…Жалкий человек! Чего он хочет?..
М. Лермонтов.
Шутки закончились. Начались серьезные игры… И не менее серьезным должен быть ответ чеченцев, в чьих жилах течет кровь своих героических предков, в чьи сердца стучит пепел Дада-Юрта и сотни сожженных сел и аулов Чечни за весь ХIХ век!
Озабоченные духовным возрождением нации, власти Чечни отстроили на руинах города роскошные театры. Монументальный театральный комплекс занял весомое место в самом центре столицы. Народ, изголодавшийся по высокому художественному Слову...
замирает у афиш, зазывающих зрителей на легендарный «Бож-Али» А.Хамидова. Новый спектакль «Нигат» завоевывает сердца своих зрителей. «Рыцари кавказских гор» обещают рассказать «историческую правду» об эпохе Бейбулата Таймиева… Казалось бы - иди и смотри!..
И пошла. «Бож-Али» видела впервые. Сравнивать было не с чем. Наверное, поэтому просто получала удовольствие от всего, что происходило на сцене. Зал смеялся. Советский драматург Хамидов, по заслугам еще неоцененный литературными критиками, вписался и в наше время. Не устарели типы героев, не утратили своей сочности шутки, не потерялся национальный колорит, несмотря на то, что безвозвратно ушла сама Эпоха... Старшее поколение пришло в зал, чтобы встретиться со своей молодостью. И встреча состоялась. Молодежь стала свидетелем этой встречи и осталась довольной: «И вы, оказывается, были не без греха!» «Жаль, что пришли без цветов!» - сожалели девушки, унося в своем сердце легендарную Майму.
«Нигат» вывел на сцену события последних лет. Дудаев. Масхадов. Кадыров. Временами казалось, что на сцене сам Джохар. Те же: голос, интонации, жесты, манеры… Та же речь. Если бы не эта куртка, которую он стягивал на груди, пытаясь согреться: Джохар никогда даже себе не признавался, что голоден или мерзнет! Масхадов – блестящий офицер и недальновидный политик. Колоритная фигура Кадырова, внушающая уважение и надежду. Актеры вжились в свои роли настолько, что были неотделимы от исторических лиц. Ощущение реальности происходящего завораживает. Есть история. Преемственность власти. Трагедия личности. Трагедия народа. Военная хроника. И живой мощный голос чеченки, спрессовывающий Время воедино. Не певица, но одна из нас – Жертва неразумной политики, с честью вынесшая на хрупких плечах тяжесть этого трагического Времени и воздающая должное человеку, сумевшему подарить ее детям, ее народу заслуженные ими мир, тишину, покой… И потому – волос дыбом на голове и – мурашки по коже, пока звучат со сцены ее баллады на фоне хроники тех дней.
Есть в пьесе и враги. Собирательный образ русских офицеров-оккупантов, даже со сцены вызывающие к себе неприятие, но выдержанные в драматическом ключе. И Хаттаб с кучкой арабов… Жалкие, смешные кривляки, переигрывающие свои роли… Не потратил на них своих душевных сил режиссер. И зря. Не такие они были безобидные. И совсем не смешно было в Чечне, погружавшейся в мрачное средневековье, когда сестра боялась родного брата, а мать – сына…
И выбор тогда стоял перед новым лидером – из ДВУХ ЗОЛ!..
Режиссер Хакишев сказал свое слово в новом сезоне. Без претензий на мессианство и не в угоду сильным мира сего. Он просто открыл театральный сезон в чеченском драматическом театре им. Ханпаши Нурадилова.
А что происходит на подмостках русского драматического театра им. Лермонтова? Известный и заслуженный… первый и единственный ученик Товстоногова из чеченцев… Мималт Солцаев свое 70-летие и юбилей русского театра встретил громкой постановкой – «Рыцари кавказских гор»! На втором фестивале русских театров Юга России «Комплимент» русский театр с чеченской труппой (своей труппы пока нет) из Грозного профессор Солцаев одержал «победу в 5 номинациях из 11 за постановку «Рыцари кавказских гор»!
Это ли не триумф? Новочеркасск осыпал чеченцев и режиссера «Рыцарей» «Оскарами», «Тэффи», «Пальмовыми ветками» местного розлива за: «Самый страстный и актуальный спектакль», «Лучший актерский дуэт» (Б-А.Вахидов и А.Марисултанов - Б. Таймиев и А.Ермолов); «Преданность театральному делу»; за «Лучший драматургический материал (М.М. Солцаев)»!!!
Завороженные «золотым дождем» в «Министерстве культуры отметили, что постановка чеченского театра, по оценкам критиков, была интересной и актуальной. "Критики были поражены смелостью поставленных вопросов и предлагаемыми способами их решения", - отметила специалист Министерства культуры ЧР Роза Ташаева». Специалист отметила! И зафиксировали это аж две государственные пресс-службы: «Президента и Правительства Чеченской Республики, Пресс-служба Министерства культуры Чеченской Республики»! Я бы сказала больше: критики должны были попадать со стульев от «смелости» и «предлагаемых способов» решения вопросов!
Теперь Солцаеву сам Бог велел 100-летие со дня рождения «эмигрантского политолога», Абдурахмана Авторханова встретить своим звездным спектаклем, «по мемуарам которого он был поставлен…» - как твердят в один голос Фатима Абдурзакова и Танзила Халидова, не вникая особо в то, что политологи не бывают «эмигрантские», как не может человек ХХ века писать мемуары о веке XIX-м! Они могут жить в эмиграции и писать мемуары… Но о себе! Авторханов написал книгу, которая называется: «Мемуары», в коей имел несчастье упомянуть о своем отношении к событиям XIX века и Ермолову. Разве он мог догадаться, что дипломированные специалисты в XXI веке не способны будут увидеть разницу между Словом и Жанром?! Что актеры его размышления «по поводу» и взвешенные оценки будут читать с восторгом и умилением, как Оду кровавому генералу, не увидев в его словах изумление и преклонение перед своим народом, не уступившим врагу ни пяди родной земли!
«Спектакль по своей жанровой направленности – историческая трагедия… - акцентирует наше внимание Т. Халидова, - спектакль рассказывает о том, как в разгар Кавказской войны Бей-Болт (?) разбил войска генерала Грекова. Узнав о таком позоре русской армии, генерал Ермолов в порыве ненависти к чеченцам приказывает наказать непокорную нацию». Вот, оказывается, что можно увидеть на сцене, когда на ней разыгрывается антинародная, античеченская, откровенно проермоловская постановка!
«Театр – это лучшее средство для общения народов между собой, для раскрытия и понимания их чаяний и надежд» - подытоживает «заместитель директора Р.Межидова», которая со своими советско-партийными лозунгами здесь также уместна, как динозавры и ящуры на скотном дворе.
«Сценические интерпретации спектакля, которые длились два часа, по-своему уникальны, и вызывали самые незабываемые эмоции у зрителей…» - пишет Т. Халидова, считая, наверное, что у зрителей вместо мозгов, говоря языком михалковского героя, - плавленые сырки!..
Итак. Народный артист РФ и ЧР, лауреат Государственных премий РФ и ЧР, профессор искусствоведения, главный режиссер театра им. Лермонтова Мималт Солцаев приглашает…
11 ноября. 14.00. В концертном зале столицы - аншлаг. Зрители – ученики школ города и учителя. Им была обещана «историческая трагедия о рыцаре Бейбулате Таймиеве». Программный материал в школе.
Занавес!
Гаснет свет и на авансцену выходит ведущий. «Рыцарям Кавказских гор – Бейбулату Таймиеву и генералу Ермолову посвящается!..» - выкрикнул он в зал с пафосом, патетикой в голосе, как будто посвящал этот спектакль славному сыну Чечни! У меня зазвенело в ушах! «Не может быть, думаю, - ослышалась?» «А как же Кадыров? – мелькнуло следом. - Или он здесь для того, чтобы закрыть рот критикам?..» Но «сценические интерпретации» повели за собой…
Взбешенный Ермолов врывается на сцену и набрасывается на ротмистра Садо, который позволил «диким ордам» чеченцев истребить несчастную, всего-то «двухтысячную», армию генерала Грекова! Садо оправдывается, что не успел за отсутствием крыльев вовремя подоспеть, чтобы помочь русскому генералу расправиться с «ордами» чеченцев! Но он очень старался, пробиваясь сквозь другие «орды» чеченцев, растворившиеся за «каждым кустом, камнем, деревом и тьмой ночи…»! Ермолов, обвиняя его в трусости и двуличии, срывает злость на всем народе, который с этой минуты «заслуживает только одного - поголовного истребления! По-го-лов-но-го!»! Бедный Ермолов, если бы проклятый чеченец Садо его не спровоцировал!..
Чувствуя, что режиссер хочет повесить кровь народа на него, Садо взбесился, забыв, перед кем стоит. «Ты лжешь, кровожадный вепрь!..» - обрушился ротмистр на проконсула Кавказа, обвиняя его в «неслыханной жестокости» против чеченцев, которые из-за этого стоят насмерть за «свою дикую вольность»! «К барьеру, каналья! К барьеру, продажная сука-а! – взревел» Ермолов. Очевидно, примерив к себе эту ситуацию, режиссер, оставил в живых обоих героев после таких взаимных оскорблений. Утерся. Откуда ему было знать, что в своих «Записках» Ермолов обвинял генерала Лисаневича в «неблагоразумии» за гораздо меньшее... Объясняясь с чеченцами без переводчика, который мог бы «смягчить выраженья», по мнению Ермолова, Лисаневич позволил себе грубость, за что заплатил не только своей жизнью, но и жизнью генерала Грекова. Доложив о случившемся в Питер, Ермолов получил следующий ответ: «…по последнему строевому рапорту, считается, войск в краю, вам вверенном, более 60 тысяч — число, какового там в прежние времена никогда не бывало, … сих способов, при вашем благоразумии, искусстве и испытанной деятельности, весьма достаточно будет, чтобы потушить возникающий мятеж и восстановить прежнее спокойствие и порядок...»
Вот они орды карателей против нескольких сотен боеспособных чеченцев, в перманентной войне не успевающих пополнять свои ряды свежими силами! Шестьдесят тысяч на рассеянные в девственных лесах чеченские аулы, о которых Лермонтов писал: «Горят аулы; нет у них защиты/
Врагом сыны отечества разбиты…» Мало назваться именем Лермонтова, нужно хотя бы иногда пытаться соответствовать этому высокому имени!
О какой «испытанной деятельности» идет выше речь можно узнать из письма Грибоедова С. Н. Бегичеву: «…покойный Греков, способный человек, но грабитель… Имя Ермолова еще ужасает; дай бог, чтобы это очарование не разрушилось. В Чечню! в Чечню! Здесь война особенного рода: главное затруднение — в дебрях и ущельях отыскать неприятеля; отыскавши, истребить его ничего не значит…» (7 декабря 1825. Ст. Екатериноградская)
И Ермолов на сцене делает это блестяще: «приказываю – уничтожать их дремучие леса, взрывать их неприступные башни и предавать огню все, что сопротивляется русскому штыку!» Какой рыцарь! Уж он-то достанет каждого «дикаря» на радость Солцаеву и к великому сожалению Лермонтова: «Как хищный зверь в смиренную обитель /Врывается штыками победитель /Он убивает старцев и детей, /Невинных дев и юных матерей /Ласкает он кровавою рукою…»
Узнаешь, каналья-режиссер, своих «милосердных» и «человечных» будановых?
Нет, не узнаешь. Ты сейчас вкладываешь в руки Грекова пистолет, чтобы он, как рыцарь, как офицер чести, стал стреляться из-за своего позора. Но прежде он выразит свой восторг перед «неистовым» Бейбулатом, который его разбил!
И вот тут на сцене появляется поэт:
О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха… - обращается он к залу, а значит, к чеченцам, достойно пережившим две чудовищные по своей жестокости войны!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и умиленье…
О ком эти строки? Если они о Кадырове, то он появится (совершенно неожиданно, т.к. на сцене - события ХIХ века!) только в конце спектакля, когда эти стихи зритель успел забыть. Но до и после этих строк, (написанных совсем по другому случаю!) на сцене Ермолов, а значит, стихи должны обратить зрителя, представителя этого «жалкого рода», на его «высокий лик»!.. И действительно весь ход спектакля ведет к тому, что зритель должен прийти в конце всего действа к «восторгу и умилению» перед этим кровавым генералом – «рыцарем кавказских гор», по сценарию!
Ведущий вдохновенно, с пафосом продолжает: «Пушкин сказал про Ермолова…»
Не «про Ермолова», каналья, верноподданный Пушкин в этих словах бросил вызов всему Кавказу: «Смирись, Кавказ! Идет Ермолов!..» Но ведущий опьянен происходящим: «…Все русскому мечу подвластно!..» Потому он даже не заметил, что перепутал Ермолова с Котляревским, которого Пушкин пытался пристыдить за то, что он в самое неподходящее время ушел в отставку, напоминая ему его былую славу: «Твой ход, как черная зараза, /Губил, ничтожил племена…». Но ни профессор режиссер, ни актер-ведущий не удосужатся сунуть нос в школьный учебник, и все время несут отсебятину: «Твой ход, как черная змея…», «…как черная чума»…
Вот если бы они еще чуть-чуть продолжили этот словесный ряд, то в зал были бы брошены слова поэта - «совести России», обращенные к каждому из нас: «…И возвестят об вашей казни /Преданья темные молвы»! Т.е. наконец будет казнен весь наш народ чеченский и к нашим ущельям подъедет Пушкин «без боязни»!..
Но на сцену выходит Лермонтов и «шепотом», так, чтобы каждый чеченец зарыдал, почувствовав себя осиротевшим в эту минуту, произносит: «Убит Совесть России – Пушкин!»
Какая страна…
Тем временем в ставке Ермолова Черкасский нахваливает Грекова, пытаясь его оправдать тем, что он «бился до конца», и потому пропускает мимо ушей слова «рыцаря» о том, что генерал Греков, «презирая чеченский народ… хотел сам один разгромить банды Бейбулата…»
Блуждающий между чеченцами и русскими Лермонтов, глубоко несчастный и одинокий, выглядит в этом бедламе инородным телом. «А что там делал Лермонтов?» - пытались понять зрители, покидая зал. Блестящая игра актера убедила их, что это сам поэт мечется на сцене в поисках родной души. И потому, когда на сцене происходит одно, а Лермонтов произносит: «Когда же род людской пройдет, /И землю вечность разобьет, /Наш ум утонет в бездне знаний!» - кажется, что он сошел с ума…
И как не стать безумным, когда на глазах у перебежчиков Садо и Черкасского, «рыцарь» Ермолов велит «вырезать языки» тридцати шести «самым уважаемым старейшинам Чечни» и отослать их назад Бейбулату, который «просит мира»! И именно «дикарь» Черкасский призывает «человечного» Грекова к мужеству: «выполняйте приказ, генерал!»
Пока 36 старейшинам вырезают языки, нарядная и веселая стайка девушек беззаботно расположилась у родника и распевает песни. «Девушки, улыбаясь, оставят им цветы и разойдутся» - так первоначально видел эту сцену Солцаев. Но, вынужденный пойти на компромисс с начальством, заменил сцену: девушки разбегутся в разные стороны, завидев русских. На такую жертву пошел режиссер! Как некогда режиссер Гайдай, согласившийся вырезать в конце фильма атомный взрыв, - специально для такой комиссии заложенный «компромисс». Главное, чтобы «рыцаря» Ермолова не тронули!
Но появившиеся русские были не так страшны. Максим Максимыч и Лермонтов. Застоявшийся в комедийных ролях, Хож-бауди так виртуозно отыграл свою роль, смакуя каждый нюанс, что заставил поверить, что именно таким и был настоящий Максим Максимыч. Это была награда зрителю за то дерьмо, которым его угощали! И, казалось, этому не будет конца.
Черкасский бросил к ногам «рыцаря» Ермолова двух «избитых до крови чеченцев»: «Эти чеченцы могут выполнить Ваше желание»! А желание у «рыцаря» одно – голова Бейбулата. Между чеченцами с двух сторон завязывается перепалка с оскорблениями в адрес друг друга на глазах у двух русских генералов. «Заткни свою пасть, ублюдок!, - говорит Садо, с гордостью подчеркивая, что «воспитан русскими офицерами». Подумаешь, отрезали русские офицеры языки чеченским старейшинам у него на глазах, ну и что? Подумаешь, «свирепый вепрь» Ермолов приказал поголовно истребить чеченцев, главное, что он, Садо не считает русских офицеров «своими врагами и врагами своего народа»!
Изначально рассчитывая на продажность чеченцев, рыцарь Ермолов все же подстраховался, взяв в заложники их отцов.
Солцаев так ненавидит чеченцев, что, даже в мелочах перевирая текст Лермонтова, внушает, надо полагать русскому зрителю, что поэт был невысокого мнения о внешности туземцев: «я имел гораздо лучшее мнение о черкешенках…» или «Кто этот джигит с разбойничьей рожей?» Поэт говорит о женщинах, попавшихся ему навстречу на улице, а не на вечере, где каждая девушка, как невеста! А слова о «разбойничьей роже» вообще принадлежат Максиму Максимычу. Трепетная песня Бэлы о стройном молодом русском офицере, который не чета «разбойничьим рожам» должна сориентировать сидящих в зале старшеклассниц, где искать себе потенциальных мужей. А укрепить их веру в это призвана речь Бейбулата перед воинами Чечни.
Собрав ночью всех воинов, Бейбулат с яростью обрушился на них, вопрошая: «Что такое регулярные войска России?..» У каждого сидящего в зале ребенка был готов уже свой ответ на этот вопрос, но Бейбулат поспешил ответить сам: «Это железная дисциплина, железный порядок, добровольное и беспрекословное подчинение своему долгу и командиру…» Какой бальзам на душу шамановым, будановым!.. Но это – тьфу!.. Дальше-больше… Бейбулат настроен сказать сегодня все, что он думает о тех, кто готов за ним, не раздумывая, в огонь и в воду. «Живущие вокруг нас народы говорят, что чеченцы по природе своей - враги порядка, закона и дисциплины!.. Почему они так говорят? Мы болезненно самолюбивы, и каждый из нас считает себя чуть ли ни самим Пророком! Он не терпит ничьего давления над собой сверху! Это плохо, чеченцы!» - возмущен холоп Солцаев тем, что в каждом чеченце есть Яхь, не позволяющий ему гнуть спину перед равным себе!
«...даже среди самых примитивных животных и диких зверей (т.е. чеченцы хуже этих самых примитивных животных!.- М.В.) есть заложенные самим Богом нашим нерушимые законы. Среди них есть ведущие и ведомые. Есть беспрекословное подчинение одних другим! И мы должны научиться подчиняться…» - вбивает в головы наших детей от имени Бейбулата потомок ермоловского военно-полевого романа идеологию лай – рабов, «беспрекословно» выполняющих чужую волю.
Внимание его переключается на «трех парней», которые, якобы, покинув свой пост и воссоединившись с «шайкой грабителей» (тоже чеченцами), «остановили купеческий караван русских, шедший в Чечню для мирной торговли с нашим народом. Умертвив купцов, эти нелюди сняли с трупов даже одежду и оставили их тела без погребения!..»
Это как надо ненавидеть чеченцев, чтобы своими гнусными фантазиями так заклеймить весь чеченский народ, за всю историю своего существования не оставившего о себе ни единого дурного свидетельства! Даже верноподданейший Пушкин в «Тазите» не позволил себе бросить тень на чеченца: Тазит отпускает своего кровника, потому что тот был «один, изранен, безоружен»!.. Он не грабит тифлисского армянина, ехавшего с товаром без стражи, и дает уйти бежавшему от его отца рабу, поскольку каждый человек имеет право на свободу! Но что эти нравственные ценности режиссеру, презирающему все чеченское?!
«Со времен сотворения человека «Не убий» и «Не укради» являлись и являются основополагающими заповедями, начиная от Моисея, Иисуса Христа и Пророка Мухаммеда!..» - распинается режиссер перед чеченцами в зале, которые только вчера были свидетелями того, как «доблестные» русские воины, приученные к «железному порядку», вывозили на всех видах транспорта их добро, нажитое с таким трудом! Мародерство этих «друзей порядка и закона» не знало границ!
«Кто же совершает это гнусное деяние? - продолжает куражиться режиссер, - Тупое и невежественное существо… Существо, позорящее свой народ и вековую дружбу чеченцев со своими соседями!» Если учесть, что Бейбулат в конце пьесы погибает, то действие, надо полагать, происходит в 1831 году. О какой «вековой дружбе» с русскими идет речь? С кавказцами ведь у чеченцев нет проблем (свидетель этому сам Ермолов). Заглянем в историю:
«1722 год – вторая карательная экспедиция донских казаков против чеченцев на Сунжу и Аргун по указу Петра I…. 4 июля 1732 год – Карательная экспедиция генерала графа Дугласа в Чечню. 7 июля 1732 года – уничтожение отряда подполковника Коха у Чечен-аула…» (А. Айдамиров)
Так, кто же не хотел дружить с этими русскими «купцами», нарушая заповедь божью «Не убий!», и оставляя их «тела без погребения» даже в конце этого века? «Тупое и невежественное существо» - шейх Мансур!!!
«Если мы не остановим этот разгул, лет через 15-20 мы получим узколобую нацию рабов, уродов и карликов, которая станет легкой добычей любого завоевателя!» - вошел в раж узколобый режиссер, забывший, что только оставшись верными этим своим героическим предкам, славные их потомки, изумляя весь мир беспримерным мужеством, затмевая славу трехсот спартанцев, с честью погибая за свою землю, вывели Чечню на авансцену мировой истории! Более того, в фантастически короткие сроки подняв Республику из руин, они заставили мир восхититься Чеченцем-Тружеником! Чеченцем-Созидателем!
Тяжело уродам-солцаевым видеть доблестных чеченцев!.. И потому он вновь выводит на сцену продажных чеченцев, которые на коленях вымаливали у Ермолова свои жалкие жизни и, «собрав себе подобных грабителей…, не убив ни одного русского», освободив своих стариков, они бежали к Бейбулату с твердым убеждением, что не «все русские враги и звери… Они оказались людьми и милосерднее, чем мы – чеченцы!»! За такие слова Бейбулат, не имея возможности, осыпать их орденами, назначая их личной своей охраной, доверяет им самое дорогое – свою жизнь! (Которую они у него и отнимут)
Отныне Бейбулат у Солцаева больше не думает о войне. Ему важно найти путь спасения России! И такой путь он, вроде бы нашел. Но сначала он должен завоевать доверие «рыцаря» Ермолова. «…Ермолов, как талантливый полководец, привык к сражению лицом к лицу на поле брани. Дадим ему это сражение...» - говорит Бейбулат кадию, который тут же вознесет свои молитвы к Небу: «Боже великий! (??? – М.В.) Используй нас как инструмент Мира!..»
«Привыкший к сражению лицом к лицу» Ермолов писал в 1820 г. Арсению Закревскому: «…Приказал я сделать экспедицию за реку Сунжу против Чеченцев. Она кончена самым успешнейшим образом… Я не отступаю от предпринятой мною системы стеснять злодеев всеми способами. Главнейший есть голод и потому добиваюсь я иметь путь к долинам, где могут они обрабатывать землю и спасать стада свои. Досель дерусь для того, чтобы иметь пути сии, потом будут являться войска когда того совсем не ожидают,— тогда приходить станут войска, когда занят каждый работой и собраться многим трудно. Для драки не будет довольно у них сил, следовательно и случаи к драке будут редки, а голоду все подвержены и он поведет к повиновению. До сего времени непроницаемые леса укрывали их, нельзя было знать, какое число прячется в оных; с малыми силами невозможно было двинуться и одних препятствий в пути, без всякого со стороны их сопротивления…
Я рекомендую нескольких отличившихся офицеров и прошу за величайшую милость исходатайствовать им награждение. Особенно представляю полковника Грекова… Деятельности его и неусыпности сами Чеченцы удивляются, а их нельзя упрекнуть сонливостию…»
Но, имеющий свои счеты к чеченскому народу, Солцаев принимает за благородство и доблесть все, что исходит от его «рыцаря», и потому ермоловское предложение, излагаемое Черкасским, Бейбулат принимает, как более «человечное», чем то, что хотел предложить он. Без оружия, в единоборстве русские и чеченцы должны теперь доказать, кому им отныне подчиняться: «русскому штыку или чеченскому кинжалу»? И началась «жестокая стычка», а Лермонтов «писал и следил за этим рыцарским сражением»! Оказывается, у Солцаева на рыцарские поступки способны и русские рекруты, крепостные рабы, отбывающие воинскую повинность, как пушечное мясо! Но, главное, после кулачных боев, оказывается, в живых остался только один поэт. Остальные «ручей телами запрудили»!.. Вот какой человечный план был у Ермолова! Я молчу о том, что сражение на Валерике происходило лет десять спустя после смерти Бейбулата, когда Ермолов, выкинутый с Кавказа, воевал с колорадскими жуками у себя в огороде!.. Зачем знать такие мелочи профессору, озабоченному слепить рыцарский портрет своего предка Ермолова?
К такому Ермолову Бейбулат повадился с каждой новой мыслью, не успевающей созреть в солцаевской голове… На этот раз он пришел в «таинственной холодной полумаске»… Проконсул аж кругами заходил вокруг ряженого гостя, который просил его «из любви к человечеству» (!!!) прийти к миру. Ермолов сражен наповал: «ни копейки!» не хочет он взамен! Нет, чтобы запросить «евро»… Ермолов не поверил: «ты небывало бескорыстный лазутчик, чеченец!»
Но не все так просто. Бейбулат очень высоко ценит свою голову: русские должны сесть за стол переговоров со всеми членами мехк-кхела, заключить с ними «прочный мир», не достроив свои крепости, покинуть Чечню, не забыв освободить всех арестантов из Аксаевской крепости! И, если Ермолов даст ему прямо сейчас «в безотлагательном исполнении их верную поруку, то он готов снять с себя… маску! Черкасский не верит ряженому. Проконсул интересуется мнением ротмистра Садо. И тот «уверенно» сказал: «мне кажется…»
Ермолов, как истинный «рыцарь», сделал правильный вывод: «…все, что он желает, есть благо народа…», но не уточнил – какого народа? Осталось дело за малым: кто должен быть порукой?
«Честное слово Сардара Ермолова и милость Царя Николая I» - выпалил Бейбулат, будто всю жизнь воевал с турками и персами. Ермолов потрясен таким доверием: «Вот тебе моя рука и с ней даю тебе честное слово русского генерала»!
«Над вымыслом слезами обольюсь…» - повторю вослед за поэтом. Но далек от вымыслов А.С. Грибоедов, писавший С.Н. Бегичеву: «…Надо видеть и слышать, когда он собирает здешних или по ту сторону Кавказа кабардинских и прочих князей;.. как он пугает грубое воображение слушателей палками, виселицами, всякого рода казнями, пожарами; это на словах, а на деле тоже смиряет оружием ослушников, вешает, жжет их села — что же делать? — По законам я не оправдываю иных его самовольных поступков, но вспомни, что он в Азии, — здесь ребенок хватается за нож… (Тифлис. 29 января 1819.)
Даже такому интеллектуалу, как Грибоедов, не хватило ни ума, ни душевных сил задаться вопросом: это какую политику нужно было проводить в Крае, чтобы даже ребенок не чувствовал себя в безопасности и приучался владеть ножом, чтобы защитить себя в своем доме на своей земле? Оказывается, «палками, виселицами, всякого рода казнями, пожарами…» можно прийти на чужую Землю, но встретить «неблагодарных» детей, не желающих вкусить «плоды цивилизации» из рук русского офицера, это непростительная дерзость!
Но не таков Бейбулат у Солцаева: «не выпуская руку Ермолова», он благодарит Бога за то, что его «надежды и ожидания полностью оправдались!»... Еще курочка в гнезде, яичко… а он за сковородку схватился – «оправдались…»! Поручив себя «Богу и правосудию», Бейбулат срывает с себя маску, и все, кроме Ермолова, узнают в нем главного возмутителя Края. «Потрясенный Ермолов долго не мог прийти в себя! Его никогда не плакавшие глаза наполнились слезами», - готов заплакать растроганный своими фантазиями режиссер. А сентиментальный каратель народов «тихо промолвил: Таким и должен быть Рыцарь Кавказских Гор, Бей Булат...»
И теперь уже, пристыженный, убитый наповал благородством своего врага, укрощенный до котенка «свирепый вепрь» готов внимать ему: «Я хочу спросить у тебя, сына Кавказа, в чем просчет России и мой лично по отношению к кавказским народам?!»
Запамятовал генерал, не может понять, чем это он так не потрафил Кавказу? Напомним ему и его холопу режиссеру письмо Воронцова, адресованное новоявленному «рыцарю»: «…Ты первый здесь подал мысль и доказал необходимость истреблять леса по путям сообщения и много в этом отношении сделал, но после тебя никто этим не занимался. Между тем у теперешнего нашего неприятеля есть артиллерия; двух ружейных выстрелов, как прежде, уже теперь недостаточно, и мы должны рубить и истреблять на два пушечные выстрелы, по крайней мере картечные. С истреблением и Гихинского леса и с построением укрепления на Фортанге, положение Малой Чечни совершенно изменится, и можно надеяться, что она покорится. Подобные же действия для Большой Чечни начнутся в следующую зиму открытием таковаго же широкого сообщения от Аргуна через Шали к Маюртупу…» (Нальчик, 5 мая 1846 г.)
Прошло 15 лет со дня гибели Бейбулата, а русская армия все еще мечтает покорить Чечню, застряв все в том же Гехинском лесу! Узколобым уродам - солцаевым не понять ни мужества, ни стойкости людей, которые тем сильнее вгрызаются в родную землю, чем ожесточеннее действует враг! Но «рыцарь» Ермолов сумел оценить поступок своего врага. «Ты свободен, Бей Булат! От имени своего Императора, я назначаю тебя старшиной всей Чечни, генерал Бей Булат!» - будто с барского стола бросил Ермолов кость Бейбулату – звание генерала! Забыв, однако, уточнить, какой армии генерал - русской? Чеченской? Какая разница. Кость брошена - «Чеченцы и русские обнялись». Братание состоялось!
Пока Ермолов с радостной вестью добирается до Питера, заглянем в письмо Д. И. Святополк-Мирского. 13-го марта 1855 г. он писал Ермолову: «…Здесь каждый фронтовой офицер, каждый солдат убежден, что не сегодня так завтра, не завтра так послезавтра он будет убит или изувечен...— а много ли в России Кавказских ветеранов? Их там почти нет, кости их разбросаны по целому Кавказу...»
Прошло, как видим еще почти десять лет, а русская армия отчаялась покорить Кавказ! Паника царит в рядах воинов. Не один, а каждый чувствует свою обреченность! И автор письма, в отличие от узколобого режиссера, предлагает тому же Ермолову еще более ужесточить меры, вместо запаниковавшей армии создав воинственный орден монахов!
«Кавказская война не есть война обыкновенная, Кавказское войско не есть войско, делающее кампанию: это скорее воинственный народ, создаваемый Россией и противопоставленный воинственным народам Кавказа, для защиты России. Такое положение дел не заведено никем, оно создалось силой обстоятельств, после многих неудачных попыток усмирения здешнего края. Избежать этого положения, не покорив Кавказа, — невозможно, — разве завести, по примеру средних веков, воинственный орден монахов, отрешившихся от всего земного, кроме боя и молитвы. Но возможно ли это? – спрашивает он человека, который с 60-тысячной армией топтался на границе с Чечней, огнем и мечом прокладывая себе путь в… глухую орловскую деревню.
А пока, как мы помним, ему предстоит встреча с императором. «Что это за народ?» - хочет понять, наконец, Николай I. «Авантюрист, лихой наездник, меткий стрелок!.. Война с ее дикой поэзией (для чеченца? – М.В.) и материальными благами (для кого? – М.В.) - цель и средство для сильного и страстного (???) чеченца. Она дает исход всем силам его богатой натуры». – Отвечает Ермолов цветисто, безграмотно и бессмысленно – по-солцаевски! Но пафос, с коим это произносится на сцене, не остается незамеченным императором. И он с иронией подытоживает характеристику чеченцев: Словом, чеченец - умственно развитый, (А царь до сих пор полагал, что воюет с недоумками?- М.В.) физически крепкий, закаленный с детства в голоде и лишениях (благодаря русской политике!- М.В.) - есть идеал воина-охотника! (Егеря что ли? – М.В.) Не так ли…?» Конечно, так! Дошло, наконец, до императора, и «рыцарь» Ермолов спешит с наигуманнейшим предложением: «Их дикость (!) и бесстрашие в сражениях мы могли бы использовать в авангарде наших наступающих войск!..» Т.е. – руками чеченцев расширять границы империи, истребляя непокорные народы! Но царь не заразился «оптимизмом» своего генерала и приказал «покорить или истребить» чеченский народ, «а Бей Булат должен быть мертвым...»
Поднять руку на брата! Как это Ермолов переживет? Тяжело «рыцарю», но делать нечего. Это приказ. Он не виноват. Пока Лермонтов выяснял свои отношения с Верой, Ермолов, уже договорившись в очередной раз с продажными телохранителями Бейбулата, «стремительно» вышел к «брату»-Бейбулату. «Братья» обнялись. Ермолов постарался выгодно подставить убийцам спину Бейбулата. Чеченцы в спину не стреляют? Миф! Спросите у Солцаева, он знает, что стреляют! И иуда - Ермолов, продолжая держать Бейбулата в «братских» объятьях, «глухо» произнесет: «Кто-то из нас должен был уйти! Прощай Рыцарь Кавказа!»
Произнеся длинный и кучерявый лозунг о мстителях, обращаясь к своим убийцам-чеченцам, Бейбулат умирает. Чеченские школьники, коими забит до отказа зал, должны запомнить, что это чеченцы убили Бейбулата, подло выстрелив ему в спину! Будто пристыженные предсмертными словами своей жертвы, подонки стреляют «в сердце друг друга». Несчастный Ермолов «потрясен», стольких «близких людей» потерял в одночасье! «Прощайте, Рыцари Кавказских Гор!» - восклицает он. «Из глубины, слева, появится призрак» (!) живого императора: «Ты свободен от Кавказа, генерал Ермолов!» Несчастный! Дорого же ему обошлись слезы по «братьям-чеченцам»! «Прости их, рыцарь!» - будто говорит весь спектакль. За это время зал должен был уже прикипеть сердцем к Ермолову и полюбить его как отца родного…Ведь он столько еще не успел сделать! На ближайшие 15 лет хватило с лихвой и досталось даже его другу любезному и еще одному брату названному – М.С. Воронцову, который 2 января 1846 г. писал ему из Тифлиса: «Фрейтаг 4-го числа должен был занять с 10-ми батальонами Гойтинский лес и рубить и сжечь лес насквозь всего пространства по дороге на два пушечных выстрела, что он надеется сделать до праздников, потом в Генваре пойдет на ту же операцию в Гихинский лес, в чем ему будет способствовать Нестеров со стороны Владикавказа…»
«При Ермолове были «мирные» и «немирные» чеченцы…» - подчеркнул «разницу» ведущий с чувством, очевидно, имея ввиду ермоловскую и до- и постермоловские эпохи. Как добросовестный школяр зазубривший текст, он не напрягался вникать в суть озвучиваемого им, чтобы хотя бы правильно расставлять эмоциональные акценты. Как это делал, например, Ермолов в письмах Арсению Закревскому: «…Сей час получил известие, что кончены нынешнего года работы против Чеченцев. Построена довольно хорошая крепостца, называющаяся Неотступной стан.
Построен редут, именуемый Злобной окоп… Чеченцы начинают не только покорствовать, но даже и служить важно. Построено еще временное укрепление при самом Аксае, для ограждения его от Чеченцев. Докончены многие работы в крепостях Грозной и Внезапной. Все сие сделано малыми весьма средствами и помощию вновь покоренных народов за нич-тожную цену, не требуя на сие ни гроша от казны денег. Генерал-Майор Сталь оказал большую заслугу и кончил возложенные на него поручения отличнейшим образом. Он открыл сообщение Грозной с крепостями Неотступным станом и Внезапною. 2000 человек Кумыков и Чеченцев с топорами, вместе с нашими 500 человеками рабочих, в продолжение шести дней прорубали пять верст дремучего леса… (27 ноября. 1820.)
«Мирные» чеченцы нужны были «рыцарю… гор» для того, чтобы сохранить казну своему императору. Разве не на похлебку заработал и режиссер своим «поздним цветком» на могилу палача кавказских народов?
На сцену вновь выходит поэт. Ему грустно. «В небесах торжественно и чудно!.. Что же мне так больно?..» - обращается он к зрителям-чеченцам, которым не больно, а смешно смотреть на этот бедлам. «Хьай де дакь!..» «Хьай гиволла и…» «Са дала хьа!..» - веселились мальчишки. И, наверное, были по-своему правы – нельзя всерьез воспринимать старческий маразм одного озлобленного на чеченцев режиссера. Но что делать с целой труппой талантливых мерзавцев, принявших подножный корм за благородную еду?
Лучшее, что могло произойти на этой сцене с Лермонтовым, это, чтобы его застрелили наконец! И ведущий с легким сердцем переносит нас в век XXI-й – «жестокий, страшный и подлый...» Теперь понятно: не режиссер подлый, бедняга, век ему такой достался! Но в своей подлости он дойдет до конца. Чтобы оказаться вне критики со своим «рыцарем» Ермоловым, он воткнет в финале фигуру Ахмат-Хаджи Кадырова, поставив его в один ряд с Грековым, Ермоловым… Чем не атомный гриб в комедии «Бриллиантовая рука»!.. Сменится эпоха Кадыровых, и хитромудрый профессор отсечет безболезненно для спектакля «гордого сына Чечни Ахмата Кадырова» и вставит нового... А пока пусть спасает его режиссерскую шкуру…
«Мир погрузится во тьму». Занавес.
А что ему еще остается, этому миру, если на сцене – Апокалипсис?..
Вот, если бы Ермолов подводил черту в финале, этому «рыцарю» было бы что сказать… Срежиссируем финальную часть заново.
Гаснет свет. В свете прожекторов, на авансцене, откинувшись устало в кресле сидит Ермолов. Мужской голос «за кадром» озвучивает его мысленные послания А.А. Закревскому. Тсс-с-с-с!..
Голос: «…Здесь разнесся слух, что меня отзывают и другой назначен на мое место начальник. Многие письма то подтвердили и ты представить не можешь — какая была радость Князей и дворянства Грузинского, и в сем чувстве с ними сравнялись одни Чеченцы, которые в восхищении… Чеченцы мои любезные — в прижатом положении. Большая часть живет в лесах с семействами. В зимнее время вселилась болезнь, подобная желтой горячке, и производит опустошение. От недостатка корма, по отнятии полей, скот упадает в большом количестве. Некоторые селения, лежащие в отдалении от Сунжи, приняли уже присягу и в первый раз Чеченцы дали ее на подданство. (Не отвлекайтесь, историки! Тсс-с-с-с! Потом запишите дату о «добровольном вхождении» или о «добрососедстве»…) Теперь наряжается отряд для прорубления дорог по земле Чеченской, которые мало по малу доводят нас до последних убежищ злодеев…
…Недавно, проходя в Дербент, пустился я горами отыскивать кратчайшую военную дорогу. Со мною было 800 человек пехоты, 35 казаков и ни одного орудия. Всюду принят был с трепетом и всем казались силы со мною несметные. Два тому года назад я не смел бы сего сделать. Выгоды сии доставил мне последний поход мой в горы. Теперь повиновение неимоверное и везде, где войска проходили, жители — России, чего доселе они не понимали. (Беззвучная ремарка: 5 Марта 1820. г. Моздок).
…Надобно признаться, что меня здесь очень не любят, но и то правда, что Правительство ничего не теряет, ибо столько же боятся. С здешнею дичью не много выиграешь благостию!..
Войска опять принялись за работу укреплений и им постоянное сие занятие не нравится… Впрочем, есть уже селения, лежащие по ту сторону урочища Хан-Кале, доселе почитаемого не проходимым, которые повинуются нам порядочно и крайность заставляет их даже быть довольно честными. Сим обязан я ловкости, неусыпности и терпению полковника Грекова. Имейте внимание на сего отличного офицера!.. (Безз.. ремарка: Май.1820. Тифлис)
Я расчел, что лучше наказать примерно такие области, от которых мы еще никакой пользы не получаем и тем устрашить Грузию, которая начинает приходить довольно в цветущее состояние. Кажется, что в сей последней пройдет охота к бунтам, ибо наказание Гурии при-вело в трепет. Может быть, покажется жестоко, что детей бунтовщиков отправляю я в военно-сиротское отделение, но верьте, что это лучшее обуздание на будущее время.
…Жители в местах, которые почитали неприступными, не находили убежища, по всюду были наши войска, — в горах и лесах ужаснейших. Надобно было уничтожить мнение, что в лесах можно противостать Русскому солдату, — мнение здесь весьма вкоренившееся…
Посылаю рапорт князю Волконскому о нападении на Чирагской военный наш пост из коего увидишь, что нельзя не восхищаться службою войск наших. Божусь, что они затмевают славу Римских Легионов!Не браните ли Вы меня за Римские мои приказы?
Я уверен, что многие возразят против сего рода приказов и потому назовут новизною, что никто у нас его не употребляет, но Вы посмотрите сквозь пальцы и никто не посмеет находить их странными. Ко всему привыкают! Они производят здесь хорошее действие…»
17 Февраля 1820. г. Кизляр.
Слышите? Кизляр. Это уже рядом. Пока Ермолов задремал в кресле, тихонечко отползаем…
Посмотрите на все сквозь пальцы. Ко всему ведь привыкают…
P.S. Любой режиссер работает с пьесой. В данном случае, пьесы нет. Есть литературно-художественный монтаж, будто составленный слабым учеником, т. к. даже в стихах Пушкина и Лермонтова допускаются неточности, не говоря о грубой фальсификации исторических событий и вольной интерпретации поэзии Лермонтова.
Жанр «трагедии» - вызывает вопросы, т.к. главные герои по сценарию, а значит, - рыцари – это Ермолов, Греков, и Бейбулат. Для кого тогда это трагедия? Для Ермолова? Грекова? Бейбулата? Для нашего народа? Для русского народа? Для Кадырова, который появляется в финале спектакля? Или для всей Чечни? Т.к. финал мрачный: «грянут кровавые взрывы, и мир потонет в траурной тьме»!
Если бы даже такой спектакль поставил молодой, неопытный, начинающий свою творческую деятельность режиссер, то и тогда это можно было бы расценить как намеренную фальсификацию истории чеченского народа и шельмование его героев, не знавших покоя на своей земле. Что говорить об ученике самого Товстаногова, человеке, который сознательно на восьмом десятке лет сделал выбор в пользу палача чеченского народа?!
С менее подлыми, продажными соотечественниками наши деды поступали по-справедливости: их лишали родины! Пусть лучше театры закроются до лучших времен, пока не появится на их подмостках хоть один актер, в чьей глотке застрянет, не найдя выхода, обращенное к чеченцу: «К барьеру! Продажная сука!».
Мы говорим о здоровье нации и растлеваем на солцаевых новые поколения.
Но спектакль одобрен министерством культуры, а значит, режиссер вправе переложить ответственность…
В Чечне нет человека, который, СЛУШАЯ актеров со сцены, СЛЫШИТ, ЧТО они говорят. Не о поиске компромисса, не о дружбе двух народов говорит Солцаев со сцены, он убедил себя, поверив Ермолову, что нет под солнцем подлее народа, чем чеченский.
Но кто сказал, что этому должны рукоплескать наши дети, находящиеся в зале под строгими взглядами своих учителей?..
К барьеру, канальи!
Марьям Вахидова,
Независимый журналист.
12.11.2008.
POST SKRIPTUM
Посмотрев генеральную репетицию этого спектакля, я поняла, что у режиссера большие личные проблемы, о которых он кричит со сцены. Попытки найти его и поговорить... в минкультуры воспринимались как безнадежные: он никого не слышит, не признает, говорить с тобой не будет, потому что считает себя гением, вне критики... "Ну куда-то же он приходит? Есть у него кабинет?.." Оказывается, есть. Подловив гения у двери его кабинета, я решительно вошла первая и села к столу. Закрыв за собой дверь, он напустил на себя грозный вид, проигнорировав который, я спросила в упор: "У Вас проблема с квартирой?" "Да!" - не удивился он долгожданному, но не от меня, вопросу. "Я решу Вашу проблему, а Вы отказываетесь от своего "Рыцаря..."! Договорились?" - встала я, давая понять, что больше на его время не посягаю. "Где ты раньше была?" - смягчился его голос. Жестом пригласив присесть, он стал жаловаться, что на старости лет оказался почти на улице, живет в комнате, которую уступил ему молодой хозяин гостиницы "Кавказ"...
Квартиру Солцаев получил. Но уже за то, чего не должно было быть на чеченской сцене.
КТО ОСТАНОВИТ ПОТОМКА ЕРМОЛОВА?..
Министром культуры Д. Музакаевым после моего обращения к нему было проведено 19 ноября при моем участии совещание с виновниками "торжества", в результате чего спектакль был приостановлен, а сценарий должен был быть отдан для рецензии в Академию наук ЧР и на филфак ЧГУ. Но ничего этого не произошло. Догадываясь, что так и будет, в тот же день я встретилась с Ш. Гапуровым в АН и с Х. Туркаевым в ЧГУ. Прочитав с блуждающей улыбкой эту рецензию, директор Академии с ленцой ответил: "Это режиссерское видение. Ермолов ведь очень изменился к концу жизни... Если бы его не убрали с Кавказа..." - Дал понять он, кто является консультантом режиссера и сценариста Солцаева.
"Не может этого быть! Я не видел, не знаю, не слышал!.. Это безобразие нужно остановить! Обещаю Вам, что сделаю для этого всё!.. Но мне нужно посмотреть спектакль. Вы же знаете, что у режиссеров есть право на свое видение, это творческий народ..." - обволакивал своим голосом профессор, будто перед ним стояла студентка, не способная понять законы драматургии.
Узнав, что в школах стали распространять билеты, я стала звонить в минкультуры. Телефонные звонки прояснили, что в спектакль внесены «существенные изменения»: Ермолов больше не будет брататься с Бейбулатом, не будет плакать над его трупом, не будет мягкотелым адвокатом чеченского народа перед Николаем I и, самое главное – не будет РЫЦАРЕМ кавказских гор...
26 ноября в концертном зале во время «обновленной» версии можно было убедиться, что изменения действительно произошли: ведущий поубавил пыл и восторги по отношению к Ермолову, который на этот раз выглядел не свирепым и не мягкотелым, а растерянным стервятником, у которого отрезали язык и выпустили на сцену.
- Как съездили, Алексей Петрович? – вкрадчивым голосом спрашивает по-родственному Бейбулат Таймиев Ермолова, приехавшего из Питера, и молча, растерянно идущего мимо него. Решительно настроенный отстоять перед царем «умственно-развитых» чеченцев, генерал Ермолов тщетно внушал царю, что чеченец - «идеал воина-охотника». Этакий Робин-Гуд в набедренной повязке, гоняющийся в своих девственных лесах за дикими кабанами и вынужденный походя убивать на своем пути бледнолицых русских, взявших под государственную защиту несчастных животных.
Подлейший монолог "Таймиева" перед воинами-чеченцами сохранен во всем своем блеске. «Укоротили» языки только Садо, который «затыкал пасть» своему соплеменнику-«ублюдку» и Ермолову, который позволил себе вызвать к барьеру этого самого Садо – «продажную суку»!
Короче, вырезали аппендицит во время перитонита. Но обмануть зрителя не удалось. Зал только дважды горячо зааплодировал. В первый раз - когда ведущий рубил фразу твердым чеканным голосом: «Чеченцев никогда не разоружали, разоружали только их трупы!» Во второй раз – когда тот же ведущий в конце вспомнил о газавате погибших воинов в последних двух войнах, назвав их рыцарями гор. Громовое: «Цера гхазот дала къобала дойла. Аллах Акбар!» сорвали овации, которые тут же были использованы сценически – артисты вышли на поклон, как будто разделяют с залом сказанное ведущим в финале. Зал, согласно обычаю, встал, не прекращая оваций.
«Массера а белчера гхазот дала къобала дойла…»* - выходили зрители из зала.
Солцаевы могли бы торжествовать, поскольку все заснято на камеру… Если бы не эта их иезуитская изощренность в проведении своих далеко идущих грязных целей - замарать чеченский народ, который представляет собой на сцене: шайку грабителей, мародеров, убийц, стреляющих в спину подонков, «врагов дисциплины, закона и порядка», в общем - «узколобую нацию рабов, уродов и карликов…»
Но согласившись с такими «изменениями» и позволив на этот раз в то же самое дерьмо окунуть и сына Рыцаря кавказских гор Ахмат-Хаджи Кадырова – Рамзана Кадырова, действующего президента Чечни, министр культуры Дикалу Музакаев взял, надо полагать на себя всю ответственность за неизбежные последствия.
И пусть будет так.
* Пусть Аллах примет газават всех павших в двух войнах!(с чеч.)
Марьям Вахидова.
27 ноября 2008.