Жил на свете художник. Он был молод и беден, и снимал на чердаке старого двухэтажного дома маленькую, полутёмную каморку, где много и упорно работал. Жил он, в основном, на гроши, полученные от хозяина булочной за рекламные вывески, на которых изображал пухлые булки и караваи. Редко удавалось продать что-нибудь из своих картин, и, если такое случалось, - все деньги уходили на долги хозяину дома и покупку красок и кистей.
Возвращаясь с путым карманом с площади, где каждый воскресный день собирались худож-ники со всего города, он с грустью думал о том, что труд неизвестного художника стоит очень дё-шево.В суровом, равнодушном мире нищета есть удел самоотверженных людей, пытающихся рассказать, как прекрасен и гармоничен этот мир на самом деле, и как уродуют, искажают его зло и бездушие. Немногим удаётся выдержать испытание нуждой и не отказаться от призвания. Редким единицам выпадает удача, и в один прекрасный день они покидают эту площадь навсегда, чтобы стать известным и знаменитым.
Поднимаясь по скрипучим ступенькам ветхой лестницы на чердак, художник в отчаянии по-думал о том, что пришла пора искать другое занятие: так продолжаться больше не может, - хозяин дома грозится выгнать на улицу за долги. Мысль, что придётся оставить краски и кисти жестоко терзала его душу.
В тёмном чердачном коридоре он долго возился с замком. Наконец, дверь со скрежетом от-ворилась. Художник с тяжёлым вздохом переступил порог убогого жилища и вдруг, поражённый, застыл на месте. В каморке царил всегдашний полумрак и тусклый свет из маленького окошка освещал лишь стол, стоявший посреди неё. Но на столе, как и обычно, заваленном всевозможным хламом, теперь возвышалась корзина, доверху наполненная овощами, фруктами и другой разнообразной снедью. Всё это источало такой аппетный запах, что у художника, жившего впроголодь, закружилась голова. Несколько секунд в оцепенении он изумлённо взирал на корзину, затем накинулся на неё с жадностью, заталкивая в рот всё, что попадалось под руки...
Он почти насытился, когда почувствовал, что находится в мастерской не один.Инстинкт заста-вил его осмотреться вокруг.
Никого...
Но ощущение чьего-то присутствия стало ещё острее.
В полумраке каморки ему стало жутко и он метнулся к окну. Озираясь по сторонам, дрожащими руками зажег керосиновую лампу, стоявшую на подоконнике,- электричество хозяин отключил давно за долги,- поднял её над головой и медленно стал двигаться вдоль стен, пристально вглядываясь в каждый угол.
Никого...
Художник остановился и прислушался. На потолке в сетях паука отчаянно билась растяпа-муха. И всё. Больше - никого.
-Чертовщина какая-то,- с досадой произнёс он, - наверно от голода невесть что мерещится.- Поставив лампу на стол, художник облокотился на него и стал рассматривать корзину. -Откуда же взялось это изобилие?.. - недоумевал он. Вдруг на кушетке, стоявшей у стены, послышались какие-то звуки, а затем одеяло, небрежно брошенное с утра, зашевели-
лось и стало подпрыгивать, издавая визгливые звуки. У художника похолодело в груди. Прижав-шись к противоположной стене, он стал медленно пятиться к выходу, с ужасом следя глазами за беснованием старенького одеяла. И в тот момент, когда руки его уже нашли дверь, одеяло свалилось на пол, а на кушетке продолжало скакать маленькое лохматое существо с черными, блестящими глазами.
-Мартышка!- воскликнул ошеломлённый художник. -Откуда ты здесь?!- Переведя взгляд на корзину, он начал о чём-то догадываться и после недолгих поисков нашёл письмо.
-Так и есть,- облегчённо вздохнув, сказал он, извлекая его из корзины. Помимо письма в кон-верте был чек на сумму, позволяющую расплатиться с долгами и жить безбедно ещё какое-то время. Письмо было от старого приятеля, в прошлом тоже художника, но оставившего живопись. В своё время он выгодно женился, стал бизнесменом и преуспел на этом пути. Художник стал читать письмо.
-Привет, дружище! По необходимости, связанной с моими делами, я должен уехать на север на пару лет. Дени противопоказан холодный климат и я не могу взять его с собой. Он был уже пристроен к новым хозяевам, но в последний момент они отказались от него, поставив меня в кране затруднительное положение. В зоопарке ему тоже не место,- с рождения Дени живёт среди людей, и там он просто погибнет, а ты, насколько я помню, любишь животных. Дени добрейшее существо, и тех денег, которые я вам оставил, хватит надолго. О плате за жилье не тревожься, - я заплатил хозяину за два года вперед, кстати, это он открыл мне дверь в твою мастерскую. Благодарю тебя за услугу, надеюсь вы с Дени подружитесь. Прости, что не встретился с тобой лично, вопрос с Дени пришлось решать по дороге в аэропорт. Да, позволь мне, как старому другу, дать тебе совет,- бросай своё ремесло, сейчас не то время, высоким искусством не проживёшь. Дело я тебе найду, если решишься. Если Дени будет тебе в тягость, можешь продать его, у меня ведь тоже другого выхода не было бы, если бы я не вспомнил о тебе. Ну, прощай, мне пора. Желаю удачи. Твой старый друг.
Художник, прочитав письмо, задумался. Противоречивые чувства одолевали его. Возбуждённо двигаясь по мастерской, он разговаривал вслух сам с собой. С одной стороны, он уже и сам пришёл к выводу оставить живопись, но с другой стороны, почему он должен это сделать сейчас, когда у него появился шанс, ведь такая финансовая поддержка может изменить его положение.
-Нет, зачем торопиться? - рассуждал он.- К чёрту рекламу, к чёрту вывески!.. Буду писать картины и только картины. Может повезёт и получу хороший заказ... Да, костюм обязательно сменить! В этом уже выходить на улицу стыдно...Матери денег немного послать...
Краски хорошие куплю...
Художник остановился, обвёл взглядом своё унылое жилье, тихо засмеялся, довольно потирая руки, затем подошёл к обезьянке и, гладя её по голове, мечтательно произнёс:- А потом я тебя продам... Знаешь, сколько богатая дамочка за тебя отвалит?.. То-то!
Но Дени понял его по-своему. Скаля в широченной улыбке зубы, он цепко ухватился за руку художника и по ней быстро забрался к нему на плечи, обхватил за голову и громко заверещал.
Довольно скоро от денег не осталось и следа и художник решил продать Дени. Ему было жаль расставаться с обезьянкой, но другого выхода не было, ведь Дени тоже надо было чем-то кормить. Картины его по-прежнему не покупали.
В один из пасмурных дней, подстать его настроению, художник отправился развешивать объ-явления о продаже Дени. Долго себя убеждая в том, что так будет лучше для Дени, он ушёл огорчённый из дома, забыв убрать краски и кисти. Когда он вернулся, то застал Дени в самом разгаре творческого вдохновения. Он сидел на столе среди тюбиков с краской и, воинственно урча, самой большой кистью орудовал по почти готовой картине. Завидев художника, Дени нисколько не смутился, напротив - он просто ошалел от восторга. Он заухал, вскакивая и приседая, начал колотить себя в грудь кистью, обильно орошая краской свою шерсть. Затем издал протяжный, победный клич, волчком завертелся на столе, замозабвенно радуясь разлетающимся в разные стороны тюбикам, и, наконец, пустился вскачь с бешенной удалью по мастерской.
-Дени!- вскричал негодующе художник,- что ты наделал?! Ты же изуродовал мою картину!.. и потом, уже скорее печально, сказал,- Иди сюда, маленький негодяй!..Иначе не получишь свой банан. -Услыхав про бананы, Дени мгновенно взлетел на кушетку и уселся, ожидая своё лакомство. Художник плюхнулся рядом, и, очистив банан, машинально стал есть его сам. Этого Дени вынести не мог. Он пронзительно заверещал, схватил художника за руку и стал сильно трясти, требуя свою долю.
-Ешь, хулиган, ешь,- сказал он миролюбиво своему питомцу, отдавая начатый банан. -Ну и пусть,- с горечью думал он про испорченую картину,- всё равно её никто не купил бы. -А ты, Дени, молодец, такой шедевр создал, с иронией сказал он обезьянке, разглядывая его мазню.-Однако... -запнулся он, затем схватил картину и быстро подошёл с ней к окну. -Впрочем... если чуть-чуть поправить...В этом , как-будто, что-то есть...Рискнём, приятель,- озорно подмигнул он Дени.
В ближайшее воскресенье художник был на площади со своей картиной. Погода была скверная и прохожие не задерживались около художников. Время шло, не оставляя надежды, пора было собираться домой.
-Простите за любопытство,- прозвучал густой баритон,- как называется ваше произведение?
-"Город в тумане", - ответил художник своему вопрошателю.
-Нет, это никуда не годится,- поморщился прохожий. -Надо, молодой человек избегать банальных, тусклых названий, побольше выразительности, например, - "Город грядущего". И, кстати, сколько стоит ваш "Город..."?
-Не знаю, - растерялся художник и смущённо добавил, - не часто спрашивают о цене...
-Однако, я её покупаю. Более того, я готов посмотреть все ваши работы и купить, если понра-вится.
С этого дня Дени стал важной фигурой в мастерской. Теперь они работали сообща. Дени малевал на полотне всё, что ему нравилось, а художник придавал его мазне более - менее осмысленное выражение. Для таких работ не нужно было особого мастерства, больше - фантазии. И этому он учился у Дени.
Когда картину снимали с мольберта, наступал торжественный момент: они усаживались вме-сте на кушетке и всматривались в новоявленное произведение, примеривая к нему то одно, то другое название. Примеривал, конечно, художник, а Дени выражал только свой восторг и в некоторых случаях неистово визжал то ли от сознания своей важности, то ли от избытка чувств.
-Не то, не то,- бормотал художник, подбирая название. Может "Житиё"? Нет, наверно всё-таки "Бытиё"...Простовато, пожалуй; и вдруг весело вскричал:"Миросозерцание!"- вот как мы её назовём!
И понёсся поток будущих шедевров с названиями, которые поражали воображение, больше, чем сами шедевры: "Мистерия Мистерий", "Роковая парабола", "От эмбриона до гения", "Панегерические страсти" и так далее в том же духе.
Прошло время, и художник был допущен в Салон. Это было хорошим признаком к будущему признанию его. Затем стали осторожно похваливать в прессе, последовало поощрение, а это уже - право на известность. И, наконец, ровно через десять лет с той поры, когда была продана картина, испорченная Дени, художник получил первую официальную награду. Он стал знаменит.
Но знаменитый и, теперь уже богатый, художник никогда не забывал своего преданного друга, благодаря которому начались замечательные перемены в его жизни, - своего несравненного Дени, жизнь которого была значительно короче его собственной. Бывая у себя на родине и посещая могилу матери, он клал большой букет и на могилу Дени.
Разве мог он забыть дни, проведённые с Дени в родительском доме. Там и только там мог он писать милые его сердцу пейзажи, которые творил тайно в безмерном счастливом упоении, которые не смел никому показать. Не смел потому, что царствующий модерн вытеснил натурализм и его заурядная непритязательность претила вкусам современного зрителя. Но натурализм его картин был особенным,- в грациозных пейзажах было много тонких настроений души и психологических нюансов, а сами полотна насыщены вибрациями воздуха и света.
Нет, не мог художник забыть эти дни, проведённые в неповторимом, чарующем уюте родного дома, забывая обо всём, переживая муки и радости подлинного творчества. Об этих днях он вспоминал с тёплой улыбкой и невыразимой печалью.
Зато свои первые шаги к признанию художник вспоминал с горькой усмешкой и иронией. Хотя были и среди картин далёкого прошлого светлые мгновения и забавные эпизоды, виновником таковых был ,конечно же, славный Дени.
Один такой эпизод, всплывая в памяти, всякий раз награждал художника долгими минутами хорошего настроения.
Однажды Дени за что-то рассердился на художника и в сильном раздражении стал раскачи-вать стул, на котором сидел. Стул, в конце концов, опрокинулся, и Дени, падая, острым локтем задел только что законченную картину и прочертил на ней немыслимую загогулину. Когда художник, вознамерившийся замазать это чужеродное явление, присмотрелся к нему повнимательнее, то воскликнул, со смехом,- Дени, ты великий художник!.. Бьюсь об заклад, об этой линии скоро скажут, что она гениальна.
И он не ошибся. После появления картины в Салоне о загогулине писали, что она гениальное выражение экспрессии и динамизма.
Прошли годы и художник, ставший знаменитым не только в своей стране но и за её предела-ми, умер. Он был одинок и всё своё имущество завещал единственному ученику, который не имел больших способностей к живописи, но был необычайно добр и прилежен.
Получив наследство, молодой художник посетил вскоре дом, где прежде жила мать его учителя и был поражён большим количеством картин,- в основном пейзажей, написанных в совершенно иной манере, чем писал его учитель. Пейзажей удивительных, - от них исходило ощущение сверкающего солнечного света и необыкновенной гармонии. Молодой художник понял - перед ним настоящие произведения искусства. Затаив дыхание, он ходил из комнаты в комнату, с наслаждением вдыхая аромат светлой, трепетной живописи.
-Да был ли счастлив этот удивительный человек, писавший такие вдохновенные, поразитель-ного света пейзажи и прятавший их от людей?! - думал молодой художник, потрясённый могучим талантом своего учителя.
А через три года можно было прочесть в газетах и журналах о сенсационной выставке чудо-пейзажей, открывшейся в Салоне. Она сделала имя знаменитого художника бессмертным.