Дожить до апреля

Ефремова Юлия
«… Я БУДУ ПЕТЬ, КАК АНГЕЛ
И ТАНЦЕВАТЬ, КАК ДЬЯВОЛ…»
«Мулен Руж»

1.
- Я не знаю, зачем она это сделала… - Андрей Петрович устало поднялся, сдернул с себя фонендоскоп и, бросив его на диван в углу, вышел вон. Сотрудники реанимационного отделения остались стоять там, где и застало их нелепое известие. Анестезистка Женя, закрыв рот обеими руками, тихонько подвывала. Лена, Зоя и Наташа, медсестры с прошедшей смены, задержанные зав.отделением по случаю внеплановой летучки, молча переглядывались, с недоумением, смятением и страхом. Молодой реаниматолог чуть слышно спросил:
- И что делать будем?
- Черт знает что такое… Сколько работаю, такого не видел. И не слышал. – Старый доктор направился от двери к окну. Сцепив за спиной руки, он долго смотрел на серый, унылый парк.
- А со списком что делать? – Женя, всхлипывая, подняла со стола листок. – Тут семь имен и телефонов.
- Распоряжение главного – надо сделать. Это - личная просьба. Своего рода завещание, - ответил старый доктор.
- Иван Исакиевич, но тут имя и Андрея Петровича стоит!... – Женя дрожащими руками повернула листок сослуживцам.
- Вот вы и займитесь, голубушка. – Он потоптался на месте, разглядывая старые тапочки. – Надо бы сказать Мане, чтоб новые купила... – И тут же, не поднимая головы, добавил:
- Ещё бы знать, что все это значит…


Игорь Сергеевич
Женю оставили одну. Дело деликатное, хоть и нелепое, и  никому не хотелось в это ввязываться, не смотря на крайнее человеческое любопытство.  Вопрос разрешился сам собой, вернее разрешила его Женя. Устроившись поудобнее в кресле заведующего, она сняла трубку.
На первый звонок ей ответила секретарша. Длинно представившись, она спросила, что передать директору. Женя просила связать лично и после долгих препирательств её соединили.
- Игорь Сергеевич? Здравствуйте, Вас беспокоят из 12 городской больницы. Вы знакомы с Истоминой Мариной?
На другом конце провода воцарилось тяжелое молчание.
- А-лло-о?
- Д-да – да, знаком, а в чем собственно дело?
- Вы не могли бы подойти в пятницу, к семи вечера, Вас пропустят. Это очень важно. Марина просила.
- С ней что-нибудь случилось?
- Да. Она в коме. – Женя хотела ещё что-то сказать, но её опередили.
- Я буду. – И повесили трубку.

Павел
Женя поставила аккуратную галочку на листке и набрала следующий номер. На второй звонок ей ответил ребенок.
- Айё! Гаваити! Я слусаю!
- Малыш, а твой папа дома?
- Нет! - и тут же в сторону – Ма-а-а-ма! Там тётя! – Послышался топот, звук разбиваемой посуды, нытье и трубка, запыхавшись, выпалила:
- Да!
- Добрый вечер, вас беспокоят из 12 городской больницы. Павла можно услышать?
- Это ещё зачем?
- Его хочет видеть друг, он в реанимации.
- Кто в реанимации?
Женя задумалась. Врать ей, конечно, приходилось, и не раз, но она была не готова к подобным расспросам.
- Мужчина, который дал этот номер.
- А у него есть имя?
- Есть фамилия - Истомин. Девушка, послушайте, у меня здесь целый список и я только делаю свою работу. Его просят быть в эту пятницу в семь вечера.
- Хорошо, я передам.
- Спасибо, будьте добры. Это очень важно.
- Да. Я поняла. – Трубку повесили.

Владимир Иванович
На третий звонок ответила пожилая женщина.
- Здравствуйте,.. – Женя запнулась, как сказать пожилой женщине про больницу? «Вас беспокоят…» и так далее, как тем, кого уже обзвонила? Не пойдет. Чего доброго придется бригаду потом вызывать. Женя решила просто спросить.
- Владимира я могу услышать?
- Ой, это Вы?
- ?
- Вы знаете, я всё хотела с Вами побеседовать, пока его нет. А то он все скрывает, скрывает, а годы-то – сами понимаете, не мальчик.  Вы уж…
Женя перебила.
- Да-да, конечно, а когда он будет?
- Да вот идет уже, дверь открывает. Но я с Вами не прощаюсь, Вы звоните без него, поболтаем! – В трубке заговорщицки скрипнул смешок. – Владимир! Это тебя, твоя дама! А я все-таки успела с ней поговорить!
- Да, Тань, слушаю.
- Простите, это не Таня, меня зовут Евгения, я из 12 городской больницы. Вам знакома Истомина Марина.
- Ну, вообще-то да, мы знакомы.
- Она сейчас в реанимации, просила Вас прийти в эту пятницу, к семи вечера. Наверное, это важно.
- Она в сознании?
- Нет. В коме.
- Я попытаюсь.
- Вы не понимаете, нужно не пытаться, а – быть!
В трубке устало вздохнули:
- Значит я буду.

Сергей
Трубку снял мужчина.
- Снегирь! – Такой фамилии в списке не значилось.
- Э-э... Сергей?
- Да!
- Здравствуйте!
- Да, у вас две минуты, я улетаю!
- Вам знакома Марина Истомина?
- Уже нет.
- Подождите! Она в реанимации и хочет Вас видеть!
- А Вы кто, собственно?
- Я работаю в этой самой реанимации, 12 городская.
- Когда?
- В пятницу, в девятнадцать.
- Хорошо. – Трубка захлебнулась гудками.

Гюнтер
- Алло?
В трубке послышалась немецкая речь. Женя не была готова к такому повороту события. Она осторожно спросила:
- Простите, вы говорите по-русски?
- Да,  я могу чем-то помочь?
- Вас беспокоят из Челябинска.
- Вы - не Марина.
- Нет. Она ещё долго не сможет с вами связаться…
- Что случилось?
Женя колебалась буквально секунду - напряжение, повисшее на том конце провода, дало понять, что этому человеку Марина не безразлична.
- Она в коме. При ней нашли записку. Вам необходимо быть у нас в эту пятницу, в 19 часов. Вы сможете?
- Что за вопрос, конечно, я буду. Я могу ещё что-нибудь сделать?
- Приезжайте.
- Да…
Женя первой положила трубку. Что ж это за люди такие? Почему здесь одни мужчины? Почему нет её мужа. И была ли она вообще замужем? Фамилии Истомин в списке не было.

Кроль
- Приемная.
- Кроля Льва Сергеевича я могу услышать? Здравствуйте.
- По какому вопросу?
- По личному. Я из 12 городской больницы.
- Как вас представить?
- Я же сказала…
- Как вас представить?
- Куницына, Евгения, но мое имя ему ни о чем не  скажет!...
В трубке заиграла музыка. Минута. Две… Боже, как долго тянется время.
- Перезвоните позже. Он занят.
Женя уже пыталась перекричать гудки, но им до неё не было дела. Связь оборвалась.
Женя перезвонила.
- Приемная. – Говорит как автоответчик. Специально их, что ли, обучают так с людьми говорить? Женя грозно закричала:
- Девушка. Это очень важно! Не смейте бросать рубку! Если не хотите, чтобы он вас выкинул с работы  – соедините!
- Я вам уже все сказала.
- Я вас предупредила!
Вздох. Опять эта чертова музыка.
- Кроль.
- Лев Сергеевич, здравствуйте. Вам знакома Истомина Марина?
- Да, это моя жена.
- Же?…
- Бывшая. – Вздох. - Что на этот раз?
- Кома.
В трубке что-то сбрякало, упало, громыхнуло – видимо упал стул или кресло, чертыхнулись, что-то рассыпалось и покатилось по столу.
- Простите… Где она?
- 12-ая больница, реанимация. Приезжайте в пятницу к семи вечера.
- Почему не сейчас?
- Потому что она так хотела…
- Да.. Я понял… Конечно… Буду… - Не долетев до рычага трубка взревела, - Лена!!! Черт тебя дери! Ты уволена!..
Женя поспешила положить трубку. Значит, муж у Марины все же был, пусть и бывший. Ладно, кажется, это всё.

...Спасибо тебе, милая, внимательная и заботливая Женечка!...

2.
Все пришли ровно в назначенный день, почти вовремя. Последним, ступая почему-то приставными шагами и глядя себе под ноги, вошел декан кафедры иностранных языков Владимир Иванович, с букетом тошнотворно пахнущих лилий. Как его с цветами пропустили в реанимационное отделение, не говоря уже о палате – вопрос. Он вошел, суетливо огляделся и буквально упал на стул рядом с дверью, зажав букет в коленях.
Сначала мужчины стояли кто где, совершенно беспорядочно разместившись в огромной палате. Были растерянны, скованны и озадаченны. Андрей Петрович предложил сесть в кресло, на стулья, на кушетки, диванчик. Мужчины забродили по комнате. Спокойным и невозмутимым выглядел один Снегирь – бизнесмен, сколотивший свое состояние на дефолте в девяносто восьмом, резкий и никогда ничему не удивляющийся.
- Она ненавидела эти цветы. – Снегирь стоял  спиной ко всем, глядя в мартовское окно. Держа руки в карманах, он продолжил:
- Однажды она просто отходила меня ими, и я понял, что цветов ей лучше не дарить. Никаких. Не оценит.

...Неужели ты это помнишь?! Да, было очень забавно! Но лилии я действительно не люблю...

- А позже выяснилось, что точно так  же она могла поступить с любым другим подарком, даже неимоверно дорогим. – Он обернулся и оглядел всех. Да… Публика очень разношерстная. И кто все эти люди? Зачем они здесь? Ну и Марина Сергеевна…

… Я сидела на пыльном шкафу, прижавшись к холодному кафелю, и наблюдала за ними, покачивая ножкой. Как легка, как грациозна и невесома моя ножка!...

Владимир Иванович поднял голову, посмотрел на цветы и  усмехнулся:
- Вы не правы… Это её любимые цветы. Видимо вы совсем её не знали…
- Как вы можете говорить о ней в прошедшем времени? Она же вот, рядом, и может всё слышит! – Павел сопровождал свою речь яркой жестикуляцией и мимикой. Он то садился на свободные места, то вскакивал и начинал метаться по палате, хватаясь за голову. – Доктор, она нас слышит?

...Слышу, мальчик, слышу. Я вас всех ещё и чувствую...

Андрей Петрович вздохнул:
- Возможно. Так бывает. Мозг работает.
Кроль сидел в кресле, в углу, и теребил галстук. Через час приезжают голландцы на презентацию очередного ресторана. Лена должна заняться встречей и  размещением. Лена… Черт! Я же уволил её!.. В конце концов, есть вещи важнее.
- Вы её лечащий врач?
Доктор кивнул.
- А что с ней случилось? Я не видел и не слышал её около полугода, с того раза, когда она осталась без денег и документов на Крите. - Он помолчал. -  Я тогда был в Италии, в командировке, и не удивился, что она в очередной раз вляпалась в историю. Мы давно в разводе. Почти сразу. С ней невозможно жить без приключений. Я не люблю разгадывать загадки. Я от неё просто устал… Но до сих пор люблю её… - Лев Сергеевич оторвался от галстука и смотрел в сторону Марины. Вернее того, что от неё осталось. За всеми трубочками, аппаратами и простынями её совершенно не было видно.
- Извините… - Кроль опустил голову и взялся за переносицу.

... Ты плачешь? Прости, прости меня, что доставляла тебе столько хлопот... Я была невыносимой. Но ведь так хотелось побыть слабой, капризной  женщиной...

Андрей Петрович сказал:
- Она попала в аварию. Перевернулась на трассе. Пассажир жив, а она вот… тут…
- Я и не знал, что она была за мужем… - Владимир Иванович привстал, сел, помялся, не зная, куда деть цветы - лилии пахли удушающе. Он поставил букет в уголок, к ножке стула. Цветы упали. Он снова поставил, но они снова упали. Ситуацию спасла Женя. Неизвестно откуда взявшись, она выдернула из непослушных рук преподавателя букет и выкинула его в коридор. Владимир Иванович вытер о штанины влажные руки, уложил их на колени.
- Мы познакомились семь лет назад, когда она только поступала к нам в институт. Она была такой трогательной, беззащитной…. И любила Флобера… Мечтала жить на юге Франции, но я никогда не смог бы дать ей этого. У меня мама…

...Зато я знаю, кому вы могли бы очень много дать, и сделать счастливым. Это - Танечка, ваша соседка. Она замечательно печет пироги. Вашей маме понравилось...

- Постойте, семь лет назад она жила у меня, в Германии.  – Гюнтер вытянул вперёд правую руку, резко поднялся с кушетки и другой рукой поправил тонкие золотые очки на переносице. - Моя сестра пыталась помочь ей с немецким, но она оказалась совершенно неспособной к языкам.

...Ты работал в программе по возвращению немцев на родину. Я сама нашла тебя тогда на просторах Интернета, чтобы помочь родителям. Позже мы стали очень близкими друзьями... И я обожаю языки...

Мужчины понемногу оживлялись, и на их лицах проступали интерес и недоумение. Владимир Иванович, усмехнувшись, поспешил опровергнуть заявление этого холёного, самоуверенного  немца.
- Вы ошибаетесь, уважаемый. Она была очень способной. Она закончила инъяз с красным дипломом, экстерном, и стажировалась при посольстве Франции в Москве!..
- Послушайте, - все обернулись на голос молодого человека, Павла. – Я знаю Марину около шести лет. И за всё это время она не могла вот так мотаться по свету. Не могла! Она всегда была где-то рядом. Мы познакомились, когда я ещё учился и подрабатывал тем, что рисовал людей в парке.

...Я не могла к тебе не сесть. Тебе нужны были деньги. А мне – портрет. Ты смог почувствовать меня...

- Она ко мне села, как сейчас её помню: короткая мальчишеская стрижка, и одета так, как подросток. Разговорились, выяснилось, что она тоже рисует и снимает. Потом она приходила к нам в мастерские, брала уроки у моего педагога по рисунку.  А жила она с бабушкой на Крохе. Я даже провожал её несколько раз до дома. Правда, домой не заходил. По понятным причинам – бабушка… И имя у этой бабушки было такое,... ну, заметное, ммм... – Павел, закрыв глаза, барабанил тонкими длинными пальцами по виску, напряженно вспоминая. – Да! Тараканова, Софья Савельевна!
- Савёловна... – Мужчины обернулись на голос. Снегирь продолжал стоять у окна. Он запрокинул голову и отхлебнул из фляжки. Потом обернулся. – Софья Савёловна. Это моя бабушка. А не Марины. – Он усмехнулся. – Я когда-то имел неосторожность познакомить их, и с тех пор они стали не разлей вода. И я был очень благодарен Марине за это внимание. Тем более, что она нашла бабушке замечательного врача. Может бабушка потому и жива до сих пор...
Снегирь не договорил и резко повернулся к доктору. Чуть подавшись вперед, за вытянутой с фляжкой рукой он выдохнул:
- Постойте, так ведь это вы!
Андрей Петрович помедлил. Ситуация становилась нелепой и не вписывалась ни в какие логические рамки. 
- Ваша бабушка много рассказывала о своем внуке. Но ни разу не называла имени.
- Значит это - Вы! – Снегирь подошел к доктору, просто, крепко пожал ему руку и вернулся на свое место. – Спасибо вам огромное.

Игорь Сергеевич недоуменно пожал плечами, и, сцепив руки за спиной, принялся медленно ходить по палате.
- Что-то я ничего не понимаю… Я был её издателем. Она много работала и много ездила. У нас был с ней контракт на 5 лет, и она исправно его выполняла.

...Спасибо вам, дорогой Игорь Сергеевич. Вы здорово помогли в тяжелое для меня время. Надеюсь, что я сумела отплатить Вам тем же. Такие друзья, как мы,  на дороге не валяются...

- Плюс иногда подрабатывала в редакции корректором... И ездила всегда только на своей машине. Она прекрасно водила и с ней просто не могло ничего подобного случиться...
Кроль и Павел хором воскликнули:
- Но она не умела водить машину!  - переглянулись.
Павел добавил:
- Она вообще боялась водить. У неё погибли в аварии родители, она осталась одна и… этот страх на всю жизнь…
- Кто погиб? С чего вы взяли, что её родители погибли? – Кроль перебил Павла, - Они живы. И дай им бог. Живут под Екатеринбургом…
Павел открыл, было, рот, но тут встрял Гюнтер:
- Постойте-постойте, под каким Екатеринбургом? Я сам перевез её родителей несколько лет назад в Германию. Позже она тоже хотела там остаться, но из-за языка не получилось.

...Конечно, не получилось. Ведь я тебе была нужна там, вся, целиком. Но взаимной любви с тобой и Германией у нас не случилось. Я мечтала о маленьком острове в теплом море...

- Да вы что! – Снегирь стоял, облокотившись на подоконник, сложив руки на груди и закинув ногу за  ногу. -  Она водила как сумасшедшая! Я сам подарил ей «Ягуар» на день рождения! Она и жила как сумасшедшая:  каждый день как последний…  - Он замолчал, улыбнулся каким-то своим мыслям. Отвернулся в окну. – У меня никогда не было такой женщины. Просто постоянное цунами какое-то… За ней никогда было не угнаться…

...Я обожала эту машину. Я любила её, как любят мужчину. Ягуар платил мне тем же. Он был страстен, нежен, внимателен и неутомим...

Владимир Иванович  подошел к Снегирю, резко развернул его за рукав, и заглянул ему в лицо:
- Так это она на вашей машине разбилась? Вы, собственно кто, чтобы так о ней говорить?
- Я её любовник. Мы знакомы всю жизнь, встречались, расставались...
- Вы оскорбляете её как женщину.
Снегирь выкрикнул:
- Да я любил её как женщину!
Доктор остановил Владимира Ивановича и Снегиря:
- Остыньте. Вы все-таки в больнице. Она разбилась не на машине, а на мотоцикле.
- Одно другого не легче... – тяжело пробурчал Кроль.
Повисла долгая пауза. Каждый думал о своём. Гюнтер присел на кушетку:
- Что я скажу её родителям?...
Лев Сергеевич встал и прошелся по палате. Снова сел.
- Она всегда была такой… слабой что ли, ни к чему не приспособленной. И радостной, счастливой, как ребенок. Мы развелись, но я остался для неё службой спасения. Как она сама говорила. При ней всегда были номера моих телефонов.
Снегирь усмехнулся:
- Это она-то слабая? Нифига себе… И никогда она не носила короткую стрижку. У неё были длинные темные волосы, собранные в высокий конский хвост. И челка…
Павел сидел на полу, между кроватью и тумбочкой, согнув одну ногу в колене.
- Чей хвост?? Она не носила длинных волос…
Игорь Сергеевич взглянул на Павла:
- Я тоже никогда не видел её с короткими волосами. Она и так всегда выглядела потрясающе: рыжая, волнистые волосы, зеленые глаза, очки…

... Не стоит спорить. Я носила парики. У меня уже не было своих волос. Никаких. Ни длинных, ни коротких. Ни белых, ни черных, ни тем более рыжих. Мой любимый цвет... Знал об этом только Андрей. Но он почему-то молчит...

Гюнтер продолжал сидеть на кушетке.
- А мы вообще об одном человеке говорим?- спросил он неожиданно. - Вы видели, кто - там? - он кивнул в сторону кровати.
 Андрей Петрович вздохнул и устало, монотонно произнёс:
- Там лежит Марина Истомина. Вас всех сюда пригласили по её просьбе. Она оставила записку, своего рода завещание.
Владимир Иванович тихо произнес:
- У меня тоже возникло ощущение, что мы говорим о совершенно разных людях. Может быть, кто-то сможет прояснить ситуацию? Зачем мы здесь? – Он смотрел на врача. – И что за список такой?
Андрей Петрович протянул декану листок. Владимир Петрович достал из кармана пиджака очки и стал внимательно рассматривать Маринины каракули. Он несколько раз перечитал скудное и непонятное содержимое, перевернул, посмотрел обратную сторону, снова перевернул.
- Тут стоит и ваше имя, доктор? Вы тоже имеете к ней какое-то отношение, я имею ввиду кроме профессионального?
- Я, собственно, её муж.
Повисла невыносимо долгая  пауза.
Снегирь открыл рот.
- И вы всё это время молчали?
- А что я мог сказать. Я хорошо знаю Марину.

- Наше знакомство было довольно банально. Мы познакомились 10 лет назад в моем кабинете. Она пришла со страшными болями, напуганная, взъерошенная, как воробей, всклокоченная какая-то. На первом же обследовании томограф показал опухоль головного мозга. Врать ей было бессмысленно. Она спросила: сколько. Я ответил: максимум три года. Получилось больше. Но это совсем не значит, что если бы не авария, то её бы сейчас тут не было. Она могла тут оказаться в любой день в течение этих сумасшедших лет.

...Спасибо тебе, дорогой, за твою честность. Меня действительно не стоило жалеть. Ненавижу сопли...

Андрей Петрович достал сигареты и закурил. Снегирь открыл окно.
- Жизнь так коротка. И так  много хочется успеть. Она попросила отпустить её. Я не стал спрашивать – зачем. Наверное, просто понял. В результате ей удалось прожить несколько жизней одновременно. Таких ярких и разных. Я не осуждаю её. Я ей завидую, черт возьми. – Он горько усмехнулся. -  И люблю...
После очередной паузы из своего угла заговорил Павел:
- Она помогла мне открыть галерею. Я не знаю, как и где ей удалось раздобыть спонсора, но это работает. Вложение денег оказалось довольно прибыльным. Мы устраиваем альтернативные выставки, участвуем в аукционах. Не так давно оформляли сеть ресторанов «Семь Чудес Света».
- Что ж, спасибо за рестораны, – Кроль помахал со своего места рукой, -  удачно вышло, правда. Приятно лично познакомиться с партнером.
- П-приятно... – Павел был явно растерян, а Кроль как обычно быстро и хорошо соображал.
- В таком случае, может, кто-то знает, кто помог Марине с изданием её первой книги? 
  Игорь Сергеевич с любопытством оглядел присутствующих.
- Наверное, я, - усмехнулся Снегирь, - я как-то спросил, что она хочет в подарок, она сказала, что есть, мол, молодое дарование и ему  нужно немного помочь. Юлик Травкин. Теперь, мне, кажется, понятно, кто этот Травкин.
- Не иронизируйте. Она действительно талантлива.
- А вы думаете, что я не читаю книг? Я прочёл всё, что издавалось под этим именем.
Игорь Сергеевич и Снегирь задержались друг на друге недоверчивыми взглядами и разошлись, как  бойцы на ринге.
- Тогда вам ещё одно «спасибо» - за  новое оборудование для гематологического отделения, - сказал Андрей Петрович.
Снегирь обернулся и с улыбкой кивнул головой.
Владимир Петрович просветлел:
- Неделю назад меня пригласили в Сорбонну. Их заинтересовали мои исследования в области французской литературы 17 века. Но как?...
Несколько голосов утвердительно произнесли:
- Марина.
- Вам не кажется, что все мы оказались тесно связаны между собой? – Игорь Сергеевич снова оглядел собеседников.

... Ну,  наконец-то!..

Павел, похоже, только начинал выходить из оцепенения.
- Но зачем, зачем она это сделала?
Снегирь глотнул из фляжки и ответил:
- Это Марина. Вот и всё.

За окном моросил первый дождь.
Только жужжание и треск приборов, контролирующих,  дублирующих дыхание Марины, нарушали тишину. Где-то тикали часы.

...Простите меня, мои дорогие! Вы нужны были мне, теперь вы нужны друг другу. Вы помогли мне прожить семь разных жизней. Почему не девять, как у кошки? Хм, было бы забавно! Но я не кошка. А вас должно было быть именно семь. Почему? А я не знаю, почему. Просто  - семь.
Спасибо, мои любимые, за то, что были со мной, за то, что пришли.
Как тепло...
Как нежно...
А завтра начинается апрель...