Из файла "Воспоминания в деревенской глуши Угличского уезда"
СВЯТЫЕ СТАРУШКИ
В начале восьмидесятых я посещал двух сестер старушек прихожанок Николо-Кузнецкого храма, младшая Ксения Александровна Калошина была духовным чадом о.Всеволода Шпиллера, в молодости пела в «детском» хоре Даниловского монастыря, где в свое время подвизался о.Павел Троицкий. Хотя кажется она не знала о нем как о духовнике о.Всеволода. Ее сестра Елизавета была старше ее лет на восемь, ей было уже за девяносто. Она обладала таким высоким «детским» сопрано, что незнакомые люди, звонившие им в квартиру по телефону, когда она снимала трубку, обращались к ней: «Девочка, передай трубку кому-нибудь из взрослых»
Елизавета передавала трубку младшей сестре: «Тебя. Со мною не хотят разговаривать»
На манеру Елизаветы Александровны разговаривать по детски повлияло то, что многие годы она работала в детских садах учителем пения. Ее отец был офицером Царской армии, брат был репрессирован, и при всем ее певческом таланте путь на сцену, как оперной певицы при советской власти ей был закрыт. Ее сестра Ксения однако участвовала в каких-то детских театральных постановках. Очень часто выступали в детских госпиталях.
Как-то после смерти Елизаветы Александровны мы сидели с Ксенией Александровной, и она вспоминала о жизни семьи. Рассказывала, как еще до революции отец каждое лето вывозил их за город, и все лето они проводили в деревне под Москвой. А в эту деревню приезжали артисты хора, они жили в домах и иногда устраивали спевки прямо на улице. «А у Лизы был красивый-красивый голос и такой высокий, и она как-то присоединилась к пению хора, и так хорошо спела, что, услышав ее, из дома вышел Танеев.
Я обомлел:
- Как Танеев?
- Ну да, Танеев.
- Как, тот самый композитор Сергей Иванович Танеев?
- Ну да, он самый. Мы же снимали дом в деревне Дютьково, а он там жил каждое лето.
Я поперхнулся чаем.
- Слушайте, у меня матушка лет пятнадцать проработала в народном музее Чехова, Танеева, Левитана в Дютьково. Я хожу к вам года два и не подозревал, что вы видели Танеева. Ах как жаль, что мы этого не знали. Но вы можете что-то рассказать о нем.
- Да, что ты. Мне было тогда лет десять, что я могла понимать. Это Лизе было уже семнадцать.
- Ах, как жаль, ах как жаль. И что же было дальше?
- Танеев пригласил Лизу в дом, сел за рояль и просил Лизу петь вокальные упражнения, и после того как она пропела несколько раз и упражнения и романс, сказал ей:
- Вам обязательно надо учиться пению в консерватории, у вас удивительные данные.
А как учиться? Нужны деньги на обучения. Отец совсем не богатый, а нас детей у него четверо.
- Тогда Танеев сказал: - Не беспокойтесь, я напишу вам рекомендацию к директору консерватории, а оплату за обучение возьму на себя. Но вам обязательно надо учиться пению, У вас талант, - И Лиза поступила в консерваторию, а Сергей Иванович оплачивал ее обучение, и всегда очень интересовался ее успехами. А через год он умер, и платить уже было некому. А профессор, который занимался с нею, соглашался учить ее, только если она ответит ему взаимностью на его чувства к ней. Лиза говорила, что у него нет любви к ней, ему нужно только одно страсть. Она отказалась, и ей пришлось уйти из консерватории. Где-то еще пыталась учиться, брать уроки, но вскоре произошла революция, и об обучении пению, пришлось забыть. А после революции ей как дочери врага народа, царского офицера учиться в консерватории или музыкальных училищах было нельзя, нельзя было и выступать нигде. Тогда она пошла в детский сад, учить деток пению. Она очень любила детей.
Такова печальная и героическая история о Елизавете Александровне.
Когда Боря Коган, будущий архимандрит Иоанн, вместе со мной посетил старушек, увидев большой фотографический портрет полковника царской армии, хлопнул в ладоши и умиленно произнес: «Государь император!» При этих словах Елизавета Александровна чуть не грохнулась об пол, а Ксения Александровна очень строго и холодно сказала: «Это не Государь Император, это портрет нашего папы» После этого меня просили не приводить Бориса.
Еще в 2000 году мною был написан рассказ «Поиск», который дополняет рассказ о Танееве. Рассказ о поиске книге, написанной певицей Дейшей-Сионитской «Пение в ощущениях» Дейша-Сионитская входила в окружение Танеева, бывала у него в Дютьково, о чем свидетельствуют фотографии в экспозиции музея Танеева в Дютьково, возможно даже могла встречаться с Елизаветой Калошиной, что и позволяет объединить эти два рассказа вместе, хотя по времени написания их и разделяют десять лет.
ПОИСК
В восьмидесятые годы я учился вокалу. У меня был тенор. Однако на уроках пения я никак не мог понять, что от меня хотела, чего добивалась моя педагог. Мы как бы говорили на разных языках. Мне пришлось обращаться к друзьям за помощью и советами. Однажды специалисты, к которым меня адресовали, посоветовали мне найти очень редкую книгу по вокалу певицы императорских театров Дейши-Сионитской написанной ею самой «Пение в ощущениях». Уже само название интриговало. Я спрашивал друзей, в библиотеках заказывал эту книгу, совершая постоянно одну и ту же ошибку при написании заявки, полагая, что «Дейша» это имя, а не первая часть двойной фамилии. Прошло два месяца в поисках, однако все было безрезультатно. В это же время произошло знакомство с 80 летней старушкой, очень бодрой и крепкой, интеллигентной, жившей в Скатертном переулке недалеко от нашего дома. Мои другие церковные старушки попросили меня навещать ее. Интересны были наши встречи. Много и интересно она рассказывала о революционных годах, о гимназии, об очень красивом и кудрявом батюшке в синей рясе, как в него были влюблены все гимназистки. Много рассказывала о своем муже. Елена Степановна Славина занимала огромную комнату, с четырехметровыми потолками, в дореволюционном доме. Это скорее была маленькая зала, а не комната. Она была разделена на четыре части ширмами, шкафами. Муж Елены Степановны был художник. В комнате висели его работы. Стояла антикварная мебель. Как-то сидя за китайским столиком, китайским потому что над ним висел китайский фонарь, мы разговорились о Бунине и о его рассказе «Благосклонное участие». Рассказ о старой певице готовившейся к концерту. Рассказ так и начинался : «В Москве, - ну, скажем на Молчановке,- живет «бывшая артистка императорских театров». Одинока, очень не молода, широкоскула, жилиста. Дает уроки пения. …т.д.» Речь шла о волнениях певицы готовившейся к благотворительному концерту. « Мой муж – рассказывала Елена Степановна, - говорил – «А ведь Бунин писал этот рассказ о Дейше-Сионитской.»
- Как о Дейше-Сионитской – воскликнул я,- ведь я уже два месяца ищу ее книгу «Пение в ощущениях».
- Да-да, он писал о ней. Она действительно была костлява как смерть и курила. Артисты даже стали жаловаться, что во время любовных сцен, поцелуев нее дурно пахнет. Ее вызвал директор и сообщил ей об этом. Она ответила, что все это неправда, и сказала:
- -Хотите, я вас поцелую?
- Ой, нет-нет- вскричал директор.
«И описание Бунина очень соответствует этому».- Елена Степановна читала мне рассказ « Благосклонное участие»:
«На скулах ее даже сквозь румяны и пудру горят багровые пятна, изо рта пахнет ландышевыми каплями. От рук кремом, от воздушного платья из дымчатого газа духами. Она похожа на Смерть, собравшуюся на бал.» - И главное Бунин ведь пишет, что она жила «В Москве,-ну, скажем на Молчановке, ..» - А ведь это соседняя с нами улица.
- Как?! - удивился я.
- А Дейша-Сионитская жила здесь, в этой квартире. И комната в которой мы с вами находимся - это ее гостиная. Здесь стоял ее рояль, она здесь пела.
Нужно ли говорить какой столбняк охватил меня. Я смотрел на Елену Степановну выпучив глаза, не в состоянии произнести и слова, кроме « А-а».
-А вся эта квартира, - продолжала Елена Степановна была ее. В другой комнате была спальня, там столовая. После ее смерти квартира стала коммунальной.
Я не мог придти в себя. Я два месяца искал редчайшую книгу и даже не подозревал, что эти два месяца я каждую неделю прихожу на квартиру самой певицы, да еще в комнату, где она пела, упражнялась, совершенствовала свое мастерство. Когда я сказал об этом Елене Степановне, она тоже была поражена. Скоро я получил вожделенную книгу певицы. Мне прислали ее из Ленинской библиотеки, несмотря на неправильно написанную в заявке фамилию певицы. Это была совсем небольшая брошюрка двадцатых годов. Рисунки в ней были сделаны пером. Простенькая по виду книжка с тайнами певческого мастерства. Но как дорога она была мне. Хотя эта книга мне не помогла. Она была рассчитана на мастеров уже владеющих техникой вокала, я же был только начинающий ученик.
***
Елена Степановна рассказывала о своем дяде умершим в двадцатых годах. Он был атеист. Работал врачом и был человеком такой доброты и самоотверженности, что родственники говорили, что хотя он и атеист, но за свою доброту он сразу в рай попадет. Дядя умирал дома. Окружающие знали, что ему оставалось жить несколько часов. Неожиданно он попросил: « Поднимите меня». Его приподняли на подушках – Еще, -его приподняли выше – Еще выше. Ах, какой свет !- воскликнул он, и умер.
Ученик Танеева Пантелеймон Иванович Васильев вспоминал, как однажды Танеев с некоей актрисой собрались ехать на извозчике в консерваторию. Но актриса была такой полной, что заняла всю пролетку. Танеев подошел с одной стороны пролетки, потом с другой и спросил: «Вы с какой стороны сели, с правой или с левой?» Как актриса ни прижималась и вправо и влево, Танеев поместиться в пролетке не мог. А поскольку он сам был очень величествен, и не уступал актрисе в объемах, пришлось брать второго извозчика и так торжественным кортежем (как две тучи) они и двинулись по Москве.
Кто-то сообщал Танееву в письме о себе, что в последнее время часто болеет. «Если часто болеет, то значит и часто выздоравливает» - заметил Сергей Иванович.
Когда кто-то из учеников говорил что чувствует себя уставшим, и не готовым к работе, Танеев отвечал: «Устал от будущих трудов»
По другой версии так он говорил о самом себе, когда садился отдыхать в кожаное кресло.
КОМПОЗИТОР ПАНТЕЛЕЙМОН ИВАНОВИЧ ВАСИЛЬЕВ
Композитор Пантелеймон Иванович Васильев 7 февраля1891- 10 марта 1977
Отец коммерческий служащий по продаже чая
Мать балерина кордебалета Большого театра
Девятый (двенадцатый?) ребенок в семье.
Ученик Танеева. Друг и ученик Метнера.
Из статьи/ файла "Инок Никита Зволинский"
Мы познакомились с Никитой Вячеславовичем Зволинским в начале семидесятых годов. Матушка моя Людмила Ивановна Федорова работала в Дютьковском музее Чехова,Танеева, Левитана под Звенигородом близь Саввино-Сторожеского монастыря. Последние годы жизни Танеев проводил в Дютьково каждое лето, здесь он и умер в 1915 году. Работая в музее, матушка познакомилась с учеником Сергея Ивановича композитором Пантелеймоном Ивановичем Васильевым, который часто бывал в Дютьково у Танеева. (Уехав в Швейцарию, Танеев даже поручил ему следить за домом и, особенно за котом, что упоминалось в переписке.) Оказалось, что Пантелеймон Иванович жил рядом с нами в Москве, на пересечении Гранатного и Вспольного переулков. Завязалось знакомство, перешедшее в дружбу. Позднее мы познакомились с учениками Пантелеймона Ивановича, бравшими у него уроки игры на фортепиано, среди них был и Никита Вячеславович Зволинский. Высокая фигура человека в очках, лысым черепом и профессорской бородкой сразу привлекла внимание. В нем сочетались интеллигентная мягкость и доброжелательность с несгибаемой волей и целеустремленностью, ясным, аналитическим умом и одухотворенностью. Было видно, что этот человек очень четко знал, к какой цели идет, точно знает, как ее достигнуть, и не было ни малейшего сомнения, что он ее достигнет.
В 1948 году на съезде композиторов Никита познакомился с
учеником Танеева и другом Метнера композитором Пантелеймоном Ивановичем Васильевым, который на три десятилетия стал его учителем фортепианной игры. После освобождения из лагеря Пантелеймон Иванович ютился по разным углам, и занятия с Никитой очень поддерживали его материально, помогали выживать.
Николай Карлович Метнер жил в эмиграции в Лондоне и как-то с оказией просил передать в Москве письмо к Пантелеймону Ивановичу. С посланцем от Метнера они встретились в ресторане Метрополь и славно пообедали. После обеда посланец уехал в Лондон, а Пантелеймон Иванович на пять лет в лагеря. На допросе его спросили, почему он поддерживает связь с врагом народа Метнером?
-Это для вас он враг, а для меня он друг, - ответил Пантелеймон Иванович. Получил пять лет.
(Одного зека спросили другие зеки, за что он получил пятнадцать лет?
- Ни за что, - ответил он.
-Ни за что, дают пять лет. А пятнадцать, значит есть за что.)
Лагерь Пантелеймон Иванович не любил вспоминать, но как-то в разговоре сказал: «А в двадцатиградусный мороз пройти по этапу шестьдесят километров каково?»
Как-то по поводу того, что уже на пятом курсе консерватории студенты играют Аппасионату, он заметил: «Аппасионату надо играть не на пятом курсе консерватории, а на двадцатом»
В молодости Пантелеймон Иванович находился под сильнейшим влиянием митрополита Антонина Грановского, и очень сдержанно относился к современной церковной иерархии. Очевидно и к декларации 1927 года. По поводу декларации митрополита Сергия Страгородского, понимая ее двусмысленность и компромисность, Никита Вячеславович сказал, что народ ушел из Церкви, и митрополиту Сергию не на кого было опереться в противостоянии власти.
Никита Вячеславович способствовал обустройству Пантелеймона Ивановича. Однажды в райжилотделе Пантелеймон Иванович ошалев от справок, очередей, чиновников «возопил велием гласом»: «Разве это Рай жилотдел? Это Ад жилотдел!», но какую-то комнатку получил. «Квартирный вопрос испортил москвичей»
Из статьи/ файла Крюковские посиделки
Когда Игорь Борисович Померанцев умер в мае 1984 года, он парил на уровне паникадила в левом приделе храма Ильи Обыденного и потрясенный созерцал свое отпевание. Мы встретились с ним глазами.
Умирал Пантелеймон Иванович, открылась черная бездна. «Вот оно!» – подумал Пантелеймон Иванович. Я находился рядом с ним в одной комнате и вместе с ним созерцал этот космос. Но умер он только через несколько часов, во сне.
Инок Никита после смерти не забывал нас. Когда мы встречались с Татьяной Дмитриевной на квартире, он присоединялся к нашему обществу.
Тем более, что разговоры шли о нем. Чувствовать Татьяна Дмитриевна ничего не могла, но как-то через сомнение, доверялась тому, что я говорил ей о приходе Никиты Вячеславовича. Первый год после своей смерти, он не оставлял ее своими заботами.
"Ах, шельма, ах какая сверхъестественная шельма! - говорил мне Пантелеймон Иванович. Он запрещал мне петь во время становления голоса. Но горло чесалось, и я оглашал пространство звуками, похожими на боевой клич, однако достаточно громко.
"Ну как вам? - спрашивал я Пантелеймона Ивановича.
-Ну ты же ушиблен пением. Ни звука сейчас, пока формируется голос!!!"
Васильев Пантелеймон Иванович. 1891 г. р., музыкант-композитор, 2-я Мещанская ул., 58, кв. 7, дело 1318641 - архив НКВД
Биография.ру - биографическая энциклопедия
Васильев Пантелеймон Иванович
род. 26 янв. (7 февр.) 1891 в Москве. Композитор. В 1923 окончил Моск. конс. по кл. ф-п. К. А. Киппа (до 1921 учился в кл. Н. К. Метнера). В 1911—1915 занимался у С. И. Танеева (гармония, строгий стиль, контрапункт и фуга), пользовался советами Н. К. Метнера. До 1934 преподавал игру на ф-п. в Муз. училище им. М. П. Мусоргского. В 1938—1940 жил в Ашхабаде, где занимался композиторской и педагогической работой. С 1947 живет в Москве. Автор брошюры "Фортепианные сонаты Метнера" (М., 1962), публикаций, лит. работ о Н. К. Метнере. Соч.: для орк. — Трагическая увертюра (1929), Прелюдия на туркм. темы (1939); для ф-п. — соната, Вариации памяти С. И. Танеева (изд. 1946), 11 пьес (изд. 1947), 17 пьес для юношества (изд. 1947), Первые шаги (сб. для начинающих, изд. 1949), 4 пьесы (изд. 1950); для хора — Послание в Сибирь (сл. А. Пушкина); для голоса и ф-п. — романсы на сл. А. Пушкина, П. Вяземского, Ф. Тютчева, С. Есенина (изд. 1928); обр. — 4 англ. песни (изд. 1935), музыка для театра.
Рисунок автора "Салон"