***
Иду по улицам, унылый и думаю: «и зачем я других обвинял - сам-то какую ерунду делаю. Плевки у него, видите ли, золотые. Говорили же мне умные люди: «не вини других - сам себя оправдать не сможешь». Пришло это время...»
Дальше иду, всё думаю, но теперь развеселиться пытаюсь: «хоть бы толкнул кто-то. Я бы покраснел лицом, в крови внутренне захлебнулся... - и оживился. Вообще, пусть все и толкаются, и целуются, и просто разговаривают - а то идешь как во сне, от всех и от всего уворачиваясь...»
А с вышины всё поет свои песни Абсолютная Красота. Она недостижима и во мне тоска. Она недостижима, потому что достижимы Относительности. Поймал воробья и уже не спешишь вытягиваться до Высокого неба, ведь летают на Него лишь Кресты - и те, кто прибит к Ним. «А леденцовый петушок вообще не птица – вас, эстеты, мои речи абсолютно не касаются»…
«Как сопрячь в себе бога и таракана? идола и красивую бабочку? Как быть и въедливо конкретным и отрешенным одновременно? И в какой чулан спрятать своего суетливого мастера и хлопотливого семьянина. Всё тонет в тарелке супа, всё покрошили в винегрет...» (Как только бог забывает про своего таракана, он перерождается в идола... Свергая идола, мы делаем благое дело, но убиваем бабочку... Бог вспомнил про таракана и вместился в бабочку... «Около идола ползала тьма тараканов и летало целое облако бабочек» - «А Бог где?» - «Он в бабочках...» В супе плавал идол и звал к себе тараканов. Мол, сытно плаваю. Тут подлетела бабочка и села на него - неголодная, глупая, идолу ненужная. Просто муха. И таракан сразу с мысли сбился...)
Постылый штамп, пусть и супер-авангардистский. Не выбрасываю, потому что штампы - это утварь, мебель, что угодно, с ними и обжираемся, и постимся, и встаем, и спать ложимся. Верил ли я когда в него? Грелся ли возле него с верой, что согреюсь? Не знал ли, что всё невозможно верующему в штампы - он идет под тот пресс, после которого все готовые изделия выбрасывают на свалку...
Творец, успевший охренеть от своих чудес раньше, чем удивить других... Плодотворное творчество потоком пошло, дождем, но все закрыли рты и взяли зонтики... Всё есть, прибыл, наконец, этот великолепным грузовой поезд с дарами с далекого поля, но есть ли кто живой в этом городе, увенчанном крестами и железным забором огороженном. Все начинают жить слишком поздно, уже попав в гробы - я их почти не вижу, не взирая на всю свою одаренность проницательностью. Зонтик - крышкой гроба. С крыши гроб строится...
Истина - это точка. И держать ее надо могучей рукой. А я ищу ее хилой рукой, совершая движенья. Вспомнил про тонкости музыки, стал танцевать - еще в темноте, не вставая с постели...
Воевал с душой, но кому нужна эта война, всем она не по душе, хотя и все воюют с душой - они воюют с ней всякий раз, как увидят, но она печальной невидимкой на поводке своем вокруг нас ходит... Пьют горькие лекарства войны с душой, чтобы не болеть душой - а она от них болит так ужасно, что говорит человек в душе своей: стану каменной стеной...»
Только зарастил всю землю огромными цветами, как вдруг по ней побежали огромные тараканы. Залез тогда на огромную яблоню и стал кидаться огромными яблоками с красными боками, и яблокам не было конца... (Тот не жил, кто не пытался представить себе рай, но на каждого представившего обязательно бегут тараканы)
Бог стоит там, куда ты не смотришь; Бог делает то, чего ты не делаешь; Бог пишет то, чего тебе никогда не написать - ты сможешь подсмотреть всего пару строчек... Я днем засорил глаза тем, что видел и замозолил руки тем, что делал; вечером я очистил глаза темнотой и сделал нежными руки, гладя белое постельное белье... - но теперь уже должен спать. Я так недолго видел Бога и так мало делал то, что любит Бог, писал Его слова…
Когда я шел по улице, мне снился некий мужик, выделывающий ногами странные па - а не физкультурник он, не регулировщик, не танцор. Здоровый такой, в физкультурно-блатном облачении, в коридоре... Зачем снился? А зачем я раньше всякие книги читал? Они ведь тоже странные, очень странные. Сидит героиня, стоит, всё что-то соображает и восклицает - это же черт знает где и черт знает что. И даже вообще нигде и ничто. А я читал... Но вот опять снится, что читал я какую-то сказку - там были повозки, узкие улочки и я шел в белой чалме, и во мне было метр росту... - совсем всё другое; возможно ли? И почему мне сегодня всё снится, ощущается как сладкий и мучительный сон? Ведь на этих чертовых улицах, среди мыльниц на колесах всегда становлюсь пуговицей. Или даже дыркой для оной... Это оттого, что медленней иду. На днях еще понял, что надо медленно идти и как бы спать, спать...
Куда ты едешь на своем молоденьком ослике? Кому проповедуешь про то, что всё тонет в фарисействе шуб и лакированной мебели? Авто на перекрестке? - зажегся «зеленый» и оно умчалось; у него любовное свидание с другим. И метель метет сегодня...