А Он ушёл и потерялся в тумане. Серо-белёсый морок пятый день держал в плену весь город.
Первые дни туман был ещё не таким сильным, ещё сквозь молочную белизну можно было что-то рассмотреть.
Человек выходил на балкон курить, вглядывался в мир. Они с миром не узнавали друг друга. Неузнавание перерастало в тревогу, мучило и раздражало.
Вот промелькнул и канул в тягучую грязно-снежную муть купол храма, вот клочки хмари переползли в палисадник, и стало видно, как на лавке у подъезда сидят женщины, ахая и причитая, что-то обсуждают.
Вдруг явственно проступила лбитая жестью дверь местного магазинчика, бесконечно открывающаяся и закрывающаяся.
Звуки дверных ударов глухо рассыпались в ватной тишине.
Последние дни туман просто заполнил собой всё: подворотни и дворики, проёмы окон. Казалось, что на город опустилось транзитное облако.
Должно быть, в небесной канцелярии облаку задержали обратный вылет, поставив на прикол воздушную беглянку.
Стоя на балконе, ОН ощущал колючую влажность тумана, его болезненную промозглость.
Тревога, чувство какого-то тоскливого возбуждения охватывало его.
Казалось: нужно сделать что-то такое, отчего придёт ясность, кончится состояние раздвоенности и безысходности.
Сегодня это чувство было особенно сильным.
И уже не помогал мигающий голубой экран: виртуальный мир бывает назойливым.
Всё казалось пресным и приевшимся.
Даже крепкий терпкий чаёк с лимоном, ЕГО любимый "купчик", под дымок которого так хорошо думалось, мысль становилась ясной, чётче проступали образы, - даже это сегодня не радовало.
"Пройтись что ли? - с тоской подумал ОН - Эдак и свихнуться можно.
быстро оделся, надвинул на лоб чёрную бейсболку, крикнул в тишину комнаты:
- Я скоро, мам.
Захлопнулась входная дверь, лифт отсчитал этажи.
улица с готовностью раззявила ватный рот.
Человек вышел в туман... и потерялся.
Ходил долго, натыкался на стены домов, иногда слышал какие-то неясные голоса.
Давно уже отчаялся понять, где он, как выбраться из тоскливого влажного лабиринта?
Белая мгла казалась живой и враждебной.
Она словно взяла человека в плен: долгий, бессмысленный, необъяснимый. И поэтому страшный.
Чувство безысходности и паники охватывало ЕГО всё чаще.
Всё труднее было заставить себя собраться, прогнать страх.
Заметил, что всё это отступает, если думать о простых, обыденных вещах.
Вот, например, унёс ли сигареты с балкона? Могут отсыреть. Завезут ли завтра в аптеку лекарство, которое заказал для матери?
Изредка мимо него проносились какие-то тени, бесшумные, бестелесные. И нельзя было понять, кому они принадлежат.
Прошла вечность. Или несколько часов? ОН не мог ни ответить, ни вспомнить. Усталость и холод сделали своё дело.
Ему захотелось просто сесть вот прямо здесь, на землю, привалиться спиной к стене дома. Или это дерево?
Захотелось закрыть глаза и забыться, отгородиться от того необъяснимого, что произошло с ним.
ОН так и сделал.
Спал ли он? Казалось, нет. Но всё вокруг изменилось совершенно.
Тумана не было. Совсем. Светило солнце.
Мир вокруг вдруг стал реальным до болезненности.
Слишком всё казалось огромным, выпуклым, чересчур натуральным.
А ещё почему-то было жарко.
ОН встал, огляделся по сторонам. Узнал улицу. Совсем рядом с его домом.
Быстро пошёл, а потом побежал туда, где виднелся знакомый угол родной шестнадцатиэтажки.
Люди, одетые легко, по-весеннему, с удивлением смотрели на высокого странного мужчину в тёплой не по сезону куртке.
Он вошёл в подъезд. Щёлкая и громыхая, приехал лифт.
Мужчина вышел на своём этаже, позвонил в дверь.
Долго не открывали. Наконец, дверь распахнулась.
На пороге стояла женщина. Она была ему знакома и не знакома одновременно.
ОН пристально вглядывался в неё и молчал.
А она вдруг охнула, поднесла худую руку к лицу, судорожно вздохнула.
Потом двумя руками провела по голове, как бы поправляя волосы.
ОН узнал этот жест. Так делала его сестра, когда волновалась или сильно расстраивалась.
- Женя, Женя, это ты? Ты? Где же ты был?
- Я? Да тут такое дело. Понимаешь, смешно сказать. Я заблудился в тумане.
Ну, просто напрочь потерял дорогу домой. Насилу нашёл.
Долго меня не было?
- Тебя не было пять лет.