***
«Посмотрел фильм про Гулливеров и лилипутов и пошел чистить свои лилипутские зубы лилипутской зубной пастой и лилипутской зубной щеткой. Потом воды попил из лилипутского стакана - еле отыскал его глазами среди прочей лилипутской посуды... Потом книжку лилипутскую полистал - скучно; включил снова свой лилипутский телевизор - но Гулливеров уже не было...» - написал лилипутской ручкой длинные ряды суперлилипутских букв и пошел гулять на улицу. Бог ты мой, а тут одни Гулливеры! Деревья, дома, машины, сугробы; луна, черт знает, куда забралась... Вот такая, короче, история - а ведь мне уже за 30...
Самая редкая профессия в нашем мире отнюдь не писатель и не художник - этих сотни и тысячи; и у многих такие же рыла и выхлопные трубы, как у тех же авто, в которых они перемещаются; самая редкая профессия - сказочник. До сегодняшнего дня я вообще не знал, что она существует - так прозаичен этот мир, что переполнен и природными, и техническими чудесами...
(Ах, я уже неделю из дома не выхожу; «прогулка» - выдумка, сказка. А как выйду, так от холодов сразу вымрет всё в этой сказочной стране…)
Как меняется мой угол зрения: мир ведь всегда один и тот же, но раньше всё канцелярское и принудительное мне казалось огромной Вавилонской башней, плотной как сама реальность, а все радости выглядели бестелесными овечками, обреченными мыльными пузырями… - теперь всё наоборот: то - бумажка, а это огонь… И бумажек своих у меня уже тоже немало…
А мне только дай узнать про то, что есть еще одно населенное небо. Причем, так близко - рукой подать. И счастливых на нем больше, чем на том, куда ты раньше по лесенке взбирался…
Ел как самый настоящий проглот, по горечи в душе очень легко отличая продукт прекрасный и съедобный от продукта ужасного и ядовитого. Потому так налегал, что вдруг не стало отходов из-за переедания, нехорошее окошко кирпичом заложили и глиной замазали, и всё теперь в рост шло. И если съем, например, ананас, то на ананас больше будет во мне ананасности. И такой я теперь стал хлебный, молочный, суповой! (на ананасы денег нет - меня же пока в цирке не показывают). И такой теперь большой - через реки перешагиваю, через книги враз переплываю, людей по одному рукопожатию насквозь вижу - не глаза, а лупы, не руки, а осьминоги. И язык у меня нынче ох и длинный!»
(Раньше врать боялся - вот и не получались сказки. И убивать боялся. И прелюбодействовать. Сейчас правды, жизни и любви соответственно стало так много, что их не так-то просто сбить с толку, испугать и лишить игривости!)
Я начал зарабатывать духовно в 21 год. До этого болтался иждивенцем, значение слова «дух» понимал неотчетливо, туманно, знал «дух изо рта», «воздух», «дыхни», «Отец, Сын, Дух Святой», «чьим тут духом пахнет?», «боевой дух» и прочее. «Он сказал «дыхни» и я дыхнул и он сказал «Отец, Сын, Дух Святой и Пресвятая Богородица!»« (отец с сыном не святые, выходит). Так вот - то были медные деньги и они никого не интересовали. Тогда в 27 я подступился к серебру и это уже было что-то, лишние 20 копеек никому не помешают... Но сейчас я около клада с золотом и мне будет очень интересно посмотреть на вашу реакцию!. ...Впрочем, реакция реакцией, но тот мой медный опыт для вас должен быть самым актуальным. В меди много подлинности, кстати. Ведь золото как солнце, и настраивает тебя на фантастический лад, его блеск слишком изменчив и ярок...
Я слаб, но у меня три мощные опоры. Я хуже воробушка - летать не умею, червячка - ползаю плохо; я - кисель, я – вода, я - ничто; я извиваюсь, трепыхаюсь, теряюсь, как только оказываюсь предоставлен самому себе. Но я в тисках - кто-то железно поддерживает под левую руку, каменно - под правую, а если есть небольшой зазор между этими небоскребами (упадешь - мокрого места не отыщут), то тут же кто-то третий включает мотор могучий и я, как «Боинг», покрываю сей страшный полуметр...
Боялся сойти с ума так, словно в каждом втором доме живут сплошные сумасшедшие и очень надо не ошибиться номером. «Я полусумасшедший - это ясно, вот почему так важно не ошибиться сейчас, не усугубиться, а справиться...
«Я был грустен тогда; меня преследовали всякие неудачи...» - как приятно говорить такое в прошедшем времени, с тихой и светлой нежностью; не очень-то хочется вопить «обложили меня, обложили». Да и слабо им меня обложить! Я ведь даже не волк, вообще не из местных лесов (помножив воробья на небоскреб, мы, надеюсь, получаем хорошего льва!).
- «Он такого высокого мнения о себе» - сказала она с той нестерпимой заносчивостью, что свойственна столь многим обыкновеннейшим людишкам, склонных считать высокими и великими исключительно себя. Основания для таких считаний, конечно, очень туманны и неожиданны, но ведь гениальность необъяснима! «И, в конце концов, я ведущий сотрудник отдела!»!
- «Не чмокай» - «А что плохого в чмоканье?» - «Выдаешь, что ты сластолюбив. А раз выдаешь, то показываешь и слабость».