Александр Вергелис
Дефиле пороков
У меня давно не было женщины. Говорят, это вредно для здоровья. А времени, знаете, ну совсем нет. Какие там ухаживания, когда сплошной аврал. Вот и пошел туда. Ну - туда, туда…
Хорошо. Это можно хоть как-то обосновать. А вот зачем ты, каналья, весь год торчал в казино? И торчал бы еще, кабы не закрыли. Отвечай! Времени у тебя не было, да? Ну, про кокаин умолчу. Надо ведь было как-то поддерживать слабеющий организм, измученный бордельными трудами и бдениями над рулеткой. А? Что? Только попробовал? Три раза пробовал – не распробовал?
Молчи, совесть, молчи! Какую ловушку приготовила ты для меня, коварная! Какое время выбрала для тройного удара – иду, никого не трогаю, упиваюсь своей правильностью и благонамеренностью. И даже хрустальное царство Бахуса миную без малейшего волнения – так, разве что из любопытства косясь на полусладкие, игристые, крепленые шеренги. Только кефир и минералка, только свежевыжатый сок и никаких! Моя новая девушка – ангел. Она на дух не переносит пьющих людей. Ненавидит азартные игры. И Боже упаси заговорить с ней о наркотиках! Быть рядом с такой – значит получить шанс на нравственное возрождение…
И вот, представьте, я – в супермаркете. Я покупаю продукты, чтобы ехать к ней на дачу – знакомиться с её мамой, между прочим, оперной певицей, и папой, который, кстати, - капитан дальнего плавания. Я почти счастлив, я чист и весь устремлен в будущее. На другом конце гигантского, как космический ангар, магазина мне мерещатся переливающиеся огнями слова: «Правильная жизнь». Я одним пальцем качу свою тележку, полную даров - туда, к этой радуге, к праведной жизни, и ничего не хочу знать об этой бездарно намазанной девице, которая толкает свою телегу навстречу и как-то хитро улыбается в мою сторону.
Не может быть…
- Привет. Как здоровьице? Не сопливишь?
- Привет… Да не…Нормально…
Я даже имя запомнил: Вика. А она? Как она умудрилась не забыть, что у меня тогда был насморк? Впрочем, наша встреча состоялась всего неделю назад, а сопливых клиентов у нее, наверное, не так уж много – всё-таки лето. Как ни странно, на следующий день насморк прошел. «Я же говорил – это для здоровья», - смеялся потом Кузен, затянувший меня в ту нехорошую квартиру, где предлагали чай в пакетиках и девушки выходили не все сразу, а по одной, в купальниках, и каждая называла свое имя. Я почему-то выбрал Вику, и зря. Она – из тех людей, которые относятся к своей работе несерьезно. Пренебрегают обязанностями. Из-за такой халатности, понимаете, у нас вся страна… Она умудрялась трещать по мобильнику всё время, пока я был с ней.
- Это ты с кем? Разговариваешь, говорю, с кем? – спрашиваю я, ощупывая её целлюлитный студень в потемках, щадящих зрение.
- С молодым человеком. Не отвлекайся.
У молодого человека был писклявый девчачий голос. Не с этой ли мымрой общалась Вика, не с этой ли лахудрой, что кидает в тележку рулон туалетной бумаги? Они нахально перешептываются, подружка хрипло хихикает в маленький кулачишко. Тоже, поди, из этих. Коллега.
- Ну пока. Не болей. Заходи еще…
- Ага… До свидания...
Да, отработала она, прямо скажем, недобросовестно. Лежала и болтала по телефону. И еще требовала, чтобы я не очень громко проявлял свои животные инстинкты. Но уж когда в дверь постучали и чей-то прокуренный голос возвестил: «Время!» - тут же ящерицей выскользнула из-под меня, не дав завершить начатое. Буду ли я «брать второй час»? Да идите вы к черту, я не Рокфеллер.
Нда… Бывают же встречи.
Иду дальше, качу свою тележку уже не пальцем, а всей пятерней – как будто везу в ней этих двух подружек. Что там осталось купить? Кетчуп для барбекю… Кетчуп, ау! Но на внутренний зов мой из-за угла, из отдела зубных щеток и дурных воспоминаний голливудской походкой, как будто по каннской красной дорожке, выруливает… Тарантино! Тарантино верен стилю: попугайская рубашка, солнечные очки, которые носит только он, и девушка – да, та самая, на две головы выше его, с губами, та девушка, с которой он деловито и бодро шагал между игорных столов менять деньги на фишки и фишки на деньги. Отнюдь не красавица, но с фигурой. Да, только таким, как этот, могут нравиться совершенно безмозглые девушки – а в том, что она совершенно безмозгла, может сомневаться только абсолютно безмозглый наблюдатель. Интересно, узнает ли он меня? Нет. Ведь всё, что творилось вокруг него в казино, для него не существовало, как не существует для туриста, глазеющего на Эйфелеву башню, пыль на его ботинках. Когда Тарантино переходил от покерного стола к рулетке, кидая полновесные фишки, проигрывая за раз столько, сколько я – за месяц, в его взгляде не отражались ни я, ни Кузен, ни прочие алчущие страдальцы. Кинул, поморщился, отошел. Или взял такой куш, что мы с Кузеном смотрим на него с восторженной ненавистью. Вот и сейчас идет он, вещь в себе, и смотрит сквозь всё и сквозь всех.
Человек, которого мы с двоюродным братцем, не сговариваясь, окрестили Тарантино – потому что сходство действительно ошеломляющее – неужели человек сей был заброшен в дрянной магазинишко из своей нереальной голливудско-казиношной реальности только для того, чтобы я вспомнил кое-что из своего недавнего, но прочно забытого прошлого, из такого неудобного вчера? Или он просто приехал сюда со своей фотомоделью, чтобы затариться макаронами и кефиром? Разве бывают такие совпадения?
«Бывают, сынок! Еще и не такие бывают», - говорит мне кто-то сверху, выпуская на меня третьего.
- Такого орешка вы долго еще не попробуете. В порту сейчас пароход стоит, так вот это оттуда. Качество – обалдеть.
Качество и, правда, было потрясающее. Правда, мне не с чем было сравнить – кокос я пробовал впервые. Но Кузен, отведав порошка кончиком языка (вспомнилось, как в детстве мы пробовали на язык блинную муку, и как ругалась бабушка), плотно сжал губы и опустил веки в знак одобрения.
У Толяна мы были еще дважды. Помню его комнату в огромной коммуналке: стены и даже часть потолка были обклеены плакатами «Скорпионс» - Толян был страстный поклонник этих немцев. Почему же вдруг «был»? Вот он – живой и здоровый, драгдилер и меломан катит свою тележку, жует свою жвачку и слушает свой плеер. Пусть слушает самозабвенно своих скорпионов, не приведи Боже встретиться с ним глазами – он обязательно предложит еще порцию «ореха», и этот порошок будет уж так хорош, что я не найду оснований для отказа и возьму. Возьму и тут же нюхну, лизну, вотру в десны… А потом догоню Тарантино, хлопну его по плечу и скажу: «Ну что, старина Квентин, всё на красное?» Он узнает меня, улыбнется, и мы сразу поедем в казино, даром что оно закрыто. А на обратном пути я непременно загляну в ту смрадную квартирку и на остаток зарплаты спрошу Вику, которая будет снова болтать со своей подружкой, не обращая внимания на то, что там делается между её рыхлыми бедрами.
Нет, нет и нет! Я качу свою тележку в правильном направлении. Я уже купил кетчуп для барбекю, я придумал, что сказать маме моей новой девушки, поистине, святой женщине, бывшей замужем четыре раза, осчастливившей четырех достойных мужчин – архитектора, полковника, режиссера и телевизионного мастера, а двадцать лет назад ставшей супругой достойнейшего – отца моей зайки, которая его так любит. Я знаю, о чем помолчать с этим суровым капитаном, никогда не смотревшим на портовых шлюх, не игравшим даже в дурака, с человеком, который скорее застрелился бы, чем позволил провезти на борту своего парохода мешочек белого порошка, дурманящего неразумных юношей вроде меня. И не спрашивай, откуда у капитана такая роскошная дача, а у его двадцатилетней дочки – своя трехкомнатная квартира в центре города. Не спрашивай у меня, спроси у кого-нибудь другого. А я уже у кассы, я говорю себе: «Прочь из этого магазина! Прочь из этого города! На дачу! К новой, правильной жизни!».
А в кармане у меня (никогда не кладите мобильный телефон в карман, не носите его с собой, лучше выбросите в канализационный люк), а в кармане уже дребезжит… И я знаю, кто это. Ну конечно, это Кузен, мой вечный искуситель. И конечно, он где-то рядом, и заедет за мной на машине (он еще не продал её, чтобы отдать карточные долги), и расскажет что-то совершенно потрясающее, и покажет нечто абсолютно невероятное, и увлечет меня в новый Мальстрем грехов, из которого я уже не выберусь, хоть бы даже передо мной явилась целая армия свидетелей моего падения…
Но я нажимаю на красную кнопку, и слово КУЗЕН на экране телефона покрывается чернотой. Прощай, прощай, порочная жизнь! Здравствуй, чистая совесть!