Стояли сильные морозы. Одно стекло чердачного окна было разбито – из него сильно дуло. Воробей Пашка сидел нахохлившись, поглядывая вглубь чердака, где было темно и страшно. Злые голодные коты часто забредали сюда.
Прилетели голуби и, толкая друг друга, бранясь, стали пролезать в окно.
- Экие невежи! – фыркнул Пашка, но тут же получил клевок от взъерошенного сизаря.
- Чего дерёшься? – обиделся Пашка.
- Сейчас ещё получишь! – пробубнил голубь и придвинулся ближе. Пашка мигом выпорхнул из окна.
Он сделал пару виражей над домом, разминая крылья, потом спустился к помойке и хотел было сесть на мусорный бак, как заметил торчащий из-за его стенки хвост. Пашка стрелой взвился вверх, - а большой рыжий кот проводил его долгим задумчивым взглядом.
На краю крыши, воробей отдышался. «Опять этот Рыжий! Чтоб собаки его потрепали! Хотя где там – сам разукрасит любого пса!» Внизу, поскрипывая снегом, ходили люди; кричали мальчишки, гоняя шайбу; откуда-то слышалась музыка. Пашка привстал на лапках, ре-шив лететь к столовой, из которой, он знал, в это время выносят разные лакомства, недоеденные посетителями. Вдруг он почувствовал запах свежеиспечённого пирога. Этот вкусный и дразнящий запах поднимался откуда-то снизу. Пашка соскочил с карниза, пролетел почти до самой земли и определил, что запах идёт из открытой форточки на втором этаже.
Он присел на ветку дерева напротив и почистил перья, присматриваясь. У окна на столе лежал полуприкрытый салфеткой пирог с румяной блестящей корочкой, и рядом никого, ну совершенно никого не было. «Интересно, с чем он? С капустой, с мясом? А, может, с вареньем? Вот было бы здорово!» Пашка любил сладкое. Он перелетел на форточку, покрутил головой и спикировал на стол; огляделся и бочком-бочком подвинулся к пирогу…. Вдруг кто-то как затрубил, как зарычал басом.
Пашка мигом оказался за окном. Отдышался, осмотрелся – угрозы никакой не было, и он вернулся на форточку. У стены в кухне на чёрной уродливой ноге стояла огромная и странная птица: у неё был выпученный далеко вперёд живот и крючковатый блестящий нос, из которого капало. Один глаз был красный, другой – синий, и оба квадратные. Никогда Пашка таких не встречал. Правда, в зоопарке он видел немного похожую птицу. Люди звали её страус. Но та ходила на двух ногах и не рычала. А эта,… наконец, смолкла. «Старая ворчунья! – обозвал её Пашка. – И сама пирога не ест, и другим не даёт!»
Решив не обращать внимания на эту жадюгу, воробей подскочил к пирогу и вдруг…. Стоящий в углу большой белый шкаф ожил, заклекотал, затрясся то ли от возмущения, то ли от болезни. Пашка снова вспорхнул на форточку. Посидел, понаблюдал, - не побежит ли этот зверь-шкаф к столу? Но тот вдруг успокоился и замер в своём углу. Пашка хотел было снова подступить к пирогу, но….
Круглый носатый толстяк, под которым красиво горел голубой огонёк, стал хрипеть, брызгать слюной и греметь металлической шляпой. Пашка отлетел подальше, на дерево. К сердитому толстяку торопливо подошла женщина, протянула руку, голубой огонёк исчез, и толстяк угомонился.
«Сколько тут охранников! – удивился воробей. – Наверно, пирог - просто замечатель-ный!» Он подождал немного, - не вернётся ли женщина на кухню, и спланировал прямо на стол. Клюнул пирог….
- Андрей, воробей…. – запел над его головой сильный женский голос. Пашка пулей оказался на форточке.
- Никакой я не Андрей, меня Пашкой зовут! – прочирикал он сердито, чуть не поперхнувшись крошкой.
-…гоняй галочек из-под палочек,… - стала уговаривать певица.
- Галок вороны гоняют, а голубей и поленом не прогонишь, такие настырные! – возразил Пашка со знанием дела. «Странно, - думал он, - женщины нет, а голос слышен вроде из чёрной коробки на стене?»
-…не клюй песок,…- настаивала певица.
- Уж как-нибудь догадаюсь! – возмутился Пашка.
-…не тупи носок: пригодится носок клевать колосок! – не унимался голос.
- Безобразие! – прочирикал Пашка. – Пообедать спокойно нельзя.
Он стремглав спустился на стол, поклевал пирог, затем отломил кусок побольше и вылетел с ним в окно. Усевшись поудобней за трубой на крыше, где не дул ветер и никто не мешал, Пашка поел не торопясь.
«Чудные какие-то охранники, - размышлял он, глотая крошку за крошкой. – Один трубит и рычит, второй трясётся, как сумасшедший, третий плюётся и гремит, четвёртая спряталась в коробку и спутала его с другим воробьём. И чего они все сердятся – сами-то пирог не едят?! А, может, служба такая – воробьёв пугать? И кто они такие? Вот бы расспросить кого-нибудь!»