Василий маялся.
На газозаправочной станции он работал сутки через трое, и свободного времени для досуга у него хватало.
Подмосковный городок Одинцово, в центре которого Василий Михайлович проживал, богател и хорошел с каждым годом.
Капитализм ему явно пошел на пользу.
Объяснялось это очень просто. Район этот уже давно присмотрели для себя власть имущие, а сейчас здесь селились нувориши с разными, но толстыми кошельками.
То есть они обосновывались вблизи городка, и деньги в городскую казну, отчасти, но все же поступали.
Из окна квартиры Василий видел шикарные здания спортивного комплекса: волейбольный центр, ледовый дворец. Далее наблюдался обширный парк с ухоженным прудом и дворец культуры, куда с удовольствием заезжали известные московские артисты и певцы.
Городок находился в пяти минутах езды от Москвы, и было очень удобно заработать здесь деньжат, тем более что, многие знаменитости имели в этом районе особняки, где и проживали постоянно.
На Василия Михайловича ощутимо давили стены и потолок родной квартиры, но в спорткомплекс и на концерт ему не хотелось.
Ему хотелось в гараж!
У него был капитальный кирпичный гараж с просторным погребом, где Василию было комфортно и уютно.
И в принципе то недалеко, в промышленной зоне, среди бесчисленных складов. Минут сорок не спешной прогулки.
А в гараже его ждала любимая «Волжанка» - ГАЗ 31, сбывшаеся мечта его советского прошлого.
Машина находилась в вечном ремонте, в тюнинге, как выражаются автомобилисты, что влекло за собой постоянные нарекания супруги. Ей не нравилось, что на каждую поездку в магазин или на дачу требовалась предварительная заявка.
Жена Василия не понимала беспокойную душу исконного автомобилиста.
Наконец, Василий не выдержал и начал собираться в дорогу.
- Что, опять пьянствовать в гараж, ну когда же ты угомонишься! Нечего делать, езжай на дачу, там работы непочатый край! Нет, без водки, он не может! Скотина! Пьяница ты бессовестный! – жена среагировала без промедления.
- Ну, что ты гундишь, я на часочек всего то. Карбюратор барахлит, и масло нужно заменить.
А дача всё равно чужая.
-Чужая?! Жрать овощи с огорода ты мастак! А как помочь моим родителям, так тебя нет!
Мурло ты поганое! Сейчас пойдешь и будешь жрать водку под огурчики с дачи! Чужая дача!
В дальнейшем, жена охарактеризовала Василия Михайловича исключительно с отрицательной стороны и вышла из комнаты.
Он постоял в нерешительности несколько минут, позвал жену, но она не отзывалась.
Тогда он двинулся к двери, и, выходя, тихонько её прикрыл.
Такие сцены случались постоянно.
Затем жена плакала, а Василий чувствовал себя полным ничтожеством.
Но гараж тянул его к себе со страшной, неодолимой силой.
В гараже привычно пахло железом, машинным маслом и застарелым табаком.
Места хватало даже для топчана, а в тумбочке были спрятаны кухонные принадлежности: кастрюлька, примус, тарелки и ложки.
Отдельно стояли заслуженные стаканы, наверно еще заставшие сталинские времена. Антикварные стаканы!
В открытую дверь гаража деликатно постучали.
- Заходи, что ты там скребешься.
Так мог стучать только Василий Васильевич, сосед по гаражу.
Тезка был заслуженным водителем, с почти 50 – ти летним шоферским стажем.
И кем он только не работал – таксистом и частным извозчиком, дальнобойщиком и персональным водителем, а несколько лет даже трудился в Совавто, развозил грузы по всей Европе.
У Василия Васильевича тоже была Волга, но ГАЗ – 21, за которой он ухаживал как за любимой женщиной.
- Посмотри какую штуку я достал, водка на женьшеневом корне. Пользительная, говорят для здоровья, и мягко пьётся! - искушал хозяина заслуженный ветеран автомобильного движения.
- Да, нельзя мне, жена заест совсем. Как ржа – железо.
- А мы потихонечку, с толком и расстановкой. Не за ради пьянки окаянной, а здоровья для.
И Васильевич продекламировал своего любимого, древнего поэта, Омара Хайяма.
- Когда я трезв, не мил мне белый свет
когда я пьян, впадает разум в бред
лишь состояние меж трезвостью и хмелью
ценю я, вне его для нас блаженства нет.
Несколько лет назад Васильевич случайно нашел карманную книжицу «Сто рубаи Омара Хайяма», и с тех пор так увлекся творчеством поэта, что цитировал его по каждому поводу.
Надо сказать, что и Михайлович буквально завораживался стихотворной музыкой Хайяма, его выразительностью и афористичной мудростью.
Казалось, что этот человек, живший почти тысячу лет назад, знает ответы на все вопросы, и подсказывает потомкам, предостерегая их от неверных шагов.
Соседи поставили на примус кастрюльку с картошкой, достали маринованные огурчики и помидорчики, соленые маслята.
Васильевич принес с собой свежий ржаной хлеб, домашнее сало и горчицу.
Порезал ядреный лук, хлеб и сало, со вкусом разложил всё по тарелкам.
В гараже одуряюще запахло вареной картошкой, салом, и соленьями, и так остро захотелось есть, что тезки чуть ли не трясущимися руками раскладывали картошку по тарелкам, намазывали жгучую горчицу на толстые ломти черного хлеба, заглатывая слюну.
Наконец, они разлили водку по четверти стакана, и, выпив её залпом, захрустели огурцами, прислушались к своим ощущениям.
- А, что, хорошо пошла! – заметил Васильевич, - но вторую нужно выпить под черный хлеб с салом, так будет по способнее.
Опрокинув по второй такой же порции, друзья закусили салом и хлебом с горчицей, добавив для разнообразия вкуса, репчатого лука с солью.
Вкус водки утонул в резком разнообразии закусок, но хозяин гаража отметил с барственной ленцой, что водка отдает пряной травкой, похожей на кинзу, и не хватает малосольной селедочки.
- Неужели ты думаешь, что я об этом забыл, - хитро улыбнулся Васильевич, и достал из пакета завернутую в бумагу жирную селедку.
- Может быть и не «Залом», но бочковая, сам выбирал. Будем надеется, что малосольная.
Селедочка оказалась в самый раз, малосольная и жирная, она истекала соком в подсолнечном масле, обрамленная крупно нарезанными кружками лука.
Вот под неё третья четверть стаканов пролетела незаметно, и тезки начали неспешную беседу о политике, об отечественном автомобилестроении, о преимуществе японских автомашин над американскими.
А затем Васильевич начал рассказывать шоферские байки, на которые он был великий мастак, иллюстрируя их стихами великого Хайяма.
Время таяло, как и водка, и друзья неожиданно оказались перед пустой бутылкой.
М-да, маловато будет, однако. Под такую закуску! - разочарованно заметил Михайлович.
Васильевич, жестом фокусника, вынул из пакета еще бутылку, и соседи с жадностью выпили по пол стакана водки.
Разговор, отчего то перестал клеиться, соратники – собутыльники задумались, каждый о своем.
- А, может права моя жёнушка, пьяницы мы с тобой, алкаши проклятые. И нет от нас никакой пользы, один вред и урон для семьи!
- Да, какие мы пьяницы. Вот послушай :
Ты не верь измышленьям непьющих тихонь
будто пьяниц в аду ожидает огонь.
Если место в аду для влюбленных и пьяных,
рай останется завтра пустым как ладонь!
Друзья выпили еще по пол стакана водки, закусив солеными грибочками.
И Василий Михайлович угрюмо замолчал, набычившись, в глазах его появились злые пьяные слезы.
- Никуда я не пойду, никто меня там не ждет, останусь жить здесь в гараже. А что, газовая пушка есть, топчан имеется.
А в квартире я чужой человек, и для жены и для сына. Никому не нужен.
Только ты меня и понимаешь!
- Ну и дурак ты братец! Ты даже представить себе не можешь, что такое одиночество.
Вот у меня жена умерла, дочь со своей семьей далеко, а я один, вою как волк! И так порой тошно, ни приведи когда - нибудь тебе такое испытать.
И никакая водка тут уже не поможет, можно лишь забыться не надолго.
А жену просто нужно понять, и попросить прощения.
Мне бы у моей жены сейчас выпросить прощения, Э – эх!
Уже стемнело, пошли по домам.
И, … лучше послушай:
- Кто, живя на земле, не грешил - отвечай,
ну, а кто не грешил, разве жил – отвечай,
чем ты лучше меня, если мне в наказанье
ты ответное зло совершил – отвечай.
Дружески распростившись около гаража, молча побрели тезки по пустынным улицам к своим обиталищам.
Жена встретила Василия Михайловича на удивление спокойно, - прибыл, ужинать то будешь?
- Ты меня извини, честное слово, больше не буду водку пить в гараже. Будь он трижды неладен! - приложил руку к груди Василий.
На следующий день Василий опять маялся.