Последние три ноября она помнила очень хорошо.
Первый из них был теплым. Она сбежала навстречу теплу в Европу.
В тот момент Она чувствовала себя одинокой, всеми забытой и покинутой. Взяла в последний момент путевку и полетела. Одна. Без мужа. Без подруг. Переплатив за одноместный номер.
Представляете, кто ездит путешествовать в несезон: четыре седые интеллигентные пенсионерки (чтоб подешевле), странная экзальтированная барышня – любительница итальянского языка и средних лет мужчина и женщина, недавно вступившие в свой очередной по счету брак, трогательно, как птички, кормившие друг друга орешками из пакетика и названивавшие каждый своим детям.
В такой вот компании Она ехала в микроавтобусе, прижавшись к оконному стеклу. Почти всё время шел дождь, но Она отогревалась. Утренним капуччино и лучами Сикстинской мадонны. Музыкой Тото Кутуньо и радугой мурановского стекла.
Сначала ей все время хотелось звонить домой, делиться эмоциями.
Но муж постоянно был на работе, к тому же, они ведь поругались из-за ее отъезда. И Она приспособилась доверять впечатления дневнику и фотоаппарату.
По возвращении в Москву Она снова быстро закоченела, словно через глаз в её сердце влетел маленький осколок из сказки.
И муж вскоре ушел. Забрав вещи.
***
Следующий ноябрь окутал Её поземкой и встречей с Ним.
Они ехали в такси, она держалась за спинку переднего кресла, из которого Он показывал дорогу водителю. Потом она тихо переложила руки на его плечи, и он легонько терся об ее кисть гладко выбритой щекой...
В первый раз они сидели в каком-то кабаке на высоких стульях, и смотрели через окно, как усиливалась метель, застилая фонарный свет. Что-то неудержимо обсуждали, пили глинтвейн, ели, кажется, курицу в карри… У нее постоянно звонил телефон – она соглашалась, что-то обещала, и тут же забывала, кому и что...
Он смотрел на Неё внимательно, рассказывал, как неслучайно расстался с женой, и рождалась непреодолимая общность между ними….
Потом они откупоривали бутылку молодого божоле, как и полагается, в ноябре по ритуалу, сразу после ночи, когда в Божо прошло шествие с факелами из виноградной лозы…
Ей казалось, что всё время вечер. Иногда они зажигали свечи, иногда Он курил на балконе, возвращался. Опять выпивали.
Ездили в гипермаркеты кому-то за подарками, попутно загружая в машину бутылки с дорогим алкоголем.
***
Прошло сколько-то времени, а Она застряла в этом ноябре.
Как будто бы не снимала сапог и не успевала просушить зонтик.
Он приезжал, когда его не звали, и не появлялся, когда Она ждала. Уматывал в командировки, и возвращался с дьюти-фришными духами и коньяками.
Однажды вернулся, но сразу к бывшей. Позвонил через две недели и сказал, что снова живет с женой.
В этот момент ей вдруг очень захотелось закурить, она вышла на балкон и нашла пол-пачки сигарет. Его сигарет. Теперь они стали Её. Она покупала их в ларьке через день.
Бродила по улицам и, возвращаясь, заводила ту же музыку. И ни разу не заплакала. Хотя внутри жгло как шомполом. Она ждала, что эта боль переродится во что-то великое.. И что, стОит ей утихнуть – Он снова вернется...
Однажды она вернулась с работы, отключила телефоны и прилегла.
За окном шел дождь, или, может быть, снег. Кто-то белый заходил через балкон и время от времени склонялся над её кроватью. В голове неуёмно гудело что-то про земляничную поляну. Про какую-то очень важную поляну, куда она должна идти, чтобы набрать земляники… А вокруг была тёмная зелень, или хвоя…
Мохнатый огромный кот – а!, это был туман - высасывал из нее этот земляничный вкус. Ей хотелось самой своих ягод, и она изворачивалась, упиралась руками в кота, но, словно вампир, он сдавливал и сдавливал ей основание горла, прямо над ключицами…
Она открыла глаза. Давно рассвело. Удивилась, что был понедельник, а не суббота, как она думала. Она пропустила две важных встречи.
Её шатало. Измерила давление: оказалось 180 на 100. Она позвонила и сказала, что не придет. Никогда. Так она осталась без работы. И решила, что теперь Её дорожке пора заворачивать вверх.
Ноябрь закончился в марте.
***
И она стала учиться.
У фотографов училась видеть мир. Дышать – у лошадей, прилипнув к ограде ипподрома.
Училась слушать саксофон. Подолгу гулять. Питаться гречкой и кефиром.
Со смазливым молодым обитателем лав-сайтов она училась заново получать и дарить ощущения тела.
Она долго смотрела на Луну, и училась у нее расширяться и убывать каждый месяц.
Рисовать она училась по своему же акварельному альбому за 4й класс. Думать – без книжек.
Вдруг стала вязать. И даже продала две шапочки с шарфом.
***
К ноябрю Она засияла! Тогда и появился Мистер.
Мистер был молод, опрятен и не женат. Вокруг было много длинноногих девчонок в коротких юбках, были милые блондинки и даже молодые львицы. Они обращали внимание на его иномарку и ставили пятерочки за фотки в «Одноклассниках».
А Мистер подошел к Ней и смотрел только на Неё.
-Почему? – спросила она.
– Посмотри на их лица, - ответил Он.
Она посмотрела.
…
–А ты вся светишься.
И она стала огоньком.
Иногда обжигала, иногда ласково грела, манила в темноте и весело брызгалась искрами.
Она чадила – в ней выгорало что-то, приросшее, но уже не нужное. Мистер теплел, таял, но сам так и не разгорелся.
Тогда она стала думать о доверии...
Тело - не соврет. Тело доверяет, и, если его слушать, то близость прекрасна.
Но над этим что-то звенит. Как натянутая струна. Не в груди и не во лбу, но где-то между…
И тогда это звенящее напряжение разрушает доверие внизу, под собой…
Ей вообще не доводилось чувствовать доверие по-настоящему. Поколение родителей не смогло ей этого продемонстрировать.
Мама… Наши мамы не отпускают нас, они стремятся всё контролировать, как будто мы всё ещё не способны сами выжить в этом мире.
«Ка-ак?» - всплеснула руками мама, когда она пришла из института без учебников, налегке.
- Ты оставила их на хранение в общежитии мальчишке, с которым только что познакомилась????
- Мам, книжек 18, и они тяжелые..
Ровно то же самое мама воскликнула, когда Она сказала, что дала ключи от квартиры своему бойфренду.
То же самое кричат наши мамы, когда мы сообщаем им, что выходим замуж, или, наоборот, вдруг съезжаем от опостылевшего супруга. Когда грызем вредные чипсы или, наоборот, вдруг отказываемся от нездорового мяса…
Наши мамы не доверяют также и отцам… Поэтому они привыкли сами складывать им чемоданы в поездки и названивать на мобильник («Ты где? Когда будешь?»)…
Они делают заначки «на черный день» от мужей… Так же, как и те от жен - это недоверие взаимно.
Наши отцы тоже не доверяют нашим мамам… Они ищут всю жизнь ту, которой очень хотят довериться. Открыть свою желейную кровоточащую душу…
Хотят найти в них Свою мать, которая предала. Которая должна была любить, но не выражала этого, а вместо – муштровала почти по-военному. В послевоенное-то время.
Которая осуждала и насаждала, а не взращивала…
И оттого Отцы размазывают эти сопли по десяткам чужих лицемерных тёток… Не верят женам, но сидят рядом, зная, что только она, хоть не нежна, но надежна. Их опыт уже показал, что только она всегда принесет бульон в больницу, зашьет порванные брюки, разыщет пьяного в канаве и привезет дубликаты ключей, которые уехали вместе с портфелем под сиденьем в позднем вагоне метро…
Это незыблемо. И безрадостно. Тоже как-то по-послевоенному.
Поколения разорваны много десятилетий назад… И бабушки с дедушками тоже вероятно не понимали, как жили.. Жили там, где велело им время...
Где те прекрасные Пары? В каком ноябре юная прабабушка ждала молодого прадедушку: из похода, у моря или с инженерной службы… Ждала безропотно и с молитвой, без всяких телевизоров. Вышивая кисет…
В каких лесах они играли в салочки и какими песнями-хороводами зазывали женихов…
Пока Она грезит, Её огонек тихо, словно керосинка освещает то один, то другой уголок темного, непознанного еще мира…
***
Она сияет, но теперь более мягко и бесцветно. Сильнее и куда-то ввысь.
Она сияет не одному Мистеру, но всем, всем, кто рядом и кто способен разглядеть это колышащееся, едва различимое в морозном воздухе, пламя.
Она уже знает, что такие огоньки есть где-то ещё. Теперь она достаточно сильна, чтобы ее заметили другие «светляки». Она знает, что уже движется к ним навстречу. Чтобы – нет, не греть друг друга, и не освещать – им это не нужно. А чтобы отражать свет друг друга, сливаясь, усиливать его, создавая здесь, в нижнем мире, волшебную проекцию бледно-голубого верхне-звездного неба.
Она уже слышит чьё-то приближение в шорохе листьев, в прикосновении косых капель и дуновении ветра. Ведь завтра наступает ноябрь…