http://www.proza.ru/2010/06/22/1155 Э.Тубакин Непоименованный роман. Глава 1. Фантомные боли.
При чтении первой главы романа Эдуарда Тубакина"Фантомные боли" у меня возникла странная ассоциация с занятной, если не сказать больше, ездой на тележке по некой пересечённой местности, где кочки и ухабы перемежаются ровным асфальтом, а вокруг простираются чудные пейзажи: низвергаются шумные водопады, шумят зелёные дубравы и слышатся заливистые трели птиц.
Язык повествования, без сомнения, затейлив и своеобразен, конструкции предложений удивляют этой, кажущейся нарочитой, корявостью, хотя подобный стиль может быть оправдан, как художественный приём (инверсия), призванный подчеркнуть сложное душевное состояние главного героя, который каждое утро просыпается в семь часов утра… вместе с «плакатом формата А2».
Начинается повествование именно с этой фразы - «На плакате формата А2 полыхали близнецы». Что за "близнецы"? Мало ли близнецов на свете… Уж не цирковые ли братья Запашные? Отчего же они полыхают? Упоминание об «угнанном самолёте, врезающемся…» даёт нам право думать, что речь идёт о том страшном самолёте, который 11 сентября 2001 года в Соединенных Штатах Америки совершил атаку на башни-близнецы Всемирного Торгового Центра. Чем же обусловлен такой неординарный выбор изображения на плакате формата А2 в качестве «поддержания жизненного тонуса? Вопрос.
Ответ – чтобы «….цель всей своей жизни не забыть».
"Какова она, никому неизвестно, но непреложна и объективна так же, как, допустим, таблица умножения на обложке школьной тетради».
Оправдание этому странному выбору «плаката формы А2» главным героем автор преподносит нам далее по тексту, и в более чем изощрённой манере.
Описание сцены в метро, где происходит взрыв, потрясает своей карикатурностью и натурализмом, в ситуации хаоса, боли, смерти и страха мы видим и «смеющегося ребёнка», и растерзанного юношу, и… не чувствуем сострадания главного героя, мы чувствуем его леденящую отстранённость, как если бы наш герой смотрел кадры кинохроники. Может быть, мир уже сошёл с ума? Что происходит?
Если говорить о художественности описания взрыва в метро, то безусловно написано «с душой», картинка впечатляет, чувства главного героя переданы с тем самым реализмом, что «вне всякого сомнения».
"...Грохнуло, грянуло. Вагоны перетрясло. Попали в тишину, где жизнь предполагается. Стекловатное облако, в нем только плыть, движения плавные, бежишь ли, прыгаешь в сторону. Кожа лоскутной колючестью натянутая на одну невидимую прочную леску, повисла до кадыка, глотание слюны вперемеж с собственной кровью. Звонил по виду школьник с ранцем за спиной, в серой толстовке с натянутым на голову острым капюшоном, каждое слово обозначал хриплым клокотанием ржавого неисправного смесителя:
- Мам! Бульк! Нет! Кхиш. Бульк! Со мной хорошо. Бульк! Кровь горлом…Кхезижш.
Женщина пыталась править джинсы, они сползли до колен, обнажили пупырчатый, бритый лобок с поперечиной. Другой парень в бейсболке с бескровным удивлением разматывал пряжу коричневатых кишок, опьянев от зрелища, падал, поднимался покачиваясь, снова валился. Вытащил складной нож. Надо помочь человеку. Обрезать пуповину страданий и прервать утомленные поверхности с разветвлением клубка капилляров. Парень справился, разложил на руках петли священной плащаницей, торжественно понес к выходу. Яша не знал, куда правильнее двигаться, последовал за подранком, мимо конечностей, вывалившихся разбитой поленницей на середину зала метро. Вынырнул мужчина с ребенком на руках. Судя по чистой одежде и бодрому настроению, они появились позже. У мужчины были длинные, сожженные перекисью волосы, заправленные женской резинкой в хвост.
- У, душегубы! – беспрестанно кричал он.
Бесполое дитятко с безмятежным лицом непальской богини, тыча пальцем в человеческие останки, «гуливанило». Мужчина щекотал его пальцем меж ребрышек и подбрасывал, оно закрывало глазки от удовольствия и похохатывало, визжало сорванной болгаркой, раздражая уцелевших пассажиров и зевак, цеплялось пальчиками-крючками за прохожих, мешало беззаботно снимать апоплексический антураж бездействия, всеобщей растерянности на мобильные фото и видеокамеры.
- Ведите себя прилично! – сделала замечание семнадцатилетняя девушка, наводя фокус почетче на человеческий суповой набор.
Стоявшая рядом с молодой девушкой, женщина, в нарядном вечернем черно-белом шахматками платье, с бусами и огромными клипсами в ушах, толкнула странную пару:
- Отойди, юродивый! Закрываешь виды!
- Душегубы! – в ответ жутко заорал мужчина.
Выползали потравленными насекомыми умирать на прохладную поверхность. Сто лет в ожидании машин скорой помощи. Парень в бейсболке, сдавал курс молодого бойца: преодолел по-пластунски не один десяток метров, хотя его удерживали и умоляли потерпеть. Яшу настигла вторая мутная волна желания перерезать мученику горло, но удержался, не был уверен, что и после, не будет ползать, вздрагивать и плакать. В тайге довелось наблюдать: лисица задавила косого: сжала челюсти и несколько раз встряхнула, заяц повис мягкой благодарной игрушкой. Яша переживал: люди не умеют безболезненно умерщвлять.
Страх, заключенный в решетку сознания, вырвался буйным сумасшедшим, выгреб наружу пластилиновую кашу скромного утреннего перекуса, разгромил остатки былого хладнокровия и достоинства. Била эпилептическая дрожь. Не мог согреться. Кое-как справился с молнией и всеми застежками на куртке. Поднял воротник. Поймал себя на фразе, повторяемой скороговоркой:
- Отче, наш… Отче, наш… Отче, наш…
В голове же, параллельно популярной молитве вертелся дерзкий и привязчивый припев глупой песенки:
- Арам Зам Зам, Арам Зам Зам, Гули Гули Гули Гули Гули Рам Зам Зам…
Сойдясь с таксистом в цене для иностранных космических туристов, в гулком, необустроенном фаэтоне понял, отчего замерзал. Куртка, рубашка под ней, джинсы, матерчатые вставки на кроссовках в меленьких частых отверстиях. Некто изготовил огромный дырокол и продырявил им одежду".
Далее сюжет разворачивается смутными для понимания эпизодами и отрывками, среди которых есть более удачные, и есть те, что требуют, на мой взгляд, переосмысления, редакции, и может быть, даже исключения из текста.
Хочу отметить те эпизоды, которые безусловно удачны.
«По периметру дачного участка волосяным гребнем воткнут миниатюрный заборчик, сдерживает от разбега почву, опоясывает старые, кривистые, рябые в чешуйках коры, яблони, напоминающие бабок на богомолье. Облетают на ветру платки с седых, разбитых верхушек, но прибывшие поклониться святым мощам расположены кучно и наученные, затягивают узелки потуже, чтобы сорваться в прощальный полет позже. Зелень преет под целлофановой пленкой. Степан с лопатой охотится на вездесущие одуваны по всему огороду. У гаража, опутанного чуткими прядями дикого зернистого хмеля, доходят на углях румяные куски курицы. Бетонированная дорожка в трещинках, они приспособлены под муравьиные тропы. Ведут неверными нейлоновыми стрелками к дачному домику, обшитому вагонкой и выкрашенному в ядовитый йодистый цвет». Великолепно.
«Для ведения серьезных разговоров на тему вредной сердечной привязанности Яши, выстраивался шаткий брод из разнокалиберных стульев, ведущих к дивану сына».
«…Наступление начиналось с многодневной молчаливой осады. Первый стул являл собой легкое рыболовецкое седалище из Вьетнама. Если в разобранном виде, то куча бамбуковых палок различной длины и обрывок, скрученной в бечеву лианы. Удобно проносить незамеченным. Второй, обшитый сиреневым ситцем, с рельефными резными купидонами и шишковатыми утолщениями по краям каркаса, работы неизвестного краснодеревщика начала XX века. Третьим в этой спасительной переправе через пустыню соленых насмешек, был коротконогий, изогнутый гордым журавлем с мягкой арабской иноходью по зеленому атласному полю. С него велись вялые переговоры, больше похожие на перекличку заплутавших грибников. Следующий высился останкинской телебашней в духе современного минимализма для барных стоек. Редкие, робкие, короткие фразы задумчиво разминали языком, губами, пробовали на слух, лениво ворочали с боку на бок поминальными блинами. Завершала хрупкие понтонные мостки жесткая, неудобная кухонная табуретка, приобретенная позже остальных. Носила следы грубого практического применения. Не числилась в коллекции Данилы Ивановича, сменившего к тому времени мебельную страсть на безбедное похмелье. Обсуждение потенциальной невестки заканчивалось обычно глубоким кожаным креслом в изголовье сына. Дряблое тело женщины времен Рубенса, расписанное варикозными созвездиями, в белоснежном байховом халате, выпирало подгулявшим тестом на широкие подлокотники. Оказавшись рядом с Яшенькой, мать чувствовала себя еретичкой, примеряющей испанский сапог. Забыла Рида Власовна, что перед ней уже не Яша, а весь Яков Данилович Краснобаев. Глухаря на току бить легче. Увлеченный красноречием, подпускает на неприличное близко. Чуткая Рида не кремниевая Брунгильда. Ей быть в ровне с сыном означает добровольную сдачу Голанских высот. Сначала институт, инженерия. В ответ Яша отмахивался, забирался с жестоким выводком альпинят выше в горы, изредка Нинку цеплял. Происходящим на тамошних джомолунгмах, ведали скупые сводки МЧС. Риде оставалось задрать планку возможной угрозы ранней женитьбы до красного уровня и ожидать лавины или наводнения».
Этот «шаткий брод» удивителен, по нему хочется пройти, вернуться и пройти ещё… Почему-то…
Поскольку я не ставлю своей задачей исключительно пристрастный разбор первой главы романа Э.Тубакина «Фантомные боли» на «винтики и колёсики», это заняло бы слишком много времени, в данный момент я пишу лишь об общем впечатлении и «творческой манере» автора, поэтому в качестве своего личного заключения могу вынести следующий короткий вердикт.
Текст данной главы романа – сыроват, местами скомкан, местами обворожителен, как я уже отмечала выше.
Язык повествования – своеобразен. Сюжет, в этой главе, по крайне мере, лишь обозначен, замысловат, от этого для читателя труден и не совсем понятен.
С сюжетом, как и со всем текстом, нужно серьёзно работать для того, чтобы придать ему достаточно гармоничную форму, сохранив в то же время яркую самобытность языка и изящество стиля, которые безусловно присутствуют в данном тексте.
С признательностью к автору Лора Маркова.