексовая, фантастически меняющая ее лицо – держится уже несколько дольше. Юре было не до подобных мелочей. Ему не хватало одного раза, ему хотелось Таню разговорить, а потом снова войти в нее. Но она была непреклонна – отмалчивалась и выставляла его.
Больше всего ему было обидно, что ей откровенно наплевать – придет он или нет в следующий раз.
Друг о друге братья не знали. Излишне дружны  не были и своих женщин редко обсуждали.

В очередной вечер Таня ожидала по привычке Юру. Надо сказать, молчаливый Витя пробивал ее броню намного меньше, чем его смешной брат. Да, порывистый, несдержанный – в глубине души Таня признавалась самой себе, что молоденький мальчик «из глубинки» что-то там в ней затрагивает. Иногда, отвернувшись от него – надежно, чтобы он не увидел – она позволяла себе улыбнуться над его шуткой. Но Юра одаривался все тем же ледяным молчанием и корявой ухмылкой.
И ему надоело.
Его юношеского пыла хватило ровно на то время, за которое его старший брат успел в Таню влюбиться. В ту самую - пятиминутную ночную Таню.

 Вот они – неписанные законы его величества Случая – во всей красе. Ровно в одиннадцать Таню возле калитки ждала фигура. Уняв легкое и непривычное волнение, она спустилась и вышла. И остолбенела. На дорожке стоял Витя. С букетом цветов. И неизвестно, что поразило ее больше.
 - Ты… - выдохнула она.
 - Я не мог ждать, - он просяще смотрел на нее. – Пожалуйста, не гони меня.
Таня затравленно огляделась. Но кроме них двоих, поблизости не было никого. Она сглотнула.
 - Не меня ждала? – Витя опустил руку с букетом. Цветки грустно встретили дорожную грязь.
Она встряхнулась.
 - Неважно. Пойдем.
Наверху она привычно разделась и повернулась к нему спиной, облокотившись на кровать. Витя долго смотрел на нее, не прикасаясь.
 - Быстрее, - приказала Таня. И чувствовала сама, что все идет не так.
Ласковые поцелуи, которыми он стал покрывать ее тело, ее не ласкали, а жгли.
 - Не надо… - шептала она, но он продолжал. Она не поворачивалась к нему и не вырывалась – Витя не отступался. И занялся с ней сексом так, как сам хотел – ласково и нежно. А когда кончил, развернул к себе лицом.
И увидел не ее фантастическую улыбку. Таня плакала – молча, горько. Слезы ровными ручьями бороздили ее щеки.
Он отпрянул – так неожиданна была эта картина.
 - Ты пришел вне очереди, - сказала она, не пытаясь прикрываться или вытирать глаза.
 - Так у тебя есть другой?
Таня помотала головой.
 - Никого у меня нет – ни тебя, ни другого, ни мужа. Есть я – и мои пять минут счастья два раза в неделю.
 - Я мог бы попробовать его продлить, - предложил Витя. Удивительно, как его мужское самолюбие не закричало ему в этот момент, что надо бы говорить совсем другое.
 - Ты не сможешь.
 - Таня, я хочу. Давай попробуем.
 - Нет, уходи, - попросила она.
 - Тань..
 - Оставь меня одну! – закричала вдруг она. Ее лицо некрасиво исказилось – то ли от гнева, то ли от душевной боли, которую она переживала. Кто ж поймет…
Витя испугался. Женская истерика – вещь страшная и непредсказуемая. Проблем и сплетен по селу ему хотелось меньше всего на свете.
 - Я приду завтра, - сказал он, закрывая дверь. К утру она успокоится, и он сможет с ней поговорить по-человечески. Он был уверен, что их отношения сдвинулись с мертвой точки – хоть и непонятно, куда.

Утром Витя пришел к открытой калитке. На крыльце стояли Юра с Ниной Павловной. Она давала ему последние указания по списку перед поездкой в город.
 - Привет, брателло! – весело поздоровался младший Соломиец.
 - Привет. И вам, Нина Пална. Как ваше самочувствие?
 - Спасибо, Витенька. Потихоньку, - ответила пожилая женщина. – Теперь вот легче будет. И Юре меньше везти…
 - Это почему же?
 - Танечка уехала, - объяснила домоправительница. И увидела изменившееся Витино лицо.
 - Как уехала?
 - Да так. Утром – в шесть, разбудила меня, поблагодарила за теплый прием, села в машину и укатила.
И только сейчас Витя заметил, что Таниной машины нет.
 - А ты с ней знаком что ли? – удивилась Нина Павловна.
 - Да так, пару раз у магазина сталкивались… - протянул он, совершенно раздавленный новостью. – А координат ее у вас нет?
 - Откуда ж? – всплеснула женщина руками.
Он молча развернулся и пошел к дороге.
 - Эй, брат, погоди, - Юра бежал за ним. – Пару раз у магазина, а чего тогда такой скорбный вид?
 - А тебе какое дело? – старший не был настроен беседовать. У него в голове уже рождался план дальнейших действий.
 - Да мне просто тоже интересно, чего это она свинтила так резво. Я вчера не пришел, и…
 - Ты? Так она ждала тебя? – Витя застыл на месте.
 - Ну, не знаю, как насчет, ждала ли.. Ей-то все по боку, а мне работать пять минут на разрядку и дома несложно…
Договорить Юра не успел. Старший брат врезал ему кулаком в челюсть так, что тот свалился мешком на размытую дождем дорогу. Не слушая его крики в спину, Витя ушел.

Он дал себе несколько часов на раздумье. Танину предысторию он знал, но секс со вторым Соломийцем принять было сложно. Его буквально рвало на части. Плюнуть, растереть и выкинуть «эту странную горожанку»  из головы казалось самым верным решением.
И победило ли какое-то зарождающееся чувство, или просто ущемленное самолюбие в довесок с желанием доказать, что он лучше брата, - неизвестно.
Но под вечер Витя рванул искать Севку Агапеева. Тот, как обычно, пьянствовал с местными возле магазина. Соломиец вытянул Севку из толпы и оттащил в сторону.
 - Две бутылки водки – за телефон, - с места в карьер выпалил Витя.
 - Чей? – по-деловому посмотрел на него Агапеев.
 - Мужика, с которым ты работал на стройке.
 - Там много было их, - хохотнул односельчанин.
 - Тот, что про Таню рассказал.
 Сева глянул на него уже почти трезвым взглядом.
 - С катушек съехал по горожанке? Юрка рассказал, как ты ему в морду дал за то, что он ее пялил…
Витя поморщился, но выдавил:
 - Три бутылки.
 - Вот это другой разговор, - Сева достал потрепанный мобильник и нашел нужный номер. – На, звони. Это брат ее бывшего – Марата.
Соломиец уже набирал.
 - Тимур, здравствуйте. Извините за поздний звонок, но мне очень нужен телефон Тани – бывшей жены вашего брата, - скороговоркой вещал он в трубку.
 - А что-то случилось? Что с Таней? – на том конце уже, видимо, спали.
 - Может случиться, если вы не дадите ее номер.
 - Записывайте, раз так. Восемь – девятьсот одиннадцать…
«Одиннадцать» - ставшее уже магическим для Вити слово – больно ударило и вынудило его просить собеседника повторить цифры.
Агапеев ошарашено смотрел на него – хоть и не близкого приятеля, но давно, вроде бы, знакомого.
 - На, купишь себе сам завтра, - Витя вложил в его руку пятисотрублевую купюру.
Сева без дальнейших вопросов побрел обратно в компанию.
Старший Соломиец, не дыша, слушал гудки вызова в трубке.
 - Алло… - тихо сказала Таня в трубку.
 - Таня, это я.
 - Зачем звонишь?
 - Я же сказал, хочу продлить твои пять минут счастья.
 - А я сказала, что ты не сможешь…
 - И так испугалась, что смогу, что даже собрала вещи и уехала?
 - Я не испугалась, - деланно возмутилась она.
 - Врешь, - почему-то вдруг ему стало спокойно. Он был уверен в своих словах и действиях, как никогда.
 - Ничего подобного.
 - Проверим? – спросил Витя.
Таня с минуту молчала.
 - Завтра. В одиннадцать. У меня. Записывай адрес….