***
Там голуби размером с орла, а орлы совсем небольшие. Там порча не трогает девушек, детей, стариков, воюя только с нами, на фронте. Там небо просвечивает сквозь любой потолок, а улыбка - сквозь стены... - и полы не холодные! (П.С.: с подогревом, значит? Когда писал, еще ничего не знал про полы с подогревом – их, возможно, и в природе еще не было… А какие у нас, кстати, были ледяные полы – и, соответственно, перерасход отопления. Привычка была и к тому, и к другому, и совсем другие понятия…)
Ей, наверное, кажется, что она выглядит очень важно, понтово, когда в коридорах как страус вышагивает по своим бумажным делам. «Невозмутима», еще не знает, что заумь - не супер-ум, а бяка в пару обыкновенной дурости. Куда нам, бедным черным юмористам - вот Л., это герой. А он всего лишь красивая фига с маслом. Объедается геройскими фигами с маслом, но между ними всё равно мелькают и простые фиги; и без масла; и даже здоровенный кукиш заходит иногда. С камнями каша. И без смысла. Для поноса, между нами говоря…
Мы называем себя нормальными, потому что трудно назвать нас разумными. У нас есть нормы, пока у нас с разумом проблема…
Я дружу с теми, кто доверяет мне дело и люблю тех, кто доверчив ко мне. Люби меня и я всегда буду в долгу у тебя; люби, ничего не прося - каждый твой расчет убивает одно из моих стихотворений…
Читал он довольно искусно. Но и довольно искусственно. Т.е. не успев родиться, принимался тут же губить себя, требовать наград и пить ударно и геройски...
И выпивая, и делами занимаясь, люди просто удовольствие себе хотят сделать. Или вовнутрь что-то влить и радоваться, или перед собой нечто поставить и хлопать в ладоши от счастья, что всё это – его…
Продолжу по капле собирать свою волю, которая есть жажда свободы и выползать, выползать понемногу из ниши, где всё так «обустроено»...
Да, лирику уже негде присесть - настолько все места засижены. Еще только начнет говорить, как уже все - и он сам - знают, чем кончит. А я рядом во тьме как шахтер прорубаю туннель среди беспрерывных видений новой страны. Иногда прислушиваюсь к тому, как они там... Им негде присесть, а мне некуда встать и я лежа прорубаюсь, во сне...
***
Я ведь простил ее только что, за день до этого, и вот, только что испытав такой эмоциональный подъем, получить новый удар - по доверчиво открытым глазам...
Опустились руки и голова без них в одиночестве обозревает печальные небеса. Сплошные серые облака как человечество, онемевший от уныния караван. Но вот влажный свежий ветер омывает ее, видимо, готовя к очередному бою...
Любовь к ближнему - вот единственная опора, данная человеку, единственный источник света, рассеивающий тьму. И еще есть две плоскости в придачу - духовный и физический миры, данные нам для творчества. Но они сразу разваливаются и пропадают, обессмысливаются и отчуждаются, как только пропадает этот источник света...
Что может быть обыденнее наших ближних? - что может быть прекраснее любви к обыденному! Любовь к ближнему - это счастье вблизи, здесь и сейчас.
Обыденность вечно жива и цела - поэтому во все времена нашей точке - а значит и нам - ничего не угрожает. Любые приключения, если случаются в большом количестве, начинают повторяться и становятся обыденностью. И как же глупо жить в обыденности без света! какой серятиной надо быть!
Но ближний как камень, он как сорняк; он харкает и сжимает руку в кулак как раз тогда, когда смотрит на тебя - увлекательно трудно любить такого! У него понос и плохое настроение и, например, улыбки и идиотские ласки твои для него только фантики, мусор - думать надо, чтобы любить…
Счастье творит только счастливый человек. Несчастливый творит несчастье, а серый вообще ничего не творит, у него одни штампы в широких карманах…
Были они мне холодной улицей, а не теплым домом, бомжевал среди них - и не мог полюбить. Вычистить бы эту грязь и лед растопить… - но я уже сам грязно-холодный. Огонь с небес нужен, чтобы мне согреться и вода с небес, чтобы очиститься - поэтому смотрю не на ближних, а на небеса. Ты дай мне, небо, а я передам...
Листаю журналы, писателей - уйма. Каждый писатель - одна мысль человечества. Например, что всё хорошо; или же, что всё непросто, ох, непросто в нашем мире. Или, что бяка тот. Или, что бяка этот. Со многими согласен, но на целую уйму смотрю с недоумением: «у вас отключена антенна, господа». И в целом все же хочется сказать: «придет ли, наконец, человечеству в голову хоть одна по-настоящему умная мысль - та, что оживит и сдвинет его?!»