I
"Потехин!".
"Чего?!".
"О, Потехин! Вставай! Экзамен уже начался, все сдали, тебя ждут, слышишь? Вставай!".
Потехин нехотя разодрал глаза. Луч солнца пробил пелену сна ослепив на мгновенье потолок комнаты.
Муха перелетела с окна на стол. Принялась истерически-сосредоточенно передвигаться по столу в поисках чего-то якобы заслуживающего ее внимания.
Потехину, вернувшемуся из мира снов, был нов мир в котором он родился. Родился заново. И так каждый день. Сон - мир, сон - мир.
"Интересно", - подумал Потехин.
Над его кроватью стояла рыжеволосая, конопатая, долговязая Клавка, "одногрупница". Она тормошила его одеяло. Она нравилась ему, такая рыжая и некрасивая, высвеченная ярким утренним солнцем.
"Потехин! Ты что? Оглох? Санька, эй?!".
"Ну, вот и славно", - сказала она, увидев, что Санька улыбнулся ей своей беззубой улыбкой.
- Санька, ты сейчас оденешься и побежишь в Институт, понял? Наши уже, почти все, сдали. Один ты, как всегда!
- Да?
Муха опять нарушила тишину их разговора своим диким ревом. Села Саньке на лоб. "Ну, это наглость!", - подумал Санька про себя. В это мгновенье Клавка со всего размаха треснула Саньку по лбу.
Саньке стало, почему то очень обидно.
- Больно?
- Да, больно. Иди я одеваться буду, - буркнул он потирая ушибленное место.
Мухи не было. Он нашел ее на потолке, в углу, возле портрета Пушкина.
"Дантес", - подумал он.
Клавка ушла.
Санька встал с кровати. Нашел тапки, которые мирно стояли на своем боевом посту под кроватью, как два танка.
На улице пели птицы. "Тепло", - подумал он.
Вставать было лень. Он зевнул, посмотрел в окно. Там было утро. В окно он видел дом непонятной конструкции, сарай, туалеты, кота идущего за угол бархатной походкой. Все просыпалось, чего-то ждало. Все жило каким-то ожиданием.
"Да, экзамен", - вспомнил он.
Одевался, как всегда по вечной схеме - штаны, рубашка, потом полотенце, мыло, зеркало, лицо (заспанное), умывальник:
Мылся медленно, не торопясь, методично выполняя заученные движения.
Приятно.
По дороге в Институт думал о Клавке, мухе, Пушкине.
"Дантес", - подумал он.
Экзамен был скучен, непонятен. "Неуд", - прозвучали в его адрес слова от женщины экзаменатора.
"Приговор", - подумал он.
На улице все капало. Все ушли. Он остался сидеть в классе.
Опять муха, Дантес, Пушкин, дуэль:
Пришел в общагу. Дверь открыла ему мир грязи, бардака, мысли.
"Муха".
Он увидел ее на том же месте, где она сидела после его лба.
"Убью".
Она падала медленно, не спеша, словно невесомая.
У него возникло желание убрать со стола и чай попить.
"Пушкин".
Пил чай, просто чай с сахаром. "И хоть чай, да?".
Засыпая вспоминал какой-то парк, листья, скамейки, старушку идущую в даль по длинному коридору деревьев, хотелось петь и он пел.
Был день лета. И все было понятно. Все.
II
Ему снилась пустыня. Перепутье.
Пустыня была мрачной, сухой, а он влачился духовной жаждою томим. Потом вдруг явился он - Серафим Шестикрылый и взяв его за рубашку сказал: "Глаголом жги сердца людей!". "Ладно", - сказал он, "буду".
Потом фонтан Бахчисарая, интересно было, потом Лукоморье, дуб, цепь, кот, Черномор, богатыри, избушка, звери, тропинка, поп-толоконный лоб, Балда, Змей Горыныч:- "Не имей сто рублей, а имей сто друзей", "Волк овце не товарищ":.
Дантес шел уверенно, нагло, плюя в снег, тупо брал пистолет, прицеливался, сходясь стрельнул: дым, сани, дом, гроб, стол, слезы: "Я памятник себе воздвиг нерукотворный":
Темно. Страшно. "Кончена жизнь". Кончена жизнь.
Полки, книги, горы книг, макулатура, война, смерть, солнце, луна, небо, тихо, лес: Наконец-то!!!
Он проснулся в холодном поту. Луна светила из окна освещая комнату. Портрет Пушкина. Улыбался.
Вспомнил Серафима.
Непонятное чувство. "Новое, что-то новое?!", - думал он.
Встал, обулся, вышел.
Общага сияла пустотой. Крест окна ограничивал провал улицы. Текла вода в умывальнике. Текла: куда-то.
Пил, закрывая кран смотрел в зеркало:
Новый взгляд, глаза, новое, новое, новое чувство!
В комнате кто-то храпел и говорил во сне как молитву, смешно. Потом все затихло. Он уснул.
III
Потехин влюбился. В нее - Клавку.
Влюбился по настоящему, сильно-сильно, как: Пушкин!
Дарил цветы, носил портфель, думал (даже во сне) о ней - Клавдии.
И вовсе она была не некрасивая, а красивая и даже очень. В ней было что-то весеннее, эти веснушки зайчики солнца.
Стихи писал. Хорошие стихи, философские, умные, ямбом, пятистопным, с рифмой, параллельной, как Пушкин.
Носил портфель, как там в пустыне. У него, как он потом вспомнил, в пустыне был портфель. Толстый, набитый полным собранием сочинений, в 30 томах, его - Пушкина.
Жаль, что он неизвестный, как его теска Пушкин. Ну, да ничего.
Клавка не замечала его любви, не верила, привыкла. Все ей портфель носят. "Некрасивая", - говорила она. Некрасивая.
Сашка то знал какая она.
Он смотрел балет "Спящая красавица". Зал спал, на сцене прыгали, он плакал.
Пустое место рядом. Она не пришла. "Дуэль", - подумал он. "С Вовкой дуэль".
"Нестрашно?" Нет. "Ты Дон Гуана напомнил мне". "Дай руку": "На. О! Тяжело пожатье каменной твоей десницы".
"Пусти! Пусти мне руку!":
"Я гибну, кончено".
"О! Донна Анна!":
Так тебе и надо Дон Гуан проклятый. (Проваливаются).
IV
Шел в общагу один. Улица была пуста. На небе звезды, как всегда. Фонари, луна.
Холод проникал за воротник, его трясло. Было обидно и больно. За все. За Пушкина и балет, за все.
Обидно и больно.
Вот.
Потом решил ее разлюбить. Пытался, разлюблял. Разлюблял. Ревновал. Тужился. Ругался.
"Люблю!", - торчало в голове.
Страшно, когда так, хочешь, а не можешь, о!
"Очень это нужно разлюблять. Я лучше вечно ее любить буду! Пусть она меня не замечает, пусть! А я ее буду любить вечно, незаметно. Пока не умру. А умру, придет на могилку и скажет: "Здесь лежит знаменитый человек, поэт, любивший меня, он гений, гений":
А "гений" пролил себе суп в столовой на штаны. Долго отмывал их. Остался голодный, без стипендии, нищий, но гордый.
Вот.
V
"До диплома, как до луны", - думал он. "А я уже устал. Устал жить. Хочется чего-то большого и чистого, как небо".
Свободы хочется.
Просто свободы, радости.
Цветы всем дарить и Клавке тоже. Строить всем дома, всем вместе. Детей воспитывать, всем вместе. Болезни лечить или вообще убрать их, не зачем, мешают.
Пушкина всем читать, просто, читать и все, а то грубые все, злые. Не любят друг друга, как собаки, звери.
Я так предлагаю.
Хочу в ООН написать, чтобы не гонку вооружений останавливали, а границы открыть во всех государствах! Пусть американцы к нам приедут и посмотрим, как мы живем, а мы к американцам, не надолго, посмотреть и назад - коммунизм строить. Я думаю надо, стоит, а то на одной планете живем, а видим только телевизор и соседа раз в месяц.
Или ракету в другую галактику запустить, посмотреть, поискать, может там жизнь есть. Научится жить у них. Я бы полетел, хоть сейчас. Клавка полетала бы.
Дела хочется.
А то скучно живем. Глупо. Как смешные котята тычимся лбами друг о друга, не видим, а думаем вот и мир, а мир не из одних стен состоит. Мир он и вокруг, и внутри.
Сложен? Нет, не совсем, кажется.
Он прост. Просто жить не умеем, боимся, сознаться, что жить надо просто, как дышать.
Да: Чего там! Одно слово - цивилизация.
Вот и общага
Дверь.
Спать.
Завтра утро.