Жил был пёс

   

Жил был пёс... Это был хороший пёс, большой, с длинными крепкими лапами, густой лохматой шерстью и добрыми глазами. В детстве (а у него, как и у всех больших собак тоже было детство) его как-то звали. По-моему, Бим, хотя возможно и Джек, но, скорее всего его звали Сильвестр. Возможно потому что, когда повар харчевни, стоявшей на углу их улицы, выбрасывая объедки, позвал его: - «Сильвестр, Сильвестр!» он прибежал, помахивая хвостом и радостно скуля. Хотя, возможно, повару просто так захотелось его назвать или, попросту, псу хотелось есть и было все равно, как его называют. Утверждать здесь что-либо достоверно не представляется возможным.               
  Жизнь у пса была вполне удачной. Чаще всего он был безмятежен, добродушен и весел. Его знали все собаки и повара близлежащих заведений, впрочем, вдаль лежащих - тоже узнавали его фигуру. Дети любили потрепать его лохматую шерсть, покататься на его загривке и порезвиться с ним вдоволь. Когда вечером заботливые мамаши настойчиво зазывали детей домой, те расставались с ним неохотно. Но на следующий день все повторялось заново. Утром он имел возможность подкармливаться объедками, вдоволь имеющимися в окрестностях, днем играл с детьми или исследовал городские помойки, парки, подворотни или берег большой реки, протекавшей посредине их города. Вечером, подкрепившись тем же, что и утром, брёл устало домой, если можно так назвать старый заброшенный дом с выбитыми окнами, полуразрушенными стенами и почти обвалившимся потолком. Дом этот, вернее то, что от него осталось, находился на краю небольшой улицы, за местной гостиницей. Не снесен он был потому, что у местных властей, как всегда, не было на это денег. Имели виды на этот дом и местные собаки. Но когда, заглядывая с любопытством вовнутрь, встречались взглядом с парой жестких и решительных глаз, то, как правило, уходили в поисках другого пристанища. Наш же знакомый спокойно засыпал, растянувшись на мягкой подстилке, доставшейся ему по случаю.  Случай этот представился, когда однажды ночью в его покои ввалилась парочка молодых людей. Парочка эта прогнала его на улицу, бросила наследственную подстилку в угол и долго барахталась на ней, оживленно постанывая и покрикивая то радостно, то печально, как будто от боли.
   Утро сменялось днем, день сменялся вечером, на смену вечеру приходила ночь. Жизнь в городе текла своим чередом. Солнце сменялось луной, весна летом, лето осенью, осень зимою.
   Но однажды все изменилось. Не в городе - город продолжал по-прежнему жить своей жизнью, привычной и суетливой. Изменилось в жизни пса. Изменилось в один прекрасный день… Если быть придирчивым к датам, то это был не день - это был вечер. Холодный октябрьский вечер, один из тех вечеров в преддверии зимы, когда люди стараются не бродить попусту по улицам, а укрыться в тепло домов. Пёс шел в свой дом. Он шел вполне сытый, довольно усталый, под впечатлением прожитого дня. Город разгорался огнями, на улицах вспыхивали фонари, становилось все меньше и меньше людей и машин. Ночь вежливо просила вечер уступить ей свои законные права.
   Пёс шел не спеша. Он уже не был молодым псом, ему некуда и незачем было спешить, хоть и шел он издалека, и идти было еще прилично. Завернув за угол, он слегка замедлил шаг, пропуская стайку молодых людей, пронесшихся мимо. Вдруг он услышал что-то, заставившее его остановиться совсем. Это была песня, прекрасная песня, доносившаяся изнутри дома, мимо которого он собирался пройти. Пёс невольно сделал несколько шагов в сторону дома. Пела девушка, прекрасным, чарующим голосом, пела на непонятном языке, непонятно о чем, но разъяснения были не нужны. Её чистый звонкий высокий голос говорил о многом. В нем были синева неба, зелень лесов, просторы морей, величие гор. Пение птиц, шелест листвы, звонкое журчание ручья, шум прибрежных волн. Были радость и страдание, горечь и вдохновение… Была жизнь… Была любовь…
   Музыка то стихала, то взметалась ввысь, заставляя все живое умолкнуть и зачарованно слушать. Пёс, не заметив сам, подошел совсем близко и слушал, опустив голову. В его голове проносилась вся его жизнь, начиная с детства.
   В дверях ресторана, откуда лилась музыка, немолодой, потрепанный жизнью, полупьяный швейцар достал сигарету, собираясь закурить, но так и замер с нею в руке, будто задумавшись о смысле курения. Он тоже слушал. Было так странно наблюдать со стороны этих двух - собаку и человека, слившихся воедино с музыкой. Через минуту они очнутся, став каждый самим собой, но сейчас они были равны перед прекрасным - собака и человек, человек и собака… Когда музыка начала уже стихать совсем, пёс, очнувшись, завернул за угол ресторана. Он знал, что с другой стороны была стеклянная стена. Подойдя вплотную к ней, он увидел ресторан изнутри. Сцена была совсем рядом и на сцене стояла она. Он увидел ее сразу. На сцене стояли и другие люди, но он не смотрел больше ни на кого. Он смотрел только на неё. Она была красива!.. В просторной одежде - полупрозрачной блузке, длинной юбке и туфельках на высоком каблуке было очарование. Длинные светлые волосы струились прямыми потоками на плечи и скрывались за спиной, свет прожекторов путался в них, создавая отблеск.
   Внезапно, на последних аккордах песни, она повернула голову и посмотрела через стекло, за которым стоял пёс. У нее были большие глубокие глаза, из которых струился мягкий свет. Их взгляды встретились, создав тоннель для невидимой энергии, заструившейся по нему. Это продолжалось некоторое мгновение. Потом она улыбнулась, улыбнулась ему - псу, как старому, давно знакомому другу. Песня закончилась… Люди внутри ресторана горячо аплодировали ей, а она стояла и улыбалась. Улыбалась ему - одинокому страннику в собачьей шкуре.
   В ту ночь он не спал. Сначала стоял напротив ресторана, на противоположной стороне улицы, не замечая холода, который пробирался к телу через лапы, не замечая близко проходящих  прохожих, чуть не сбивающих его. Когда она вышла из ресторана, в верхней одежде, простая, уже земная и скрылась в пещере метро, он понуро побрел домой. В метро его не пускали. Оно гремело из-под земли пугающим гулом и вселяло сейчас в его собачье сердце ненависть за то, что поглотило её.
   В ту ночь он не спал совсем. Положив морду на лапы, думал о ней. В его глазах отражалась Луна, светившая из проема на крыше, и свет в его глазах был похож на тот мягкий свет из её глаз.
   Он приходил каждый вечер к тому ресторану, но не видел больше её. Он перестал играть с детьми, перестал безмятежно разгуливать по городу, в основном лежал у себя дома, лишь изредка выходя подкрепиться; проглатывал еду, не чувствуя вкуса. Изредка выходил бродить по городу, в надежде встретить её, но не мог.
   Ему помог случай. Или чутьё… Шестое собачье чувство пригнало его к одному из выходов метро, разбросанных по всему городу.
   Он хотел уже уходить. Было холодно, темнело, когда из глубин метро вышла она. Он узнал её не сразу, узнав, быстро помчался к ней. Сердце чуть не вырвалось из груди, когда он остановился перед ней в трех метрах, яростно махая хвостом и радостно повизгивая. Но что это?! Она шла мимо, лишь на секунду-другую задержав на нем взгляд, будто видела в первый раз. Он ничего не понимал! Что случилось?! Ведь это ему она улыбалась тогда, никому другому! Перестав махать хвостом, он пошел за ней, когда она уже отдалилась на приличное расстояние. Он шел и шел за ней, пересекая перекрестки и сворачивая в проулки, как заколдованный. Наконец она пришла. Она жила на окраине, в маленьком домике за забором, перед домиком во дворе росло несколько деревьев, и стояли качели. Она вошла в дом, не обернувшись, не заметив, что он стоит за редким частоколом забора и смотрит на неё.
   Стало совсем холодно. Стояла глубокая зима, сыпал небольшой снег и ветер гнал снежинки ему в спину, когда он бродил вокруг её дома всю ночь. Пытался уснуть под забором, но только окончательно замерз и стал ходить быстрее. Под утро не уснул, а забылся на мгновение под кучкой бревен, лежащих на улице напротив дома, но вскочил в страхе пропустить её. Когда утром она вышла из дома, он стоял у ворот не в состоянии ни махать хвостом, ни двигаться, ни скулить.  Она заметила его, но снова прошла мимо, будто вновь не узнав, теперь только остановившись перед ним на несколько секунд, задумалась, будто размышляя - жив он или уже нет? Простояв некоторое время, после того, как она ушла, он нашел в себе силы двинуться с места. Домой не шел, почти полз, с трудом разбирая дорогу напрямик.
   Добравшись,  упал на подстилку и забылся на целую вечность, без малейших движений, без чувств, без снов…
   Пробыв  в забытье неизвестно долгое количество времени, он очнулся и лежал с полуоткрытыми глазами, постепенно приходя в себя. Жизнь медленно возвращалась в его тело, будто сомневаясь в необходимости возвращения.
   Он видел ее  еще несколько раз после этого. Теперь она стала его замечать, один раз даже протянула руку, чтобы погладить, но тут же отдернула, испугавшись, что он укусит. Он стоял и молча смотрел ей  вслед, в глазах его была влажная пелена, то ли от таявших снежинок, то ли еще от чего-то, до сих пор неизведанного.
   Теперь он видел сны каждую ночь. В его снах было лето. Лето её волос… Они то развевались на ветру, когда она каталась на качелях  возле своего дома, а он радостно скакал, пытаясь ухватить её за ноги, то прыгали у нее по плечам, когда они носились друг за другом по лугу, то раскидывались по цветам, когда они, набегавшись, падали в траву.
   Каждую ночь в своих снах он приносил ей в зубах то обувь, то сорванный цветок, то куриную косточку, а она, весело смеясь, долго теребила его загривок.
   Каждую ночь в своих снах он лизал ей благодарно руки, норовя при этом лизнуть в губы, отскочить на секунду в сторону и снова броситься к ней, проворно увертываясь от шлепков.
   Но это были сны… Наяву была Луна, долго не дававшая ему уснуть, светившая сверху ему в глаза, словно в насмешку. Зачем он родился собакой, а не человеком, хотя бы тем важным господином, который провожал её вчера или тем смешным, который суетливо подавал ей руку, когда она выходила из машины на прошлой неделе ?! Он чувствовал себя не хуже их, он чувствовал себя человеком, только верным и преданным, на что не способны люди.
   Каждую ночь в его снах была музыка. Музыка его любви. Она то затихала, удаляясь, то вспыхивала вновь, приближаясь и разжигая  новые  сны.
   Изменится ли что-нибудь в его реальной жизни или ему придется довольствоваться только снами?
   Мы не знаем. История об этом умалчивает. Впрочем, очень хочется надеяться, что это еще не все, что эта история еще будет иметь свое продолжение.
   Каждую ночь в его глазах была Луна, в его снах было Солнце…