Представление Омара Хайяма о мироустройстве можно выразить следующими словами. Он атеист, не верит в Творца и сотворённость мира, не верит в загробный мир. Но мысль о конечности жизни приводит его к идее бессмысленности бытия, что ввергает его в отчаяние, которое систематически фонтаном бьёт из его стихов. И коль скоро жизнь столь бесполезна и безысходна, заключает он, то давайте будем пить, развлекаться, предаваться любовным утехам и т. п.
Нет ни рая, ни ада, о сердце моё!
Нет из мрака возврата, о сердце моё!
И не надо надеяться, о сердце моё!
И не надо бояться, о сердце моё!
Я нигде преклонить головы не могу.
Верить в мир замогильный – увы! – не могу.
Верить в то, что, истлевши, восстану из праха
Хоть бы стеблем зелёной травы, – не могу.
Если б мог я найти путеводную нить,
Если б мог я надежду на рай сохранить,-
Не томился бы я в этой тесной темнице,
А спешил место жительства переменить!
Пью вино, ибо скоро в могиле сгнию.
Пью вино, потому что не верю вранью
Ни о вечных мучениях в жизни загробной,
Ни о вечном блаженстве на травке в раю.
Неверие в вечную жизнь приводит Хайяма к мысли о том, что как ни живи – итог один.
Будь жизнь тебе хоть в триста лет дана –
Но всё равно она обречена,
Будь ты халиф или базарный нищий,
В конечном счёте – всем одна цена.
В этом мире ты мудрым слывёшь? Ну и что?
Всем пример и совет подаёшь? Ну и что?
До ста лет ты намерен прожить? Допускаю.
Может быть, до двухсот проживёшь. Ну и что?
Двести лет проживёшь или тысячу лет –
Всё равно попадёшь муравьям на обед.
В шёлк одет или в жалкие тряпки одет
Падишах или пьяница – разницы нет!
Мертвецам всё равно: что минута что час,
Что вода – что вино, что Багдад – что Шираз.
Полнолуние сменится новой луною
После нашей погибели тысячи раз.
Ни продолжительность жизни, ни её качество, ни образ жизни, ни формы поведения, ни достигнутые результаты не имеют никакого значения. Понятно, что такая философия приводит к безысходности.
Не одерживал смертный над небом побед.
Всех подряд пожирает земля-людоед.
Ты пока ещё цел? И бахвалишься этим?
Погоди: попадёшь муравьям на обед!
Вижу смутную землю – обитель скорбей,
Вижу смертных, спешащих к могиле своей,
Вижу славных царей, луноликих красавиц,
Отблиставших и ставших добычей червей.
В прах судьбою растертые видятся мне,
Под землёй распростёртые видятся мне.
Сколько я ни вперяюсь во мрак запредельный:
Только мёртвые, мёртвые видятся мне…
И того, кто умён, и того, кто красив,
Небо в землю упрячет, под корень скосив.
Горе нам! Мы истлеем без пользы, без цели.
Станем бывшими мы, бытия не вкусив.
Эта жизнь – солончак. Вкус у жизни такой,
Что сердца наполняются смертной тоской.
Счастлив тот, кто её поскорее покинет.
Кто совсем не родится – познает покой.
Где же выход из безвыходного положения? Он видится Хайяму в весьма неожиданном месте – в кувшине вина.
Оттого, что неправеден мир, не страдай,
Не тверди нам о смерти и сам не рыдай,
Наливай в пиалу эту алую влагу,
Белогрудой красавице сердце отдай.
Лживой книжной премудрости лучше бежать,
Лучше с милой всю жизнь на лужайке лежать.
До того как судьба твои кости иссушит –
Лучше чашу без устали осушать!
Он ищет забытья.
Пью не ради запретной любви к питию,
И не ради веселья душевного пью,
Пью вино потому, что хочу позабыться,
Мир забыть и несчастную долю свою.
Он торопится.
Ты с душою расстанешься скоро, поверь.
Ждёт за тёмной завесою тайная дверь.
Пей вино. Ибо ты - неизвестно откуда.
Веселись! Неизвестно – куда же теперь?
Не бойся, друг, сегодняшних невзгод.
Не сомневайся, время их сотрёт.
Минута есть, отдай её веселью,
А что потом придёт, пускай придёт.
Принесите вина – надоела вода!
Чашу жизни моей наполняют года.
Не к лицу старику притворяться непьющим.
Если нынче не выпью вина – то когда?
То он призывает к спокойствию.
Беспощадна судьба, наши планы круша.
Час настанет – и тело покинет душа.
Не спеши, посиди на траве, под которой
Скоро будешь лежать, никуда не спеша.
Долго ль спину придётся мне гнуть или нет,
Скоро ль мне суждено отдохнуть или нет –
Что об этом вздыхать, если даже вздыхая,
Я не знаю: успею вздохнуть или нет?
Океан, состоящий из капель, велик.
Из пылинок слагается материк.
Твой приход и уход не имеют значенья.
Просто муха в окно залетела на миг…
Тайну вечности смертным постичь не дано.
Что же нам остаётся? Любовь и вино.
Вечен мир или создан – не всё ли равно,
Если нам без возврата уйти суждено?
Наконец, он начинает шутить, причём юмор у него достаточно злобный.
Слышал я: под ударами гончара
Глина тайны свои выдавать начала:
«Не топчи меня!- глина ему говорила.-
Я сама человеком была лишь вчера».
Поглядите на мастера глиняных дел:
Месит глину прилежно, умён и умел.
Приглядитесь внимательней: мастер – безумен,
Ибо это не глина, а месиво тел!
Долго ль будешь мудрец у рассудка в плену?
Век наш краток – не больше аршина в длину.
Скоро станешь ты глиняным винным кувшином.
Так что пей, привыкай постепенно к вину!
Когда голову я под забором сложу,
В лапы смерти, как птица в ощип угожу, –
Завещаю: кувшин из меня изготовьте,
Приобщите меня к своему кутежу!
В окруженьи друзей, на весёлом пиру
Буду пить эту влагу, пока не умру!
Буду пить из прекрасных гончарных изделий, –
До того как сырьём послужить гончару.
Но, он не может удержаться от морализаторства.
Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало,
Два важных правила запомни для начала:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
Живи среди мужей разумных и свободных,
Страшись, беги лжецов и душ неблагородных,
И лучше яд испей из чаши мудреца,
Чем жизненный бальзам из рук людей негодных.
Долго ль будешь ты всяким скотам угождать?
Только муха за харч может душу отдать.
Кровью сердца питайся, но будь независим.
Лучше слёзы глотать, чем объедки глодать.
Если низменной похоти станешь рабом –
Будешь в старости пуст, как покинутый дом.
Оглянись на себя и подумай о том,
Кто ты есть, где ты есть и – куда же потом?
Но постановка вопроса о том, что лучше и что хуже, порождает вопрос: «А с точки зрения чего?»! С точки зрения вкусовых ощущений червей или качества глины? Если нет бессмертной души, а тело наше всего лишь корм для червей, глина, или придорожная пыль, то велика ли разница в том, что несколько мгновений, в течение которых длится наша жизнь, будем ли мы голодать или жрать что попало, пить яд или бальзам, царствовать или валяться в канаве. Он сам об этом все уши прожужжал, а в итоге всё равно начал читать нравоучения. Надо быть логически последовательным до конца, монсеньор Хайям!
Трудно сказать, велика ли роль О. Хайяма в распространении алкоголизма как образа жизни и других пороков. Не склонен думать, что непьющий человек, начитавшись его четверостиший станет пьяницей. Но уверенно можно сказать, что человек, пьющий и склонный к нетрезвому образу жизни и другим порокам с удовольствием будет читать его стихи и находить в них (говоря языком психологов) положительное подкрепление своим пагубным привычкам. Конечно вина Хайяма и других «просветителей», таких как Вольтер, де Сад и т. д. перед человечеством весьма велика.
Население Земли всё больше увязает во всех пороках и уже не считает пороком прелюбодеяние, пьянство, наркоманию и т. п., а скорее относится к этому как к чему-то естественному и неизбежному. Но мне думается, что из творчества Хайяма можно извлечь и немало полезного. Изучая, его мы видим, как неверие порождает отчаяние, а оно в свою очередь становится причиной возникновения в подсознании разрушительных программных установок. У большинства людей эти установки скрыты глубоко в подсознании, осуществляются автоматически, неосознанно. Стихи Хайяма подобно сеансу психоаналитика раскрывают нутро атеиста, выворачивают наизнанку неправильно сросшиеся логические схемы. Тем самым, они могут быть использованы в психотерапии.
Разрушительная установка выглядит примерно так: «Жизнь конечна» ; «Мы превратимся в пыль» ; «Нет ни воздаяния, ни наказания» ; «Надо получить максимум удовольствий». Но удовольствия подобны солёной воде: чем больше пьёшь – тем сильнее жажда. Об этом тоже сказано у Хайяма:
Жизнь мгновенная, ветром гонима, прошла
Мимо, мимо, как облако дыма, прошла.
Пусть я горя хлебнул, не хлебнув наслажденья,
Жалко жизни, которая мимо прошла.
По всей видимости, ничего кроме горечи и похмельного синдрома не остаётся от всех удовольствий, как бы ни старались Хайям и другие гедонисты. Поэтому взамен пункта о максимуме удовольствия некоторые люди пытаются подставить пункты вроде того, что достойно прожить, быть полезным для общества, оставить доброе имя и т.п. Но всё это – эрзац-цели, неспособные в полной мере придать жизни смысл. Попытки найти смысл жизни для атеиста оказываются бесплодными, мысли об этом морально изматывают его, приводят к тому, что он боится самого вопроса и старается об этом не думать. Всякая попытка размышления на эту тему приводит его к заключению: «Да ну его к чёрту! Пойдём лучше в кабак!». Ещё Достоевский отмечал, что встреча любителей философии начинается с обсуждения мировых проблем, а заканчивается выпивкой.
У значительной части людей вошло в привычку в любой ситуации, вызывающей внутреннее напряжение разряжаться посредством спиртного или табака. Хотя существует мнение об органической зависимости от алкоголя и табака, всё же психологическая составляющая зависимости существенно преобладает над органической. Существует множество алгоритмов вроде «Встретил друга – надо выпить», «Поругался с кем-нибудь – надо закурить» и т. п. То есть человек запрограммирован во множестве ситуаций на совершение определённых действий и эти программы срабатывают неосознанно, автоматически. А для недопущения их срабатывания требуется усилие воли.
Согласно заключению В. Франкла подавляющее большинство психологических проблем имеют ноогенный генезис, т. е. связаны с отсутствием смысла жизни. А причиной того, что люди не могут найти смысл жизни является атеизм. Неверие в вечную жизнь обессмысливает для атеистов и земную жизнь и является причиной возникновения разрушительных программ, что очень ярко показано в творчестве Хайяма.
Эти же программы доминируют в подсознании наших современников-атеистов в запакованном виде. Но помимо них в подсознании существуют и программы, которые в какой-то степени нейтрализуют разрушительные программы. Словесно их можно выразить примерно так: «Конечно, мы не бессмертны, но жить стоит ради … (детей, Родины, нации, человечества и т. п.)». Эти программы являются попыткой придать жизни хоть какой-то смысл, посредством выдвижения эрзац-целей. Они не позволяют человеку покончить с собой из-за безысходности, дают силы, для того чтобы жить и трудиться. Но всё равно это неполноценные ущербные программы, неспособные освободить человека от гнёта одиночества и беспомощности перед смертью. Несмотря на нейтрализующее действие программ, связанных с эрзац-целями, разрушительные программы вызывают нездоровые пристрастия, чувство вседозволенности по отношению к слабым, беспомощность перед сильными, порождают агрессию, направленную вовне и вовнутрь.
Поэтому заменой пункта о максимуме удовольствий на более благообразный, но столь же бессмысленный лозунг невозможно существенно изменить положение дел. Требуется фундаментальный пересмотр системы взглядов, начиная с пункта о конечности жизни. Современные научные данные приводят к однозначному и бесспорному заключению: «Существует Творец, существует душа и нет никаких оснований думать, что сотворивший душу и облекший её плотью Создатель оставит нас без ответа. Поэтому, нашу жизненную стратегию мы должны строить с оглядкой на Страшный Суд». На основе такой картины мироустройства можно строить продуктивные программные установки.
«Жизнь бесконечна!». ; «Мы не обречены на небытие, и нас не оставят без ответа». ; «Нужно стремиться к счастью для себя и для окружающих, минимизируя вред для остальных людей и окружающей среды». ; «Нужно обеспечивать для себя благоприятную среду обитания не только на земной период жизни, но и на период вечной жизни».; «Нужно жить с надеждой на вознаграждение в вечной жизни и с оглядкой на вечные муки за нехорошие дела».
Такая программа может дать мощный импульс человеку, измотанному ноогенным неврозом, она как свет в конце туннеля для тех, кто не знает куда себя приткнуть. Но атеисты, как правило, не хотят даже рассматривать этот спасительный для них вариант. Атеизм – такое заболевание, которое не позволяет своей жертве искать своё избавление. Они страшно рады избавлению от гнёта религиозных запретов и предписаний, что не замечают под какой страшный гнёт они угодили, освободившись от первого.
(Здесь нужно сделать следующую оговорку. Нет никакой гарантии того, что все стихи приписываемые перу Хайяма действительно принадлежат ему. И даже если это его стихи, то не обязательно, чтобы они выражали его личное отношение к жизни. Вполне возможно, что он, призывая к неверию или распутному образу жизни, выражает не свою личную позицию, а позицию некоего персонажа, дабы раскрыть внутренние побудительные механизмы, приводящие к тому или иному образу мысли.)
Интересно, что Хайям жил в исламской среде, то есть в обществе, чья религия фокусирует внимание на бренности этого мира, на преходящести его радостей. Красной нитью через исламское мировоззрение проходит мысль: «Не обольщайся земной жизнью, трудись для вечности, торопись делать добро». Хайям отвергает вечность и торопится выпить лишнюю чарку. Он издевательски отвергает всё, что связано с религией. В то время как правоверные слышат призыв на молитву, ему чудится зов кабака:
Рано утром я слышу призыв кабака:
«О безумец, проснись, ибо жизнь коротка!
Чашу черепа скоро наполнят землёю.
Пьяной влагою чашу наполним пока!».
Я в мечеть не за праведным словом пришёл,
Не стремясь приобщиться к основам, пришёл.
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истёрся до дыр – я за новым пришёл.
Творчество Хайяма является красноречивым свидетельством того краха, к которому приводит отдельного человека и всё человечество попытка построить жизнь на основе атеизма. Хайям не ищет компромиссов, не обманывает себя эрзац-программами, он безжалостно режет правду-матку, говоря о бессмысленности жизни и за редким исключением он логически последователен. В этом его несчастье, из которого мы можем извлечь для себя поучительный урок.