Мой друг Вовка. Продолжение 2

Майя Аргамакова
         ПИСЬМО 2.               9 октября 1958г.

         Здравствуй, Майечка!
    Не писал тебе потому, что было скучное, тревожное время. Если бы мои скучные несчастья прибавить к твоим скорбям, то получилось бы кушанье не для наших нежных желудков. Теперь пишу потому, что уже всё, более или менее, налаживается, проясняется.

    Все переживания мои далеки от поэтической грусти. Меня попросту чуть-чуть не забрали в армию. В состоянии полной безнадёжности и сарказма я прожил около двух недель (бесил и пугал не сам факт, ведь чем я лучше других), а нелепость моего отъезда в Казань только для того, чтобы попасть в армию и даже не иметь возможности возвратиться после службы в родной дом, к вам.

    Моё звание подлежит бронированию, но мои годы - годы призывника, и ещё никто не имел в такие годы такого звания, а, следовательно, не имелось специального для меня закона бронирования. Решить моё дело может только Министерство Союза, а с ним директор крупно поругался из-за моего оформления, поэтому Москва встаёт на формальную точку зрения. Нужно политично выиграть время. Его как раз и не было у меня.

    Когда я пришёл в военкомат для "постановки на учёт", меня поздравили с призывом на действительную службу, забрали паспорт и послали на рентген. Я откозырял и пошёл...Нет, понёсся, но только не на рентген, а в консерваторию, в филармонию, где некоторое время работаю, в райком партии. Не вернусь, думаю, в военкомат, пока не почувствую, что дело безнадёжное. Ведь надо было хотя бы 2-ой факультет закончить.*  Каждый день ждал насилия нашего гос.аппарата над преступником горе-музыкантом. Вобщем, волосы на себе не рвал, по полу не катался и даже иногда улыбался, конечно, демонической улыбкой. Готов был в любой момент дёрнуть в Ленинград.

    ...Всё разрешилось просто. Меня "брали на пушку". Существовал закон (до чего подлы люди), по которому я не подлежу призыву, как работающий и учащийся на последних курсах Вуза, хотя и заочно. Но и тут меня испытали на выдержку, требуя немедленного предоставления документа, которого я, естественно, не мог получить даже в течение двух дней. Меня прорвало, понесло! Подействовало. Отпустили. Сегодня я держу эту справку в руках. Мамуля молниеносно это дело справила. Уф! Да здравствует солнце! Хватит о нелепостях.

    Майечка, очень рад твоим письмам. В них доброта, тепло; честная крепкая дружеская ручка у тебя. Постоянство и бескорыстие сердца. Всё, чего аз не достоин.  Но, наверное, будет когда-нибудь. Такой духовной молчаливой близости и понимания я давно не встречал.

    Рад за твою смелость в работе. Рад был бы разогнать твою тоску хотя бы такими редкими письмами. Рад, что ты в Ленинграде, что есть Ленинград и ты в нём, милая моя девочка. Хотел бы порадоваться вместе. В скором будущем и порадуемся. Нос кверху, рукава тоже, будем вместе пока "тесать" дорогих граждан-учеников. Ты не сдашь, верю. Руки и голова - наши, северные.

    У меня сейчас ещё одна тревога и нервотрёпка. Комиссия из Москвы ( проверяет какие-то тёмные стороны прежнего существования факультета). Следовательно и меня контролирует. Надо обладать достаточным чувством юмора, чтобы посылать комиссию с целью разузнать настоящее положение вещей. Урок с комиссией,урок для показа, сиречь урок показательный, но только вот смех- не для ученика. В первый раз я поддался ещё такой "традиции", во второй урок "наплевал и забыл" про комиссию. Что будет?! Что будет?! Ай-яй-яй! Об этом напишу позднее.

    Во все тревожные дни я ещё работал в Филармонии концертмейстером (адова работа!), но кажется вылезу из всех западней сразу. Занимаюсь мало. Это самое большое огорчение. Не могу устроить Татьяну на работу. Она скучает и брюзжит. Я её вполне понимаю. (Прости, я опять перешёл на свои дела повседневные, но мне не о чем больше писать. Ничего особо красивого, интересного пока в Казани не произошло. Если произойдёт - обязательно начирикаю.)

    В утешение тебе и напрощание приведу несколько случайно оставшихся в черепе стихов - отрывков старого итальянца (век Возрождения).
   "Грусть, ты уходишь и вновь приходишь,
    Нежною тенью ты витаешь предо мной.
    Ты омрачаешь очи, что люблю я.
    Ах, разве ты несёшь нам страдания?
    О, грусть, о, нежность..."
Дальше к сожалению не помню. К стихам есть чудеснейшая музыка, тоже старая и мудрая.
    До свидания, друг мой, большой и хороший, не забывающий нас на чужбине.
               
                Твой Вовка.

    P.S. Дошли ли мои письма в Дом Работников Просвещения?
 
    * Вовка учился в Ленинградской консерватории на дирижёрско-хоровом отделении.Закончив его, был напрвлен в Казань на работу. Одновременно учился в Ленинграде на фортепьянном факультете сначала очно, потом заочно. 

                (продолжение следует)