Про славу казацкую
- Слава Иисусу Христу! Еще несколько лет назад мы и подумать не могли,
что встретим всех вас на этой земле, вместе вспомним нашу давнюю историю. Господи помилуй!
Будто я дверь перепутал, улицу, город и век… Рядом огромная ветряная мельница, чьи деревянные лопасти вот-вот закружатся, перемалывая наши представления о жизни, прошлом, современности; широкий помост из свежеструганных досок заполнен людьми. Среди них многие в украинских вышитых рубахах, широких шароварах, синих и красных, как тогда, полтысячелетия назад, у настоящих запорожских казаков. И вокруг помоста - тысячи людей. Самого разного возраста, хотя чаще постарше и посерьезнее. Что-то упорно напоминает первомайскую демонстрацию - наверное, обилие знамен. Только совсем не похожи они на прежде привычные алые стяги – напротив…
Усиленный динамиком голос священнослужителя
продолжает:
- Под этим прапором еще славный князь Владимир шел в бой за свободу, за нашу державу, под ним защищали Украину славные запорожские казаки. Синий цвет - небо, желтый - такие богатые наши поля, наши луга…
Много недоумений, даже ненависти вызывает у непосвященных желто-синий (жовто-блакитный) флаг. Примитивно, однако, понимать его лишь как символ воевавшей против Советов Центральной Рады - в марте 1918 года она лишь использовала исторические традиции, утверждая сине-желтый прапор государственным знаменем Украинской народной республики.
Чтобы отмести сомнения: по национальности я русский, родился в Москве, в русскоязычном Крыму с детства. Так что обзывать меня националистом не надо. Впрочем, никого не надо. Вовсе не собираюсь я пропагандировать «чуждые взгляды» - просто рассказываю о том, как в начале августа 1990 года - впервые в истории! - на территории Никопольского района Днепропетровской области проходило торжественное празднование Дней казацкой славы. Там, где когда-то она зачиналась. И где более трех столетий смелые вольные люди берегли товарищество Запорожской Сечи.
но почему, закрученный газетной поденщиной, едва прослышав о планах поездки крымчан «к запорожцам», я загорелся идеей напроситься в компанию? Бросился домой к Дмитрию Михайловичу Дутко, которого знал не столько как медика-стоматолога, сколько как члена правления республиканского народного движения Украины за перестройку, непонятного и пугающего Руха. Интереснейший, кстати сказать, человек - автор рассказов, талантливый художник, лингвист, неплохо знающий несколько иностранных языков, включая польский и китайский. И вообще интересный собеседник и организатор.
А все же, где можно увидеть подлинную Украину? В Киеве, где я много раз бывал и не слышал в ту пору ни одного украинского слова? В Прикарпатье, больше заселенном курортниками, чем местными гуцулами? В ополяченном Львове?
Когда работавший В Евпатории городской клуб любителей поэзии летом 1981 года праздновал свое сотое заседание, среди многочисленных гостей-друзей собирались приехать и активисты Литературной гостиной из Запорожья. Увы, почти сутки простояли они на вокзале – и не смогли прорваться на южный курорт. «В отместку» накануне нового, 1982-го, они пригласили евпаторьян к себе. Среди многочисленных интереснейших встреч, бесед, поездок особенно запомнилось, когда по древнему острову Хортица, где зарождалось украинское казачество, водил нас Владимир Николаевич Шовкун, знаток истории, действительный член Географического общеста Академии наук Украины, заместитель председателя археологического общества при Запорожском краеведческом музее. По дороге находил давние обломки посуды, кости многовековой давности, гильзы – следы Великой Отечественной. Так что и наши карманы пополнились реликвиями. К слову, свыше пяти тысяч экспонатов передал Шовкун в местный краеведческий музей.
Хотя по профессии вовсе не историк – аппаратчик коксохимического завода.
А теперь мне хотелось бы рассказать про давние контакты обитателей Крыма и тех украинских краев – совсем другой эпохи.
Как казаки вражий сон в явь обратили
Из города Трапезунда выступила галера, тремя цветами разукрашенная. И плыл в ней турецкий князь Алкан-паша, а с ним семьсот турок, четыреста янычар да бедных невольников три с половиной сотни. Наконец пристали они в Кефе, нынешней Феодосии. Где молодому князю странный сон приснился. Созвал он всех и объяснить просит, обещая отгадавшему янычару три города подарить, а пленнику – свободу. А сон такой: что стала вся прекрасная галера ободранная и огнем-пожаром исковерканная, янычары же все до одного порублены, а сам он на три части рассечен да в Черное море выброшен.
Только Лях Бутурлак заговорил. Был он для пленных хуже врага лютого. Так обасурманился, что из тридцати лет в турецкой неволе 24 года прислуживает врагам казацким. «Алкан-паша, - Лях Бутурлак говорит, - Этот сон тебя вовсе не касается, про него ты забудь. А вели мне за невольниками лучше приглядывать, по два, по три кандала на каждого надевая, да крови христианской больше на землю проливать».
Приплыла галера к городу Козлову (Евпатории ныне), и выходит навстречу князю девица Санджаковна, дочь местного войскового начальника. Завела Алкан-пашу со всем его войском в город, самого князя в светлицу каменную зазывает, на белую скамью усаживает, дорогими напитками угощает.
А Лях Булурлак в то время на галере тоскует: есть у него что есть и что пить, да не с кем о вере христианской поговорить. Идет он к Самойле Кошке, пленному гетману запорожскому, рядом с собой сажает, по два-три кубка наливает. Да тот вино дорогое в рукав, за пазуху или мимо себя проливает. А когда Лях-предатель так допился, что с ног свалился, догадался Самойло на кровать его как ребенка уложить. Да забрал у него, спящего, 84 ключа, чтобы казакам раздать каждому - друг друга отмыкать. Да только кандалы с ног и рук не скидать, полуночного часа дожидаясь.
Вернулся Алкан-паша с войском на галеру, велел хорошо каждого пленника осмотреть. Взяли в руки турки-янычары свечи, прошлись – «все в порядке», - докладывают.
Только улеглись, пьяные, новый сон смотреть, как встал Самойло Кошка с товарищами, кандалы железные в Черное море они побросали, янычар порубали, в море вслед покидали. Алкан-пашу Самойло с постели поднял, на три части рассек, туда же побросал. Когда Лях Бутурлак глаза раскрыл – ни одного турка на корабле не видит, сразу к гетману спешит - в ноги бросается: «Ой, Самойло, батько казацкий, не карай меня за провинности мои. Сумел ты неприятеля одолеть, да не сможешь без меня в землю христианскую дойти».
Научил он атамана половину казаков в дорогое турецкое платье нарядить. А когда стала галера мимо Царь-града (Стамбула нынешнего) проплывать, Лях белым турецким покрывалом замахал, по-турецки да по-гречески кричать начал. О том, что, мол, Алкан-паша, княже молодой, с юною Санджаковной устал-утомился, встать не может.
И вскоре прибыли казаки, уже вольные, к себе на Сечь Запорожскую, на радость друзьям-товарищам.
Это пересказал я украинскую народную думу-песню про частенько у нас в Крыму бывавших казаков-запорожцев – еще тогда, в XVI веке. На знаю, как другие, а когда я ее впервые для себя открыл, вновь поразился, до чего тяжело и славно жили когда-то казаки, сражаясь с кровожадными янычарами.
Впрочем, многие, наверное, и без того прекрасно эту думу помнят. Расскажу-ка я лучше легенду, которую никто не знает. Мне поведал ее крымский художник и краевед фронтовик Владимир Федорович Звягинцев, ныне уже ушедший. Про знаменитого кошевого Ивана Дмитриевича Сирко. Напомню: жил он в конце XVII столетия, восемь раз избирали его кошевым, провел 55 походов против Османской империи – и ни разу не узнал поражения. Самый блестящий период жизни Ивана Сирко связан с Запорожской Сечью, что находилась тогда при впадении речки Чертомлык в Днепр, около современного Никополя. Как раз там, где проходило то празднование 500-летия казачества, с которого я начал свои заметки. И тот помост, и та мельница с деревянными крыльями, и большинство митингов шумели тогда около могилы Ивана Дмитриевича в селе Капулевке – и надгробного камня ему, и памятника кошевому атаману. И сам праздник был организован оттого, что как раз на август 1990-го счастливо приходилась несколько знаменательных исторических дат – не только полувековой юбилей создания Сечи, но и 300 лет со дня рождения последнего кошевого запорожцев Петра Калнышевского и – 310 со дня смерти Ивана Сирко.
Хотя чего долго растягивать, все мы знаем героя хотя бы по знаменитой картине И.Е. Репина – с роскошными усами, в черной папахе, сверкая глазами, склонился он над писцом с гусиным пером, уносящим в века веселые смелые слова. Помните – «Ты – шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ…» и так далее и в таком роде.
Однако не только разудало хохочущим бывал Иван Дмитриевич. Легенда повествует о том, что приключилось с казаками на нашей крымской земле, в нынешней Евпатории, а прежнем Гезлеве. История сохранила для нас имена двух сыновей запорожского атамана – Петра и Романа. Народная память сберегла третьего – Афанасия, такого же смельчака, как его отец.
Сказ про Афанасия, сына Сирко – запорожского атамана
Наступил день великого праздника мусульман, когда Аллах велит завершить все начатые дела. Впервые после мучительного трехлетнего пребывания в подземелье мечети Хан-Джами вывели враги Афанасия на яркое солнце, и сказал грозный хан сыну своему: «Бери иноверца и делай с ним, что хочешь». Тогда закричала толпа, собравшаяся вокруг, как на представление: «Выбей ему глаз!» Знали: удивительно метко стрелял сын хана. Поднял тот лук - и упал Афанасий. Минуту спустя, однако, несчастный пленник вдруг приподнялся, вырвал впившуюся стрелу и, обливаясь кровью, шатаясь, почти теряя сознание, приблизился к морю, что плескалось в те века почти вплотную у священной мечети. Нащупав руками какую-то лодку без весел, раненый упал в нее и из последних сил принялся грести руками. Опомнились татары: уходит добыча, и бросились к воде. Вот-вот дотянутся они до лодки, и свершится ужасное. Но когда схватились уже было за борт, молодой казак сквозь слабеющее сознание увидел: мчатся навстречу родные запорожские челны - чайки. Нет, не чудится ему, действительно в последний миг явились на помощь братья-казаки. На долгие годы, говорят, Черное море после этого дня стало красным.
Но не радость ждала на родной земле Афанасия, сына славного Сирко, казацкого атамана. Ибо ненарушимый закон властвовал у запорожцев: попавший в плен не имеет права жить. Для того у каждого на поясе запас в два с половиной фунта пороха, а во рту - всегда дымящаяся люлька, чтобы при крайней опасности взорвать себя вместе с наваливающимся врагом...
Ранним утром, встречая свою дружину, вздрогнул Иван Сирко, завидев на руках у высокого сильного казака умирающего с окровавленной повязкой на глазах Афанасия. Заныло сердце отцовское, но сдержал себя суровый атаман. Вытащил клинок, давая понять: если ближе подойдет чайка, своими руками он зарубит сына. Отвернули назад опечаленные воины...
Скрываясь от отцовского гнева, едва залечив страшные раны чужеземного плена, собрал Афанасий триста казаков, таких же обездоленных и выброшенных по разным причинам из Сечи Запорожской. И одной ночью подошли они к эловещему берегу Гезлева. Смелые, молодые, страстно мечтающие заслужить прощение казацкого братства.
Еще издали в свете горящего факела по перевязанному глазу узнал сын хана своего недавнего пленника и понял: идет его смерть. Вскочил на коня, бросился из города. Догнали его казаки - говорит легенда - и в начавшейся свирепой рубке отлетела прочь татарская голова.
… И снова стоит Сирко, вглядываясь в подплывающие челны. Сердце что-то говорит атаману. Нет, не купцы это, не оружие, не провиант… Разрывая туман, подходит ближе первая чайка, и видит он Афанасия. Вновь выхватил Сирко боевой клинок, чтобы казнить сына, как велит честь запорожская, но в этот момент из развернувшейся кошмы к ногам атамана полетела окровавленная голова наследника татарского престола.
Только тогда простил отец сына и обнял его.
А в память о тех давних годах осталось в народе название западной части Евпатории - Чайка. Именно оттуда, невидимые в слепящих лучах заходящего солнца, появлялись стремительные челны запорожцев...
* * *
Странное представление бытует у нас о дружбе народов. Сколько ни пытался я предложить редакциям свою запись этой и других исторических легенд, всегда отказывали. Негоже, мол, изображать врагами тех самых татар, которые только недавно вернулись и с большим трудом обустраиваются на крымской земле после изгнания в 1944 году по надуманному обвинению. Будто можно историю где влево, где вправо разворачивать, то одну сторону, то другую выпячивать, то одну, то другую правду скрывая. Было, все было в истории взаимоотношений русских, украинцев, татар за многие столетия – и хорошее, доброе, и страшное. А чтобы закончить речь про Ивана Сирко, напомню строки одной из множества написанных про него исторических песен:
«Крикнув Сiрко на козацьку громаду:
«Гей, молодцi , добре бийти, рубайте,
Татарву геть на боки розкидайте!»
Пiшли ж козаки мiж ордою шататься,
Почала орда, як снопи, валяться.
Ми ж думали, що дуб вгору в’;ться,
Аж то козак Сiрко та з ордою б’;ться».
Все-таки проще писать о минувшем. Хотя в нашей стране «непредсказуемой истории» отношение к былым ситуациям и людям может меняться вдруг на 180 градусов. Теперь, понял я во время казацкого юбилея, народными героями украинцев становятся не только еще Пушкиным как предатель ославленный гетман Иван Мазепа, но и – написать боязно – Симон Петлюра и Степан Бандера…
Вольномыслие без страха
…Ехали все к казакам без распоряжений, приказов и командировок, за собственные деньги и в счет собственных отпусков с огромными рюкзаками, забитыми палатками, котелками и провизией. Целый палаточный городок растянулся вдоль Алексеевского залива Каховского водохранилища – примерно в этом месте когда-то размещалась Чертомлыкская Сечь, одна из пяти существовавших в те годы преград на пути любых завоевателей. Потом я спрашивал одного из членов оргкомитета, сколько в действительности людей собралось. «Не знаю», - говорит. – В первый день зарегистрировалось более десяти тысяч со всех концов республики, страны, зарубежья. Остальные приезжали уже без записи и размещались «самостийно».
Впрочем, организаторы предупреждали про сто тысяч желающих принять участие в торжествах – хотя местные власти соглашались принять не более 1400 гостей.
Но, понял я, больше их волновала современность. Может, конечно, через год-два те проблемы сами стали историей, но тогда украинцы всерьез были озабочены судьбой своего народа, национальной культуры. Потому что можно жизнь прожить, не зная ни слова на украинском, и считаться интернационалистом. За те дни мне много приходилось разговаривать, спорить. О чем? Про независимость, о которой они так мечтали. Про роль того самого Руха – Народного движения Украины за перестройку.
Рух действительно был в ту пору народным движением, что видно хотя бы по масштабу организованного им праздника. Не надо, да и бессмысленно делать из Руха очередного врага, бесполезно было возмущаться, протестовать, когда в адрес руководства СССР звучали не вполне ласковые слова. Люди хотели реальных перемен (хотя вряд ли таких, какие произошли). Сталинизм вытравил из многих душ стремление к свободе, приучил к покорности. Но сюда, к запорожцам, приехали те, кто знает, чего хочет, кому бояться уже осточертело.
Типичный пример. На пожилого человека энергично наседает заждавшаяся четких ответов молодежь:
- Но если коммунизм такой хороший, то почему в Японии, где почти ничего не растет, в Швейцарии, где даже моря нет, изобилие, а у нас…
И резко бьет по ушам:
- Грош цена вашему коммунизму, вашему Ленину!
Не в том беда, что хлопцы так думают и говорят – счастье, что они уже могут произнести такое открыто, без боязни. Беда, что нечем возразить фронтовику, старому партийцу, председателю колхоза, который весь свой век жил трудно, лишь ожидая и надеясь на лучшее. Дождался: по уровню жизни советский человек занимал тогда 93-е место в мире. А ныне, десятилетия спустя, при «пойманной» наконец птице незалежности? Увы…
Обхожу десятки автобусов, палаток, рискую доставать блокнот во время массовых шествий в колоннах – чтобы записать тексты разнообразнейших плакатов и транспарантов. Конечно, можно «из скромности» (осторожности) пропустить самые на тот момент острые и неприятные, вполне возможно, их вычеркнет затем редакторский карандаш – но что дальше? В жизни-то они есть, и не закрывать бы глаза в испуге – понять причины недовольства.
Вот часть из записанного в переводе на русский. Для размышления – о прошлом и настоящем. Ради будущего.
ЗАПОРОЖСКАЯ СЕЧЬ – ПЕРВАЯ В МИРЕ ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ДЕРЖАВА.
УКРАИНЦЫ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!
УКРАИНЕ – ПРОФЕССИОНАЛЬНУЮ НАРОДНУЮ АРМИЮ!
КГБ И КПСС – ЗЛЕЙШИЕ ВРАГИ УКРАИНЫ!
ЕЩЕ НЕ УМЕРЛА УКРАИНА!
ЗАПОРОЖЬЕ, ПРОСНИСЬ, СБРОСЬ С КАЗАЦКИХ НАСЛЕДНИКОВ ЯНЫЧАРСКИЕ КАНДАЛЫ!
ЗА ЧЕСТЬ, ЗА СВОБОДУ, ЗА НАРОД!
ВОЛЮ УКРАИНЕ!
ВСТАВАЙ, КАЗАЦКАЯ УКРАИНА, ПОРА ТВОЯ НАСТАЛА!
НА РАЗВАЛИНАХ СССР СОЗДАДИМ НЕЗАВИСИМУЮ ВОЛЬНУЮ СОБОРНУЮ УКРАИНУ!
И так далее…
На одном из митингов после выступления первого заместителя председателя Верховного Совета Украины Ивана Степановича Плюща раздается многоголосый протестующий свист и мощным единым хором – «не-за-леж-нiсть» (независимость), «Укра;нi – волю!» - долгое скандирование. Зато Дмитрия Васильевича Павлычко и Ивана Федоровича Драча, известных украинских поэтов, возглавивших свободолюбивое движение украинцев, встречают и провожают криками «ура».
Напомню: прибывшие, включая крымскую «делегацию», расположились на просторном берегу рукотворного моря. В одном месте берег неожиданно разрывает глубочайший овраг, скорее, пропасть – вероятно, метров в тридцать, так что «полет» туда гарантирует мгновенную смерть. Я еще подумал, что надо бы это место огородить. На следуюший день – и правда, огорожено длинной веткой. И какая-то бумажка белеет. Не могу не поразиться злому остроумию неведомого автора: «последний шаг к коммунизму».
К вольнодумию здесь приучает все. В том числе беспрепятственно продающиеся газеты различных неформальных объединений – украинских, русских, прибалтийских. Вот только некоторые названия: «Свободное слово», «Рух», «Утро России», «Меньшевик», «Дуля», «За народный парламент», «Голос гражданина». На газете «Альтернатива» вместо привычного «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» значится: «Жить не во лжи». Сомневаюсь, что многие жители Крыма видели что-то подобное. Хотя в наше время события и настроения так быстро меняются, что даже за ближайшее будущее ручаться рискованно…
Взросление: врозь или вместе?
Разве плохо, думал я, что люди проснулись, свободно мыслят? Для этого и была начата когда-то перестрйка! Если же подчас не так мыслят, как хотелось бы руководящим товарищам – плохо, значит, руководили. Настолько плохо, что у многих народов росло стремление попробовать пожить отдельно, самостоятельно.
В одной из статей тех газет прочитал то, что хотелось бы привести полностью: «С народом происходит то, что с отдельным человеком. Сначала он маленький и ходит, держась за мамину юбку. Потом идет за отцом. Наконец вырастает, родительскую опеку начинает воспринимать как ограничение свободы и отделяется, чтобы вести самостоятельную жизнь. Так и с народом. Если он раньше просто не дорос до понимания важности своей собственной государственности или попал в зависимость вопреки своей воле, - придет время, когда чужая опека станет ему нестерпимой и такой же неестественной, как неестественно было бы 25-летнему мужчине идти, держась за отцовскую руку».
Так думают здесь многие. Хотя лично я считаю, что подобное стремление к «взрослой» самостоятельности временно, преходяще – потому что вместе все же теплее, дружнее, сильнее. Но они поймут это позже. И вновь вернутся к России – но России другой, обновленной. И потянутся сами, без угроз и насилия, по доброй воле.
Кстати, один из принципов Движения мне явно нравится: «Свое люби, чужое уважай». И ведь действительно уважают. Все вокруг говорят по-украински, даже крымчане будто вырвались из русскоязычного мира – так легко льется из их уст плавная украинская речь. А я им отвечаю по-русски. И никого это не шокирует, не удивляет…
Встречи, люди, споры бесконечны. И интересны. Вот про ту же «незалежнiсть» что-то рассказывает средних лет мужчина со значком народного депутата Украинской ССР, ему протягивают газеты и книжки для автографа.
- И для Крыма, пожалуйста, - подставляю блокнот. Через мгновение вместо ожидаемой банальности читаю: «Вольная Украина – залог вольной России. С уважением Богдан Ребрик».
А ведь прав депутат, все мы – Россия, Украина, Крым, другие республики и народы – в первую очередь должны бы ощутить себя вольными, а уже потом – едиными. Из-под палки, по приказу – какая уж дружба?!
Еще через минуту замираю перед большим плакатом: «Мы за вольную Украину. Крымские татары».
- И вы из Крыма?
- Нет, пока живем в Киеве. Хотя нам, крымским татарам, очень хотелось бы вернуться, - объясняет Михаил Шатирлимов. А на плакате, говорит, рядом с той надписью – эскиз значка, символизирующего естественное единение двух народов – крымско-татарская тамга и украинский трезубец на фоне общего синего неба.
…Недалеко от станции Чертомлык, от которой поезд должен был умчать меня обратно в Крым, разговорился с местным жителем. Он в тот день тоже побывал на празднике и очень доволен. Только… никак не может понять, чего же хотят эти «руховцы»:
- Я сам украинец, - говорит, - жена у меня русская, уже десять лет вместе. Что же мне, выгонять ее теперь, что ли?
- Да нет же, - отвечаю, - как сам за эти дни понял, - речь о самостоятельности не нации, а территории. И кто бы ни жил на Украине, если человек хороший, других уважает – значит, свой, земляк.
Он пожелал мне счастливого возвращения домой.
Еще раз убеждаюсь: интересно лишь организованное «снизу», инициаторами-энтузиастами, но только не задуманных, но только не задуманное в официозных кабинетах! Еще больше меня стали интересовать с тех пор не только Украина и украинцы, но и те самые запорожские казаки. Не будь которых, возможно, совсем иначе сложилась бы судьба нашего полуострова. Вот и начал рыться по книгам и справочникам.
Самое любопытное, на мой взгляд: в сороковых годах XIII века орды хана Батыя пронеслись по городам и селам Киевской Руси, оставляя после себя горы трупов и пожарищ, тысячи людей были угнаны в неволю. Так, предотвратив гибель европейской цивилизации, кончила свое существование как единая держава Киевская Русь. Даже после знаменитой Куликовской битвы (1380 год) и освобожения от татарского ига (1480 г.) Украина не стала самостоятельной – ее территорию разорвали-расхватали венгерские феодалы, наследник империи Чингис-хана Золотая орда, Великое княжество Литовское, а затем объединенное польско-литовское государство – Речь Посполитая.
В ходе постоянной борьбы против захватчиков и образовалось казачество. Что означает само слово «казак»? Происходит оно, оказывается, из тюркских языков, использовалось половцами, татарами, турками для обозначения человека свободного, независимого, вооруженного, охраняющего границу от врагов. Любопытно, что принимали в запорожское товарищество без лишних формальностей. После вопроса «В бога веруешь?» и утвердительного на него ответа спрашивали шутя «Водку пьешь?», и новичок шел в курень, где должен был нести сторожевую службу, присматривать за конями, скотом, заниматься хозяйством.
О том, как жили и воевали казаки Запорожья, можно рассказывать долго и очень интересно, но не то моя задача.
Только две любопытные цифры – к спору, приятнее ли воевать или заниматься мирным селянским делом. Одна пушка среднего калибра стоила столько, сколько стадо в 442 коровы. А выстрел такой пушки «обходился» в девять коров…
Пушки, снаряды, отвага и кровь верно служили им против ненавистных турок и татар на улицах средневековых крымских городов и сел, в том числе Гезлева - древней Евпатории. К месту, думаю, вспомнить еще одну легенду из рассказанных когда-то мне краеведом и художником В.Ф. Звягинцевым.
Сказ о матери и сыне
Долгожданная свобода не радовала. Все десять лет, которые провела она в Гезлеве наложницей богатого татарского бея, одна мысль не покидала: где сын, что с ним? Часто снился он ей прежним пятилетним карапузом...
Теперь, в разгар боя с ворвавшимися в город ордами половецкими, когда не до нее было евнухам и страже, воспоминание о сыне острее жгло сознание. Бежать к нему, помочь, спасти от неведомой опасности - звало сердце. Но... куда бежать?
Быстро приближавшиеся победные крики нападавших заставили вжаться в какие-то ворота и оглядеться. Только сейчас, кажется, плененная дочь далекой Черкессии смогла оценить мудрость строителей, создавших эти лабиринты узких улочек. Даже опытные, привыкшие к боям и победам военачальники терялись, когда щупальцами огромного спрута те улочки всасывали в себя по три-четыре человека из огромной когорты воинов в тяжелых доспехах, с мечами и копьями.
Вдруг вздрогнула мать и оцепенела: напротив незваных пришельцев посреди улицы неведомо как возникли четверо юношей, почти мальчиков. В зубах каждого - длинный нож, в руках - кожаный непробиваемый щит, лук и лишь по три стрелы. Скользкие тела в одних шальварах блестят от впитавшегося оливкового масла. Чалма, свернутая из двадцатиметрового куска плотного войлока, надежнее всякого шлема оберегает голову от нежданного удара.
Не верила прежде мать многочисленным рассказам про парней, которых родная улица воспитывает, кормит, посылает на долгое обучение воинским наукам янычар в Стамбул и, в конце концов, убивает…
Миг, когда должны были исполнить свой последний долг эти четверо, приближался. Все дальше и дальше уводили они врагов вглубь улицы-западни, пока за спинами не встала четырехметровая стена дувала без единого окна. Еще мгновение - и, как требует того закон боя, ожидающая своего часа мать одного из мальчишек выльет на них с высокой крыши горящую смолу. И, вспыхнув, бросятся парни на ошеломленного противника. А невидимые защитники города будут упорно лить сверху на врага кипящую смолу…
Шесть раз, рассказывают, прорывался враг в Гезлев и, всегда побежденным, сильно потрепанным и обескровленным, откатывался назад. Даже если кому-то удавалось проникнуть в дом, то и здесь на помощь его обитателям приходила мудрость строителей - низкие ворота и двери вынуждают друзей кланяться хозяину, а врагов - обнажать шею. А при крайней опасности все население уходило в глубокие катакомбы, входы в которые при первом неумелом шаге сразу засыпала груда камней.
На этот раз произошло нечто вовсе непредвиденное. Одна за другой четыре половецкие стрелы прошили смельчаков. И, пригвожденные, те застыли у стены, прекрасные и бездыханные. Что-то неуловимо знакомое показалось матери в том движении, каким один из них, высокий, широкоплечий и черноглазый, поднял в тот миг руки, будто заслоняясь от неминуемого. Так тянулись когда-то крошечные пальчики к ее склоненному над кроваткой лицу…
Только к рассвету, когда шум схватки и воинственные крики раздавались уже откуда-то издали, смогла подойти мать к распятым телам. Черноглазый еще дышал. Но напрасно на полузабытом наречии женщина звала мальчика, моля вернуться к жизни, ласково гладила бледный лоб. Она клялась увезти его на родную черкесскую землю, к горам и просторам, которые так ждут его. Лишь на мгновение в глазах мальчика мелькнул огонек сознания, и губы зашевелились.
- Хабез, - почудилось матери чуть слышно прошелестевшее название их родного, но такого далекого теперь аула.
Солнце уже взошло, когда, почувствовав чьи-то шаги по камням, она встала и медленно двинулась в сторону ненавистного гарема…
* * *
Странно все-таки распоряжается нами время. Прежде злейшие враги – крымские татары и украинцы – теперь очень рассчитывают на взаимную помощь в достижении независимости, самостоятельности. А на митингах в тех никопольско-запорожских краях они вместе поют написанный еще в шестидесятые годы позапрошлого столетия гимн Украины – рядом с большим количеством желто-синих знамен и вымпелов с изображением национального украинского трезубца. А ведь только за намек на интерес к этой символике не так давно можно было легко расстаться с жизнью или – в лучшем случае – с клеймом буржуазного националиста лет на десять угодить куда-то на Колыму. И, упоенные самой возможностью делать то, что прежде было невообразимо, у могилы вольнолюбивого атамана Ивана Сирко мои новые товарищи самозабвенно поют:
Ще не вмерла України ні слава, ні воля.
Ще нам, браття українці, усміхнеться доля.
Згинуть наші вороженьки, як роса на сонці,
Запануємо і ми, браття, у своїй сторонці.
* * *
А если «не вмерла», то жива и должна жить украинская «мова». Когда бурлили споры о будущем статусе Крымской области (на мой взгляд, вовсе не ко времени), еще более ширился раздор между сторонниками и противниками украинского языка. Прежде слабо тлевший, он расширялся и разжигался из-за попыток Украины стать на полуострове ногой хозяина. Увы, Крым и крымчане как тогда, так и поныне боялись и боятся не столько Украины, сколько насильственного внедрения ее языка. И меня самого раздражает засилье мовы по местной радиотрансляции и с экранов ТВ, и искусственное ее навязывание во все сферы жизни было страшной ошибкой. Ведь действие всегда вызывает противодействие, и даже намек на возможность усиления роли чуждого на полуострове наречия уже в ту пору вызывал бурное желание вообще выйти из состава УССР и «отдаться» России.
Еще более бурно продолжались дискуссии о преподавании украинского языка в школе.
Кому бы мы ни «принадлежали», понимать близкий славянский язык необходимо каждому – не только для вполне вероятных поездок по ближайшим областям – чтобы ближе быть к той четверти населения Крыма, которая переехалала сюла с Украины. А протесты родителей во многом, на мой взгляд, объясняются неразумно ранним сроком начала изучения украинского – со второго класса столь близкая и потому путающая малышей «мова» явно не ко времени. Не потому ли ее «грызут» - а говорят и пишут все равно по-русски, даже на уроках. А в 1960-х изучали украинский четыре года, с пятого по восьмой классы и, помню, я уже неплохо разговаривал, писал, читал художественные книги, да и сейчас те полузабытые навыки нередко выручают.
Товарищество
Однажды на улицах Евпатории было развешено такое объявление:
«Наша дума, наша пiсня
Не вмре, не загине.
Отже, люде, наша слава,
Слава Укра;ни!
Т.Шевченко
Шановна громада! 23 вересня у лекторi; парку iм М.В. Фрунзе вiдбудеться концерт укра;нсько; пiсни, у якому вiзьме участь вiдомый укра;нський бандурист Остап Кiндрачук (м. Ялта). Початок о 16 годинi.
Товариство укра;нсько; мови iм. Т.Шевченка».
Вопреки моим предположениям (многим ли в век «рокового рока» нужна простая народная песня?) люди пришли. Поначалу около семидесяти, потом, привлененные непривычными звуками, потянулись прогуливавшиеся отдыхающие, а под конец на сцену напряженно устремлялись уже более двухсот пар глаз и ушей.
Звучали шевченковские «Катерина» и «Заповiт» в исполнении местных активистов. Главным же подарком был, конечно, он – Остап Юрьевич Киндрачук.
С этим человеком я познакомился еще там, на берегу каховского водохранилища, в дни празднования казацкого юбилея.
Житель Ялты, морской капитан и, главное для нас, - лихой бандурист. С казацкой серьгой в правом ухе, длинной саблей в разукрашенных ножнах, закрученными вверх усами, которые он тщательно расчесывает перед тем, как петь и играть казацкие думы и украинские народные песни… Впрочем, про него еще будет рассказано.
А пока мы встречаемся как добрые давние знакомые. Затем Остап Юрьевич поднимается на сцену. Легко и умело он сопровождает на невиданной здесь бандуре думы и песни про запорожское казачество, столь им любимое, про подруг-казачек, не менее боевитых и свободолюбивых. Особенно мне запомнилась повторенная гостям фраза запорожцев: «Мы склоняем голову только перед господом Богом, и то по собственному желанию». Принцип правильный, но немудрено, что этих людей не любили властители всех времен и народов, включая нынешние.
В тот миг, может, впервые в городе вот так открыто звучат украинские слова, украинские мелодии, открыто стоят на сцене сине-желтые национальные флаги, впервые витает вокруг сам дух Украины. Теперь уже можно – наконец-то! Хотя я смотрю на все и на всех скорее как наблюдатель, а не участние, но общее волнение передается. Особенно когда запевают все вместе – сцена и зал – знаменитые «Реве та й стоне Днiпр широкий» или становящиеся своеобразным символом слова про червону калину, которая «гей, гей, похилилася», славную Украину, что «гей, гей, засмутилася».
И все – естественным хором:
А ми тую червону калину підіймемо,
А ми нашу славну Україну, гей! гей! розвеселимо!
Впервые песню про червону калину я услышал в вагоне поезда по дороге туда, к Чертомлыкской Сечи - под баян Владимира Кравцова ее увлеченно вели мои прежние и будущие друзья.
И тот концерт в городском парке организовали они как члены местного отделения Общества украинского языка. Подумалось: вот она, организация, которая без политических лозунгов на спокойной основе способна объединить вокруг себя людей независимо от их взглядов. Для кого главное – любовь к родному языку, культуре, кто мечтает хоть иногда «порозмовляти» на редкой в Крыму и потому им особенно желанной «мове».
Как ни говори, а положение 700 тысяч жителей полуострова, что когда-то прибыли сюда с ближайших областей, на отличается особым комфортом общения. Потому большая часть их постепенно узодит от своих истоков, «русифицируется». Я не стал бы из этого факта делать трагедию и обвинять загнанных бедами и проблемами людей в вероотступничестве и измене родной культуре. Но отдушина необходима, хоть иногда. И, значит, такие вот встречи.
Не только я так считаю, но и возглавлявший в ту пору Евпаторийскую организацию «товариства» Валерий Борисович Мельник. В четырех десятках своих активистов он видел первооснову, зародыш будущей украинской «громады» (общины). Уже тогда они собирались вместе отмечать праздники - национальные и народные. В день Рождества звучали, например, украиские колядки и щедривки, на пасху («великдень» - слово-то какое красивое) приносят традиционные крашеные яйца, вместе пьют чай или кофе (ничего больше!) и, главное, разговаривают, поют любимое. И, значит, сдружаются.
Чаще, конечно, надо бы собираться и людей собирать, проводить музыкальные, литературные, поэтические вечера, встречи с приезжими и своими интересными людьми – думаем мы.
Главная задача и идея той поры – создание воскресной украинской школы. Да, обучать школьников и взрослых языку, истории, музыке, народным песням, литературе. Пусть поначалу желающих немного, всего несколько – потом наберется на класс, на детский сад, на школу. Чтобы и в «русском» Крыму иметь свои национальные центры образования и культуры. Если без принуждения, само собой – почему бы и нет? Все,что сближает, объединяет людей, не отделяя от других - прекрасно и необходимо.
Но меня интересует не идея - сами Энтузиасты.
Многих я уже знаю, спасибо той совместной поездке к казакам, кстати, тем товариществом организованной. Строитель Игорь Семенович Котар пригласил меня тогда жить в свою палатку, и мы немало проблем тогда обсудили. Много нового и интересного рассказывали мне врач-стоматолог Дмитрий Михайлович Дутко, инженер-механик Леонид Григорьевич Говдалюк и другие. Их интерес ко всему украинскому понятен – уже в зрелые годы переехали в Крым из глубинных украинских областей. А вот Валерий Мельник в Крыму с детства – откуда же такая любовь к культуре и языку Украины? – пытаюсь понять.
Есть, нашлась разгадка. Оказывается, до пяти лет Валеру каждое лето отправляли к бабушке в село на Винничине. Сама она чисто русская – дед-украинец, могучий солдат императорской гвардии, приглядел ее, когда полк стоял в Сибири, и привез в родную деревню. Естественное окружение, игры со сверстниками, веселые украинские шутки-прибаутки и прочие картинки сельской жизни отложились в детской памяти настолько, что позже все чаще стали возникать в его воображении. И все чаще стал он спрашивать в сугубо городских русских библиотеках книги украинских авторов, раздобыл «Историю Украинской ССР», «Украинский энциклопедический словарь», стал искать книги дореволюционных историков…
Не знаю, насколько устарело знаменитое французское «шерше ла фам», но в нашей стране движущей силой событий и желаний является обычно не женщина, а …недовольство. Например, обстановкой в селе, в городе, государстве. Если гвоорить про В.Б. Мельника, - в первую очередь на родном ему заводе.
- Что не удовлетворяло? – спрашиваю.
- Все… Не жизнь, а существование. Зарплата мизерная, и на ту купить нечего. И атмосфера всеобщего вранья – среди людей, в начальственных кабинетах, в прессе.
Первые годы он молчал. Даже когда с должности главного конструктора ушел рядовым инженером. По нравственным, говорит, соображениям: надоело, что во всех конфликтах Золушки-Качества и Его Величества Плана побеждает Показуха.
А когда на заводе проходила переаттестация кадров, чтобы не поднять зарплату рядовым, руководители явно занижали ИТР категорийность, а рабочим разряды. Вместо того, чтобы поощрить лучших. И Мельник не выдержал, «взбунтовался», «возглавил оппозицию». Много было сказано слов, разослано писем и жалоб, и на тот раз справедливости удалось добиться. Хотя любови к себе начальства он этой борьбой, естественно, не добавил.
И будто очнулся человек. На собраниях и конференциях стал говорить, что думает - не только ласковое и вежливое. Ощутил себя личностью, с которой считаться необходимо.
А для личности мало оказененных официальных общественных организаций. Хотелось чего-то свежего, естественного и действенного.
Почему об этом он говорит мне, а я – другим? Потому что важно понять весь путь исканий и метаний человека – через неудовлетворенность, сумятицу в голове к Делу, ради которого, может, он и был рожден на этот свет.
Итак, с конца 1988-го Валерий Мельник, 1950 года рождения, образование высшее, решил, по его словам, покончить с «сидением в своей нише». И стал искать единомышленников. Чтобы – ни много, ни мало – создать общедемократическое высокоэкономически развитое правовое общество, где люди равны, а языки и культура каждого народа получает максимальное и свободное развитие.
Начал с Народного союза содействия перестройке, что стоял у истоков нынешего Руха – переписывался с киевлянами, читал литературу. Потом стал членом чуть ли не всех неформальных организаций – «Доброй воли», «Мемориала», «Зеленого Крыма»… писал листовки, собирал друзей – но вскоре или компания рассыпалась, или он чувствовал: не то.
Увлечение Народным движением Украины за перестройку оказалось наиболее прочным. Потому что, считает, главными проблемами эпохи, даже важнее политических и экономических, являются в нашей стране национальные.
Не уверен, что здесь он прав: искусственное выпячивание национального, на мой взгля, лишь подталкивает к конфликтами и недоумениям. В чем мы еще раз убедились за бесславный период «оранжевой» власти…
В.Б. Мельник был убежден, однако, что единственно возможный для республики путь – создание Украинского независимого демократического государства. По тем временам – идея крамольная. Теперь вроде осуществленная – но «светлого национального будущего» никак не дождемся. Не понимаю, почему нельзя было, не дробя на осколки, всю Советскую державу сделать сильной, демократической и правовой… Но право на свою точку зрения имеет каждый. Может, и верно, что пример надо брать с европейского экономического сообщества, где государства самостоятельны и независимы? Что независимость рождает гораздо более прочные связи - потому что естественные, на добровольыных основах, исключая малейший намек на насилие?
Попытка создать в Евпатории местную ячейку Руха тогда не получилась – еще мало кто знал, что это за «фирма» и к чему стремится. И он решил: сблизить людей на любви к языку и культуре своего народа проще и доступнее, а «политикой» можно заняться потом, когда будет база. Не ошибся: организация Руха была-таки образована, ее возглавил рабочий Игорь Семенович Котар, а Валерий Борисович входит в ее актив. Но свое дело по-прежнему считает более важным и существенным.
- Что может сделать общество им. Шевченко? – интересуюсь.
- Наша задача – положить первый камень в построение в городе украинской общины, помочь людям осознать себя украинцами. Затем – образовать национальные детские сады, школы, предприятия.
Примечательно, что члены товарищества не ограничивают сферу своих действий городом – организуют «набеги» агитбригады в ближайшие села, ищут единомышленников в других районах Крыма. В таких поездках особенно незаменим Владимир Васильевич Кравцоы со своим неизменным баяном. И Олег Ранский, тоже коренной крымчанин и «убежденный украинец, и все другие члены общества украинского языка. В общем-то, все мы незаменимы. И равны, как все языки и народы на планете.
Жена у Валерия Мельника, кстати, русская. А семья у них – дружная.
С такими славная Украина, гей, гей, не пошатнется!
Чем бы завершить евпаторийскую тему в запорожско-украинском разговоре? Надеюсь, не помешает еще одна историческая легенда из услышанных когда-то от В.Ф. Звягинцева.
Сказ о воине Альше, любимой жене хана
Уникальна 25-вековая история Евпатории - как народами, ее населявшими, так и событиями. И именно здесь - уникальный случай в татарском средневековье - у стен мечети Хан-Джами захоронена женщина. Легенда утверждает, что была она дочерью одного из атаманов славных запорожских казаков...
Жестоким был хан Гирей. Рассказывают: однажды во время пира двое его сыновей схватили священный клинок, и если бы вытащил один из них ятаган из ножен, да коснулся его в тот миг луч солнца - стал бы он волею Аллаха владыкой Крыма. Велел тогда хан своим янычарам, подкравшись незаметно, убить сыновей. И сказал: «Аллах карает каждого, кто коснется священного оружия».
Но и на глубокую любовь способен был хан. Из многочисленных своих жен и наложниц выделял прекрасную юную мальчишески стройную Альше, что в переводе значит - распустившийся цветок. Привлекала она хана речами смелыми и умными, решалась даже расспрашивать о делах его воинских. И давала при том настолько разумные советы, что вскоре Гирей привык беседовать с ней накануне наиболее серьезных своих сражений.
Лишь однажды разгневался хан - когда, вопреки Корану, Альша попросила дозволения сменить опостылевшую чадру на мужскую одежду. И даже - о ужас! - принять участие в бою…
Когда улегся гнев повелителя, настойчивая Альша рассказала, что в Запорожской Сечи - еще Оксаной - втайне от отца и братьев надевала она одежду воина и сражалась за родную землю. Только на невольничьем рынке, пытаясь продать пленного казацкого мальчишку, татары поняли, кто попал им в руки. И тотчас же увез ее нуфрий, искавший красавиц для ханского гарема.
Спустя некоторое время сотни татарских воинов Гезлева покорены были рассудительной отвагой своего нового военачальника. Единственное, чего никто не мог понять: отчего не берет его хан в набеги на землю украинскую?
Немало побед одержало татарское войско. Но однажды пришли на крымские просторы грубые половцы, и долго шумела кровавая битва. Впереди всех сражался молодой военачальник на гнедом коне, а рядом, на черном - сам хан Гирей. Вдруг увидел хан, как покачнулась стройная фигура, выпала из седла на землю, и обнажилось на миг гибкое тело. Заметил хан и застывший от удивления взгляд одного из сыновей, открывшего страшную отцову тайну. И зарубил Гирей третьего своего наследника… Изумленным же воинам сказал, будто хотел тот отступить перед врагом.
А после боя по настоянию хана захоронен был отважный воин у самой стены мечети Хан-джами, среди избранной татарской знати. Повелел только прорубить в мраморной усыпальнице отверстие, чтобы душа Альше не соприкасалась с мужскими…
Товарищество
Однажды на улицах Евпатории было развешено такое объявление:
«Наша дума, наша пiсня
Не вмре, не загине.
Отже, люде, наша слава,
Слава Укра;ни!
Т.Шевченко
Шановна громада! 23 вересня у лекторi; парку iм М.В. Фрунзе вiдбудеться концерт укра;нсько; пiсни, у якому вiзьме участь вiдомый укра;нський бандурист Остап Кiндрачук (м. Ялта). Початок о 16 годинi.
Товариство укра;нсько; мови iм. Т.Шевченка».
Вопреки моим предположениям (многим ли в век «рокового рока» нужна простая народная песня?) люди пришли. Поначалу около семидесяти, потом, привлененные непривычными звуками, потянулись прогуливавшиеся отдыхающие, а под конец на сцену напряженно устремлялись уже более двухсот пар глаз и ушей.
Звучали шевченковские «Катерина» и «Заповiт» в исполнении местных активистов. Главным же подарком был, конечно, он – Остап Юрьевич Киндрачук.
С этим человеком я познакомился еще там, на берегу каховского водохранилища, в дни празднования казацкого юбилея.
Житель Ялты, морской капитан и, главное для нас, - лихой бандурист. С казацкой серьгой в правом ухе, длинной саблей в разукрашенных ножнах, закрученными вверх усами, которые он тщательно расчесывает перед тем, как петь и играть казацкие думы и украинские народные песни… Впрочем, про него еще будет рассказано.
А пока мы встречаемся как добрые давние знакомые. Затем Остап Юрьевич поднимается на сцену. Легко и умело он сопровождает на невиданной здесь бандуре думы и песни про запорожское казачество, столь им любимое, про подруг-казачек, не менее боевитых и свободолюбивых. Особенно мне запомнилась повторенная гостям фраза запорожцев: «Мы склоняем голову только перед господом Богом, и то по собственному желанию». Принцип правильный, но немудрено, что этих людей не любили властители всех времен и народов, включая нынешние.
В тот миг, может, впервые в городе вот так открыто звучат украинские слова, украинские мелодии, открыто стоят на сцене сине-желтые национальные флаги, впервые витает вокруг сам дух Украины. Теперь уже можно – наконец-то! Хотя я смотрю на все и на всех скорее как наблюдатель, а не участние, но общее волнение передается. Особенно когда запевают все вместе – сцена и зал – знаменитые «Реве та й стоне Днiпр широкий» или становящиеся своеобразным символом слова про червону калину, которая «гей, гей, похилилася», славную Украину, что «гей, гей, засмутилася».
И все – естественным хором:
А ми тую червону калину підіймемо,
А ми нашу славну Україну, гей! гей! розвеселимо!
Впервые песню про червону калину я услышал в вагоне поезда по дороге туда, к Чертомлыкской Сечи - под баян Владимира Кравцова ее увлеченно вели мои прежние и будущие друзья.
И тот концерт в городском парке организовали они как члены местного отделения Общества украинского языка. Подумалось: вот она, организация, которая без политических лозунгов на спокойной основе способна объединить вокруг себя людей независимо от их взглядов. Для кого главное – любовь к родному языку, культуре, кто мечтает хоть иногда «порозмовляти» на редкой в Крыму и потому им особенно желанной «мове».
Как ни говори, а положение 700 тысяч жителей полуострова, что когда-то прибыли сюда с ближайших областей, на отличается особым комфортом общения. Потому большая часть их постепенно узодит от своих истоков, «русифицируется». Я не стал бы из этого факта делать трагедию и обвинять загнанных бедами и проблемами людей в вероотступничестве и измене родной культуре. Но отдушина необходима, хоть иногда. И, значит, такие вот встречи.
Не только я так считаю, но и возглавлявший в ту пору Евпаторийскую организацию «товариства» Валерий Борисович Мельник. В четырех десятках своих активистов он видел первооснову, зародыш будущей украинской «громады» (общины). Уже тогда они собирались вместе отмечать праздники - национальные и народные. В день Рождества звучали, например, украиские колядки и щедривки, на пасху («великдень» - слово-то какое красивое) приносят традиционные крашеные яйца, вместе пьют чай или кофе (ничего больше!) и, главное, разговаривают, поют любимое. И, значит, сдружаются.
Чаще, конечно, надо бы собираться и людей собирать, проводить музыкальные, литературные, поэтические вечера, встречи с приезжими и своими интересными людьми – думаем мы.
Главная задача и идея той поры – создание воскресной украинской школы. Да, обучать школьников и взрослых языку, истории, музыке, народным песням, литературе. Пусть поначалу желающих немного, всего несколько – потом наберется на класс, на детский сад, на школу. Чтобы и в «русском» Крыму иметь свои национальные центры образования и культуры. Если без принуждения, само собой – почему бы и нет? Все,что сближает, объединяет людей, не отделяя от других - прекрасно и необходимо.
Но меня интересует не идея - сами Энтузиасты.
Многих я уже знаю, спасибо той совместной поездке к казакам, кстати, тем товариществом организованной. Строитель Игорь Семенович Котар пригласил меня тогда жить в свою палатку, и мы немало проблем тогда обсудили. Много нового и интересного рассказывали мне врач-стоматолог Дмитрий Михайлович Дутко, инженер-механик Леонид Григорьевич Говдалюк и другие. Их интерес ко всему украинскому понятен – уже в зрелые годы переехали в Крым из глубинных украинских областей. А вот Валерий Мельник в Крыму с детства – откуда же такая любовь к культуре и языку Украины? – пытаюсь понять.
Есть, нашлась разгадка. Оказывается, до пяти лет Валеру каждое лето отправляли к бабушке в село на Винничине. Сама она чисто русская – дед-украинец, могучий солдат императорской гвардии, приглядел ее, когда полк стоял в Сибири, и привез в родную деревню. Естественное окружение, игры со сверстниками, веселые украинские шутки-прибаутки и прочие картинки сельской жизни отложились в детской памяти настолько, что позже все чаще стали возникать в его воображении. И все чаще стал он спрашивать в сугубо городских русских библиотеках книги украинских авторов, раздобыл «Историю Украинской ССР», «Украинский энциклопедический словарь», стал искать книги дореволюционных историков…
Не знаю, насколько устарело знаменитое французское «шерше ла фам», но в нашей стране движущей силой событий и желаний является обычно не женщина, а …недовольство. Например, обстановкой в селе, в городе, государстве. Если гвоорить про В.Б. Мельника, - в первую очередь на родном ему заводе.
- Что не удовлетворяло? – спрашиваю.
- Все… Не жизнь, а существование. Зарплата мизерная, и на ту купить нечего. И атмосфера всеобщего вранья – среди людей, в начальственных кабинетах, в прессе.
Первые годы он молчал. Даже когда с должности главного конструктора ушел рядовым инженером. По нравственным, говорит, соображениям: надоело, что во всех конфликтах Золушки-Качества и Его Величества Плана побеждает Показуха.
А когда на заводе проходила переаттестация кадров, чтобы не поднять зарплату рядовым, руководители явно занижали ИТР категорийность, а рабочим разряды. Вместо того, чтобы поощрить лучших. И Мельник не выдержал, «взбунтовался», «возглавил оппозицию». Много было сказано слов, разослано писем и жалоб, и на тот раз справедливости удалось добиться. Хотя любови к себе начальства он этой борьбой, естественно, не добавил.
И будто очнулся человек. На собраниях и конференциях стал говорить, что думает - не только ласковое и вежливое. Ощутил себя личностью, с которой считаться необходимо.
А для личности мало оказененных официальных общественных организаций. Хотелось чего-то свежего, естественного и действенного.
Почему об этом он говорит мне, а я – другим? Потому что важно понять весь путь исканий и метаний человека – через неудовлетворенность, сумятицу в голове к Делу, ради которого, может, он и был рожден на этот свет.
Итак, с конца 1988-го Валерий Мельник, 1950 года рождения, образование высшее, решил, по его словам, покончить с «сидением в своей нише». И стал искать единомышленников. Чтобы – ни много, ни мало – создать общедемократическое высокоэкономически развитое правовое общество, где люди равны, а языки и культура каждого народа получает максимальное и свободное развитие.
Начал с Народного союза содействия перестройке, что стоял у истоков нынешего Руха – переписывался с киевлянами, читал литературу. Потом стал членом чуть ли не всех неформальных организаций – «Доброй воли», «Мемориала», «Зеленого Крыма»… писал листовки, собирал друзей – но вскоре или компания рассыпалась, или он чувствовал: не то.
Увлечение Народным движением Украины за перестройку оказалось наиболее прочным. Потому что, считает, главными проблемами эпохи, даже важнее политических и экономических, являются в нашей стране национальные.
Не уверен, что здесь он прав: искусственное выпячивание национального, на мой взгля, лишь подталкивает к конфликтами и недоумениям. В чем мы еще раз убедились за бесславный период «оранжевой» власти…
В.Б. Мельник был убежден, однако, что единственно возможный для республики путь – создание Украинского независимого демократического государства. По тем временам – идея крамольная. Теперь вроде осуществленная – но «светлого национального будущего» никак не дождемся. Не понимаю, почему нельзя было, не дробя на осколки, всю Советскую державу сделать сильной, демократической и правовой… Но право на свою точку зрения имеет каждый. Может, и верно, что пример надо брать с европейского экономического сообщества, где государства самостоятельны и независимы? Что независимость рождает гораздо более прочные связи - потому что естественные, на добровольыных основах, исключая малейший намек на насилие?
Попытка создать в Евпатории местную ячейку Руха тогда не получилась – еще мало кто знал, что это за «фирма» и к чему стремится. И он решил: сблизить людей на любви к языку и культуре своего народа проще и доступнее, а «политикой» можно заняться потом, когда будет база. Не ошибся: организация Руха была-таки образована, ее возглавил рабочий Игорь Семенович Котар, а Валерий Борисович входит в ее актив. Но свое дело по-прежнему считает более важным и существенным.
- Что может сделать общество им. Шевченко? – интересуюсь.
- Наша задача – положить первый камень в построение в городе украинской общины, помочь людям осознать себя украинцами. Затем – образовать национальные детские сады, школы, предприятия.
Примечательно, что члены товарищества не ограничивают сферу своих действий городом – организуют «набеги» агитбригады в ближайшие села, ищут единомышленников в других районах Крыма. В таких поездках особенно незаменим Владимир Васильевич Кравцоы со своим неизменным баяном. И Олег Ранский, тоже коренной крымчанин и «убежденный украинец, и все другие члены общества украинского языка. В общем-то, все мы незаменимы. И равны, как все языки и народы на планете.
Жена у Валерия Мельника, кстати, русская. А семья у них – дружная.
С такими славная Украина, гей, гей, не пошатнется!
Чем бы завершить евпаторийскую тему в запорожско-украинском разговоре? Надеюсь, не помешает еще одна историческая легенда из услышанных когда-то от В.Ф. Звягинцева.
СКАЗ О ВОИНЕ АЛЬШЕ, ЛЮБИМОЙ ЖЕНЕ ХАНА
Уникальна 25-вековая история Евпатории - как народами, ее населявшими, так и событиями. И именно здесь - уникальный случай в татарском средневековье - у стен мечети Хан-Джами захоронена женщина. Легенда утверждает, что была она дочерью одного из атаманов славных запорожских казаков...
Жестоким был хан Гирей. Рассказывают: однажды во время пира двое его сыновей схватили священный клинок, и если бы вытащил один из них ятаган из ножен, да коснулся его в тот миг луч солнца - стал бы он волею Аллаха владыкой Крыма. Велел тогда хан своим янычарам, подкравшись незаметно, убить сыновей. И сказал: «Аллах карает каждого, кто коснется священного оружия».
Но и на глубокую любовь способен был хан. Из многочисленных своих жен и наложниц выделял прекрасную юную мальчишески стройную Альше, что в переводе значит - распустившийся цветок. Привлекала она хана речами смелыми и умными, решалась даже расспрашивать о делах его воинских. И давала при том настолько разумные советы, что вскоре Гирей привык беседовать с ней накануне наиболее серьезных своих сражений.
Лишь однажды разгневался хан - когда, вопреки Корану, Альша попросила дозволения сменить опостылевшую чадру на мужскую одежду. И даже - о ужас! - принять участие в бою…
Когда улегся гнев повелителя, настойчивая Альша рассказала, что в Запорожской Сечи - еще Оксаной - втайне от отца и братьев надевала она одежду воина и сражалась за родную землю. Только на невольничьем рынке, пытаясь продать пленного казацкого мальчишку, татары поняли, кто попал им в руки. И тотчас же увез ее нуфрий, искавший красавиц для ханского гарема.
Спустя некоторое время сотни татарских воинов Гезлева покорены были рассудительной отвагой своего нового военачальника. Единственное, чего никто не мог понять: отчего не берет его хан в набеги на землю украинскую?
Немало побед одержало татарское войско. Но однажды пришли на крымские просторы грубые половцы, и долго шумела кровавая битва. Впереди всех сражался молодой военачальник на гнедом коне, а рядом, на черном - сам хан Гирей. Вдруг увидел хан, как покачнулась стройная фигура, выпала из седла на землю, и обнажилось на миг гибкое тело. Заметил хан и застывший от удивления взгляд одного из сыновей, открывшего страшную отцову тайну. И зарубил Гирей третьего своего наследника… Изумленным же воинам сказал, будто хотел тот отступить перед врагом.
А после боя по настоянию хана захоронен был отважный воин у самой стены мечети Хан-джами, среди избранной татарской знати. Повелел только прорубить в мраморной усыпальнице отверстие, чтобы душа Альше не соприкасалась с мужскими…