В Сердце Чечни. О мечети в Грозном

Марьям Вахидова
(К годовщине открытия Центральной мечети в Грозном)

  Когда год назад в Грозном торжественно открывали мечеть им. А.-Х. Кадырова – Жемчужину исламской архитектуры, в станице Старогладовская проходила всероссийская научная конференция по творчеству Л. Толстого.
  Среди гостей конференции был один человек, хорошо знакомый незнакомец, который заставил меня взглянуть на него иначе. Это была ученый из Москвы, зам. директора по научной работе Государственного музея Л.Н. Толстого - Тамара Тихоновна Бурлакова. Наше знакомство состоялось на первом Международном Толстовском конгрессе в 2000 году. Тогда впервые услышав в моем выступлении о чеченском происхождении Толстого, она восприняла это как личное оскорбление. Покрывшись багровыми пятнами, она произнесла тогда: «Это навет на маму Толстого!». По-другому, наверное, и не должна была среагировать русская женщина, посвятившая свою жизнь служению великому русскому писателю.
  И вот она в Чечне, в Грозном, где еще три года назад ходила по руинам города… Во всем своем великолепии стояла перед ней расцвеченная огнями мечеть, каскад цветных неповторяющихся фонтанов, живой зеленый ковер не под ногами, но куда ни кинешь взор, залитый светом фонарей!.. 
  «Это чудо! Это сказка! Этого не может быть! За такой короткий срок!.. Это действительно Сердце Чечни!.. Какой народ!.. И воевать умеет, и жить!..» - искренне восхищалась она, обходя со всех сторон мечеть с не просыхающими от слез глазами. Без всякого напоминания или намека со стороны, покрыв голову широким шарфом, в знак уважения к исламской святыни, она даже не боролась со своими чувствами и эмоциями… И мне были очень дороги ее слезы.
                ____________
 
 Увидев тогда впервые это живое, пульсирующее божественное Сердце, поймала себя на мысли, что, не откладывая на потом, нужно срочно показать эту красоту своим старикам. Не покидая пределы своих сел, а часто и не выходя со своих дворов, наши почтенные главы семейства, рода, не привыкшие к радостям жизни, живут, будто доживают свои дни. Утешенные уже тем, что за ними не придут в неурочный час, что не сошлют их в синию Сибирь, что на них больше не будут испытывать всю силу и мощь русского оружия, они воспитывают своих взрослых детей, которые не смеют им напомнить, что сами уже отцы больших семейств… Не потому, что сковывает страх, а потому что хочется продлить этот приятный сыновний статус. Все это могло бы быть хорошим утешением на старости лет, если бы в центре Грозного не забилось это фантастически красивое Сердце!
  К сожалению, мои родители не дожили до этого дня. Они ушли из жизни, один за другим, не достигнув семидесяти лет…
  Болячки разного рода не позволяли никак состыковать выезд в город и других стариков. Наконец, когда это стало возможным, на дворе стоял февраль месяц. Холодный, колючий воздух мог помешать наслаждению в полной мере, но мы рискнули.
  Когда с села Гойты мы подъехали на машине к центру Грозного, улицы были перекрыты, как это часто бывает. Один из братьев-стариков был на костылях (последствие работы в шахтах в депортации). Увидев еще издали минареты, он оживился, как ребенок. Узнав, что придется пройти немалое расстояние пешком, даже обрадовался.
  «Туьйра дукх! Туьйр а дукх!»* - шли братья, как под гипнозом, не обращая внимание на промозглую погоду. А старший, с трудом передвигавшийся у себя по двору на костылях, шел почти ровным шагом, будто, не опираясь на костыли, а просто держа их в руках. Когда его племянник склонился к нему: «Не тяжело, Ваша,** идти? Может, отдохнешь?» - тот даже не понял, почему его спрашивают об усталости. Пряча слезы в глазах, они прошлись по всей площади и остановились перед входом в мечеть: «А войти можно?». «Это же для вас построили! Конечно, можно!» - подбодрили мы стариков, которые робели, как дети, перед этим великолепием…
  Впечатление их было настолько сильным, что утром следующего дня, старший из братьев, (что на костылях), признался: «Ночью я умер! У меня остановилось дыхание, я умер!». Младший, более сдержанный во внешнем проявлении чувств, верил своему брату, потому что видел этот настоящий уголок рая на земле…
________________
* «Это сказка! Это сказка!»
** Вежливое обращение чеченцев к старшему.
                ________________ 

  С тех пор, как мои старики побывали в раю, ждала своего часа вдова их двоюродного брата и моя тезка (но назову ее вторым именем) Митаева Пулана. Эту роскошную женщину в ее годы (!) вполне можно было бы спутать с картинной Анной Ахматовой элегантного возраста.
  Из всех женщин, с которыми должна была состояться эта поездка в город, она оказалась единственной, которая к назначенному часу уже сидела во дворе своего дома, готовая совершить свой хадж к Сердцу Чечни. Она знала, зачем и почему ей это надо. Али Митаев, полный тезка знаменитого исторического политического и духовного лидера Чечни, умер еще в советское время, мечтая не только увидеть в центре Грозного большую мечеть, но и помолиться в ней.
  Услышав, что ее непременно повезут в мечеть, она обрадовалась, что мечта ее мужа может исполниться, потому что она сделает все так, как хотел этого он. Но то ли от пережитых волнений, то ли в силу своего возраста, Пулана слегла, и поездка отсрочилась. Когда в праздник окончания поста мы пришли ее поздравить, она напомнила мне о моем неисполненном обещании.
 Переждав, пока откроют центр города и мечеть, занятую в этот день гостями столицы, я выехала в Гойты. Пулана сидела во дворе, томясь в ожидании. «Мы едем?» - спросила она, боясь услышать, что поездка срывается. Узнав, что едем без промедления, она вскочила со своего места и направилась к машине. «Паспорт! Паспорт вам не нужен? - засуетилась сноха бабушки, - ей сто лет исполнилось по паспорту!» «Причем тут сто лет?» - не поняла я сразу смысл услышанного. Трудно было соотнести эту цифру с моей красивой и шустренькой спутницей. С удивительным чувством юмора, уникальной памятью и здравым рассудком она едва тянула на 80 лет. «Ей сто лет!» - брошенное нам в след сделало свое дело, и на каждом шагу приходилось оглядываться – как бы не утомить… 
  Приехали мы в город ко времени четвертого намаза. Обходя неспешно всю площадь и останавливаясь перед каждым фонтаном, находящимся друг от друга на приличном расстоянии, я склонялась к ней: «Ты не устала? Присядем на скамейку?» «Пиллаг сан дукх са дегI!»* - отвечала она, прося не отвлекаться на такие мелочи. Только раз присела она, чтобы полюбоваться стройными рядами фонтанов и понять сам механизм его работы. Чем сильнее были ее впечатления, тем тверже она становилась. «Теперь пойдем, мне нужно помолиться!» - произнесла она так, как будто до сих пор не прогуливалась, а внутренне готовилась к этому своему нравственному долгу.
 Не спеша мы поднялись на второй этаж. Присев на низенький стульчик, заботливо оставленный здесь кем-то, она разглядывала все вокруг себя и время от времени произносила вслух: «Трудно поверить, что это дело рук человека!». Ни единой слезинки не проронила она! Твердыня. Такой она и есть – настоящая чеченка – опора семьи, мужа, брата, родителей своих. Чем старше, тем мудрее и тверже. Надежнее. Выкованная неласковым временем в стране, так и оставшейся для нее мачехой. У Пуланы свои мысли, у меня, глядя на нее, - свои. «Ну что, пойдем?» - улыбнулась она. «Что только не могут сотворить руки человека!» - смотрела она, уходя, по сторонам, будто благословляя все, что вокруг. И пусть это ее благословение останется с нами, потому что вместе с ней прошелся по этой площади сам ХХ-й век, в имени которого соединились и Чечня, и Россия – Марус. Маруся.

__________________
* «Как пушинка мое тело!»
                _________________ 

  Целый год мы с дочерями мечтали войти в мечеть и обязательно совершить там хоть один намаз. Целый год. Потому что они все время собирались с духом, считая себя недостойными войти в нее. Жизнь есть жизнь, и трудно разграничить детскую шалость или слабость от настоящего греха перед Аллахом. А вдруг Аллах, который все видит и все слышит, накажет за то, что ты себе позволяешь сказать, сделать, подумать,… не заботясь о том - греховно это или нет? А тут момент истины. И прямо сейчас все может проясниться…
  На ватных ногах они поднялись на второй этаж. Подавив в себе детский восторг перед великолепием залов, встали на молитву. После намаза остались сидеть на мягком ковре, разглядывая росписи на стенах, люстры… Ни слова вслух. Ни звука. Старшие встали на суннат-намаз. «Наконец меня отпустило что-то, что так давило грудь последнее время. Мне так легко стало!» - сказала средняя дочь и подсела с четками к старшей, которая увлеченно шептала все аяты, что знала наизусть. 
  «Что ты чувствуешь?» - обратилась я к младшей, пока две старшие дочки перебирали сосредоточенно четки. Дочь не сразу обернулась ко мне, и я решила ей помочь: «Восторг перед богатством? Роскошью? Блеском?». Она прервала меня жестом и выдавила: «Горло». «Что значит, горло?» - удивилась я. «У меня ком в горле» - сказала она тихо и заплакала. Я молча ждала, пока она справится со своими чувствами. А она беззвучно плакала. И мне бесконечно дороги были ее слезы. Слезы 13-летней девочки, которая пришла в храм и проходила очищение…
                ____________
  Дай нам Аллах всем пройти такое же очищение при виде этой мечети, которая, кажется, всегда была в нашей жизни!
  Дала тIaьхьи беркати йойла!
                Марьям Вахидова.