Это давняя история. Поведал мне ее один знакомый. Уж не знаю, имеет ли она к нему отношение или нет, но рассказ получился очень образный и занятный – я слушала, раскрыв рот. Думаю, мой собеседник не слишком обидится, если этот случай появится в газете, к тому же обещания никому ничего не рассказывать знакомому я не давала. Вот что это за история.
Жил-был мужичок. Роста небольшого, наружности неприметной, зато нрава веселого. Не пой не корми – дай пошутить. Балагур был еще тот! Поэтому в округе его звали не иначе, как Петруха: уж больно своей веселостью на забавную куклу Петрушку походил. Шутил не зло, не обидно, за это его и любили в деревне. Стоило Петрухе на посиделки заглянуть, как он тут же оказывался в центре всеобщего внимания. Словно песнь затягивал очередную побасенку. И словцо хлесткое подберет, и присвистнет, где нужно, и глазом игриво поведет. Ладно-то как получалось! Бабы с девками дружно в кулак прыскали, а мужики, не сдерживаясь, хохотали раскатисто, во все горло, сквозь слезы приговаривая: «Ну, Петруха, ну уморил, ай-да молодец!».
Добра особого наш балагур не нажил, разве что женку да двух детишек. Домишко небольшой имел, хозяйство водил, по наряду в колхоз ходил. Так что жил честь по чести: не лучше, но и не хуже других. Правда, до поры до времени.
Стали Петруху в дома зазывать: кто на свадьбу, кто на смотрины, крестины, престольные праздники, а кто и просто грусть-тоску весельем разогнать. Никому Петруха не отказывал. Сказок, баек, частушек, прибауток в голове много припасено. А там и за стол усадят, и крепенькой стопку-другую поднесут, чтоб язык развязался, веселее сказывал. Петруха и рад угодить, рад стараться – вон сколько слушателей, все нахваливают его, привечают. К нему люди с душой и он тоже.
С тех пор Петруха стал частенько возвращаться домой пьяненьким. Сначала жена терпела, молча сносила его ночные выкрутасы. Время за полночь – она идет отыскивать непутевого муженька. То в силосной яме находила, то возле деревенского погоста, то в закуте у свиней похрапывающего около корыта.
Однажды не сдержалась:
- Опять нализался, окаянный! Совести у тебя нету. Что ж ты творишь над собою, что ж ты над нами измываешься?! Вся деревня смеется, с работы того и гляди погонят. Брось ты это, Петя, дело гиблое, в гроб себя вгонишь, детей сиротами оставишь!
- Молчи, баба! Ишь вздумала учить! Кого? Меня-я! – завопил Петруха, а сам кулаки сжимает, желваки ходуном ходят. – Не бывать тому, заруби себе на носу! – и как затопочет. Бабеночка вся съежилась, никогда она еще таким муженька не видела: глазищи выпучил, слюной брызжит. Не на шутку испугалась за себя и за детей. Как только зорька заниматься начала, ребятишек в охапку – и к матери с отцом.
Через день муж одумался, мириться пришел, но в дверях появился тесть в ширину и в высоту в три раза больше Петрухи. Не пустил беспутного зятя на порог, да еще шершавым кулачищем нос начесал как следует. Бедолага еле ноги унес.
Пуще прежнего стал пить Петруха, сделался еще злее. В колхозе грозились выгнать за брань и прогулы, а он и в ус не дул. Под вечер напивался и засыпал, где придется. За полгода беспробудного пьянства мужичок похудел, осунулся, куда-то девалась его бойкая, яркая речь – он все больше мямлил, заговаривался. Бабы стали сторониться, мужики тоже спешили с ним распрощаться: Петруха мог затеять ссору на пустом месте. Неизвестно чем бы дело кончилось, но помог случай, про какой обычно говорят: не бывать бы счастью, да несчастье помогло.
…Смеркалось. Оконца хатенок зажглись тусклым светом: все уж отужинали, и деревня готовилась почивать. Один лишь Петруха маялся, никак покоя себе не находил. Вяло перебирая ногами и бормоча что-то бессвязное, он плелся домой. Пройдя половину пути, решил отдохнуть. Только-только облокотился на завалинку и перевел дух, как рядом услышал рычание. Пригляделся: перед ним стояло нечто черное, лохматое и буравило его желтыми глазами. Мужичок оторопел, ноги и руки стали ватными, дыхание участилось.
- Ты хто такой? – заплетающимся языком спросил Петруха.
Нечто мотнуло мордой и бедолаге показалось, что он услышал дикий вой.
- Нечистая пожаловала, все – конец, - пронеслось в голове. Хмель как рукой сняло.
- Изыди, изыди, окаянный! – закричал Петруха, крестясь как попало, и разом собрав все силенки, дал деру.
- Люди, помоги-ите, убива-ают! – вопил он на всю деревню. А сам и крика собственного не слышал, лишь тяжелые удары оземь то ли копыт, то ли лап доносились до его слуха. И вдруг что-то огромное, сильное сбило его с ног и резко схватило за руку. Зубастая мокрая пасть вцепилась в кисть, а Петруха, зажмурив глаза, продолжал орать…
Очнулся он в больнице. Кисть пронзала дикая боль.
- Еле отбили тебя мужики от собаки, - раздался голос врача.
- Так то была собака? – недоуменно спросил бедолага.
- А ты что ж думал – нечистая сила? – ухмыльнулся доктор. – Э-э, голубчик, пьянка до хорошего не доводит, еще не то привидится. Теперь тебе положено 40 уколов.
Поймав испуганный взгляд больного, врач ответил:
- Еще неизвестно, здоровая или бешеная была та собака. Пить тебе не советую, сразу на тот свет отправишься. С этим лекарством пьяные шутки плохи.
Сказал - как отрезал.
С тех пор Петруха со спиртным завязал. Сначала боялся: доктор напугал, а потом как-то не тянуло, наоборот, отвращение испытывал. Да и когда видел, что другие выпивают, рука начинала ныть – как напоминание.
После выписки Петруха узнал, что покусала его соседская собака Тришка. Вообще-то пес он добрый, но пьяных не выносит, за версту чует и всегда норовит тяпнуть. Теперь, когда Петруха бывал у соседа, всегда останавливался у будки.
- Да, брат, удружил ты мне, - говорил мужичок. А Тришка отзывался веселым лаем, мол рад был подсобить.
- Жена с детьми к нему вернулись. Зажили в ладу и согласии. Кстати, он и ныне здравствует, все такой же балагур, - закончил свою историю мой знакомый, весело улыбнулся и игриво подмигнул на прощание.