Маэстро, Найда и Директор

               
                О, времена, о, нравы… (Цицерон)

   - Милиция!.. Милиция!.. Позовите милицию! – кричала молодая продавщица за настежь раскрытой дверью тонара*.


   К продавщице бежали её коллеги с других тонаров, останавливались прохожие, покупатели, торговки с рядом расположенного рынка. С каждой минутой толпа росла, всё плотнее сжимала вокруг себя небольшого росточка человека. Человек этот, пожилой, плохо одетый, несмотря на жаркий августовский полдень, в старенькой зимней шапке на поседевшей голове и в грязной, отороченной по краям мехом, а теперь засаленной изнутри и снаружи куртке с чужого плеча, испуганно озирался то на высокую продавщицу, стоявшую на ступеньках тонара и, казавшуюся на голову выше собравшейся толпы, то на толпу, со злостью подступавшую к нему всё ближе и ближе.
   -Надоели!..
   - Убить их мало!..
   - Не сажать, а убивать их, как бродячих собак!..
   - Развелось их тут!..


 Выкрики из толпы раздавались с разных сторон, и человек с каждым выкриком вбирал голову в истёршийся меховой ворот куртки, как бы ища там спасения от разящих, как плеть,  женских вскриков. В ногах у него стояла большая, рваная по швам, раскрытая сумка, на дне которой лежали две пластмассовые, называемые в народе «ваучерами», бутылки с минеральной водой.


   В такой переплёт попал один из людей, называемых теперь «бомжами», - люди без определённого места жительства,- волею судеб потерявшие за последние годы всё, что когда-то имели: жильё, работу, а впоследствии продавшие за бутылку водки и своё имя, то есть паспорт.


   В тонар привезли на ГАЗели несколько упаковок минеральной воды, выгрузили возле дверей и уехали. Пока продавщица возилась с документами, он и «оприходовал» из упаковки минералку в свою сумку.

   Я подошёл к толпе в тот момент, когда две женщины побежали разыскивать милицейскую машину, которая обычно дежурила на территории рынка. Протиснувшись сквозь толпу шумевших продавцов и прохожих зевак, я увидел лицо этого измождённого человека, абсолютно беззащитного, испуганного плотной толпой и, вообще, не мыслящего ни о какой мало-мальски своей защите. Мне стало жаль этого человека. Переложив свой портфель с рабочей документацией в левую руку, и изобразив на лице начальственное выражение для толпы, я правой рукой взял его за болтающийся рукав куртки и, подбирая более официальный тон, громко проговорил:
- Гражданин! Пройдёмте!


  Увидев меня, он с испуганным видом ещё больше ушёл в свою меховую куртку, сжался в комок, но я, ухватив его за воротник, с силой выдернул из толпы. Толпа послушно расступилась, и мы с ним направились в противоположную от милицейской машины сторону.


   Пройдя с полквартала, мы присели на скамейку у  одного из подъездов многоэтажного дома. На противоположном конце скамейки сидел, по всей видимости, жилец этого дома. Когда он увидел бомжа, лицо его оживилось, и он, вытянув руку вперёд, воскликнул:
   - Батюшки! Да это же «Маэстро»! Здорово! – И обращаясь ко мне, спросил:
  - Где вы его подобрали?
Я кратенько рассказал ему историю, произошедшую на рынке возле тонара.
   - А его здесь Найда с утра ждёт. Вон она бегает за углом, высунув язык, изнывает от жары.
И он указал на собаку, бегающую невдалеке между машин на площадке перед домом. Найда (так звали собаку), почувствовав к себе внимание, подбежала к бомжу, ткнулась мордой в его колени, облизнула протянутую к нему руку и улеглась возле его ног. Она ничем не выделялась от многих других бродячих собак: шерсть на ней местами свалялась в комки, по краям взлохмаченных ушей прочно обосновались засохшие травинки. А вот когда она из-под ног хозяина, подняв голову, глядела на нас, тут-то выделяли её глаза: они были большие, тёмные-тёмные, смотрели на нас с добротой, и в них нисколько не было собачьей злости и, казалось, она понимает наш разговор.


   Жилец повернулся ко мне и, показывая пальцем на собаку, сказал:
- Видишь, как радуется встрече с хозяином – ни на шаг от него. А потом спросил «Маэстро»:
- Где же вы разошлись с ней?
- На рынке, - с неохотой ответил он. – Я пошёл на промысел в одну сторону, а она – в другую. 
   -Да, да! Рынок – их хлеб и кров, - проговорил жилец. – Видели за рынком стройку? Вот там изнутри строительного забора он из картонных коробок построил себе что-то типа шалаша. Это его кров. Там они и живут вдвоём с Найдой. Ну, а на хлеб и на это дело (он так лихо прищёлкнул указательным пальцем чуть ниже  подбородка) «Маэстро» зарабатывает законным промыслом: собирает бутылки и «алюминь» ( от автора-алюминиевая пивная тара) и сдаёт приёмщице вон за той свечкой, и указал на огромный двенадцатиэтажный дом, возвышающийся  через дорогу.


  - А почему ты зовёшь его «Маэстро»? – спросил я жильца. Он повернулся  к бомжу и вместо ответа обратился к нему:
  - Ну, ответь товарищу. Что-то ты всё помалкиваешь?
  - Да, я и был маэстро, что ж тут такого удивительного, - спокойно проговорил бомж.
  - Не понимаю, - всё же с удивлением сказал я. – Я знаю, что маэстро – это известный музыкант или композитор. А вы…
Он не дал мне договорить, кем же я его считаю, и быстро-быстро заговорил:
  - Я с нуля организовал оркестр в областном ДК и 20-ть лет  был руководителем этого оркестра, а потом и Дворца культуры. Сочинял музыку, и мой оркестр исполнял её на концертах.  Меня весь город называл – маэстро.
- Что же произошло с вами? – нетерпеливо спросил я его, - почему вы оказались здесь, на рынке?


   Придвинувшись поближе ко мне, он потревожил Найду, лежащую у него в ногах. Найда поднялась, начала облизывать его ладони, старалась подпрыгнуть до его небритого лица, но он ласково оттолкнул её от себя, сказал: «иди, иди, гуляй!», и несколько помедлив, сказал мне:
- А произошло то, что произошло со всеми. Рынок пришёл и к нам, во Дворец культуры. Денег у нас не стало. Сначала мы с оркестром прирабатывали гастролями в Татарию, в Оренбург. Выступали в ресторанах. Ура! Свобода! Делай что хочешь! Но денег становилось меньше и меньше. Ребята начали попивать, конечно, и я с ними. Вот теперь я здесь, на рынке обитаюсь, стараюсь поменьше ментам глаза мозолить.
- Минералка-то зачем вам понадобилась? Сами говорите, чтобы от милиции подальше, а чуть не попались им в лапы. Они бы сейчас вас упекли в камеру на годик за минералку.
- Я знаю, но мне она нужна.
И он, запустив руку в оттопыренный отворот кармана куртки, вытащил оттуда аптечный флакон с какой-то голубоватой жидкостью и протянул мне:
- На, возьми пузырёк, пей. Половину мне оставь. Только сначала надо развести  пополам с водой. Вот зачем мне нужна была минералка.
   Я взял у него флакон, прочитал наклейку: «Трояр», а чуть ниже и мельче красными буквами: «ядовито».
- Но это же яд, как вы можете пить такую отраву!?
-Все пьют, никто же не травится, - спокойно ответил он.


    Пока мы говорили, Найда, бегающая у подъездов от одной мусорки до другой, увидев проезжающий автомобиль, вдруг, неожиданно для меня, кинулась под колёса и с остервенением, прыжок за прыжком, с громким лаем бросалась на автомобиль, поблескивающий красивой эмалью и никелированными бамперами.
-Что это с ней? – спросил я. – Здесь уже проехало, наверное, десятка три машин, и она ни на одну даже голову не подняла, а на эту кинулась, как бык на красную тряпку.
- Найда знает, кого облаивать, а кого нет, – изобразив ухмылку на лице, ответил «маэстро». – Вот «Жигули» там, или «Ладу» никогда не тронет, а бросается только на шикарные «Ландроверы», «Крайслеры», «ВМW» всякие. Им прохода не даёт, нутром чует, что за народ там сидит.
- Откуда же у неё такая злость к богатым? Кто её научил разделять людей на бедных и богатых? Наверное, ваша наука? – спросил я его.
- Собака умная, её и учить-то нечего. Она их по машинам узнаёт. Хоть я запрещаю бросаться на такие машины, но у неё дух противоречия – делает назло. Потом идёт ко мне, понурив голову, - понимает, что ослушалась меня.


   Тем временем по тротуару к нашей скамейке приближался мужчина, по одежде очень напоминавший моего собеседника, только этот по возрасту выглядел моложе, да и экипирован приличней, чем «Маэстро»: сумка, висящая на правом плече, лёгкая куртка, которая соответствовала августовской жаре. Но всё же что-то относило его к категории «Маэстро». Вглядевшись внимательней, я понял, что же объединяло этих двух людей: на «маэстро» была тяжёлая старая меховая куртка, а на этом – большие, явно не по размеру, тяжёлые старые меховые сапоги.


 - Вон ещё один ханыга нашего квартала идёт, - указал на мужчину, всё ещё сидящий на скамейке жилец, - этого «Директором» кличут. Теперь им весело будет вдвоём.
  - А почему этого зовёте «Директором»?
  - Дак он директором настоящим и был – директором средней школы. А потом… что потом. Как говорится: сгубила его не школа – сгубило его вино, и он снова искусно щёлкнул указательным пальцем по определённому месту.      
  - Ну, знаете, у вас тут целый микрорайон бомжей-интеллигентов, - только и смог сказать я ему в ответ.
     Подошёл «Директор». «Маэстро» снова достал из своего кармана флакон и теперь уже протянул его «Директору»:
  - На, возьми, тебе здесь всё знакомо. Сходи и разведи, потом принесёшь.
  «Директор» послушно пошёл искать воду.


     Я встал, попрощался с «Маэстро» и пошёл вдоль дома в сторону проспекта. Дойдя до торца дома, я увидел в приямке «Директора», склонившегося над вентилем водопроводной трубы. Он набирал воду, чтобы разбавить купленную «Маэстро» в магазине бытовой химии ядовитую жидкость «Трояр».


    Р. S. Прошло три месяца. В первое воскресенье декабря я вышел прогуляться на наш проспект. Шёл первый крупный снежок. Казавшийся невесомым, он медленно раскачивался под слабым ветерком и тихо ложился на мёрзлую землю. За час-два он всю землю укрыл белым покрывалом.


   Вдруг мимо меня, разгоняя в стороны крупные хлопья снега, промчался крытый грузовичок с надписями на бортах: “милиция”. С проспекта он свернул к рынку, обогнул строящийся дом и остановился возле строительного забора, как раз на том месте, где была картонная хижина «Маэстро». Я бы не обратил на машину внимания, но из-под забора с лаем выбежала собака. Это была Найда… Из машины вышли двое, а из ворот к ним выбежал сторож и они ушли внутрь территории. Похлопав Найду по загривку, я подошёл к шофёру.


 – Что-нибудь с «Маэстро»? – спросил я его.
 – А ты его знаешь? – вопросом на мой вопрос ответил он, а потом, помедлив, сказал:          
 - Позвонили с рынка – умер.
   Я подошёл к Найде, погладил её грязную морду, сказал: - Найда, пойдём! – и она добродушно поплелась за мной.


    По дороге ехали машины – разные: «Жигули», «Десятки», иномарки. Найда на них не реагировала. И даже на проезжающий мимо, сверкающий лаком, вальяжный «Кадиллак», весь из себя, Найда не обратила никакого внимания.


     *) Тонар – небольшой киоск по продаже товаров первой необходимости,
устанавливаемый обычно на бойком торговом месте.