Газета "Вечерний Волгоград", октябрь 2010
Известный волгоградский писатель Евгений Лукин в начале 90;х написал четверостишье: «Если в зону придет демократия,/Как случилось у нас на Руси,/Власть возьмет уголовная братия/С пребольшим уголовным «мерси»./
Относительно того, какая власть сейчас в стране, промолчим, но отметим бесспорный факт — блатной жаргон или знаменитая «феня» широко простирает словеса свои в дела человеческие. И вот уже из уст самых высоких лиц слышится: «беспредел», «мочить», «кидалово», «порожняк»…
Откуда есть, пошла столь популярная ныне «феня», мы беседуем с филологом из Ростова-на-Дону Александром Сидоровым, более известным в литературных кругах под псевдонимом Фима Жиганец.
БЛИЦ-доПРОС
—;Любимая книга?
—;Их слишком много — от «Гаргантюа и Пантагрюэля» и «Швейка» до «Братьев Карамазовых» и «Понедельник начинается в субботу».
—;Любимый писатель? Поэт?
—;Тоже много. Но назову Николая Гумилева и Федора Достоевского.
—;Любимый композитор?
—;Моцарт, Чайковский, Вивальди, Шопен.
—;Любимый художник?
—;Тоже не слишком корректно. Боттичелли, Веласкес, Андрей Рублев, импрессионисты и постимпрессионисты практически все, «мирискуссники», особенно Добужинский, Бенуа. Многое у Пикассо, Малевича, Марка Шагала. Сикейрос и Ривера, Михаил Шемякин во многом интересен.
—;Любимые блюдо и напиток?
—;Из напитков — «Швепс». Из блюд — картофель в разных видах и шашлык.
—;Ваше хобби?
—;Моя работа — мое хобби.
—;Как бы вы провели абсолютно свободный день?
—;С внуком Владиславом.
«УРЫЛИ ЧЕСТНОГО ЖИГАНА…»
—;Александр, ваши переводы известных поэтов на «язык» российских уголовников очень широко распространены в Интернете. Я воспринял их, как удачный сатирический экзерсис. Как вы сами к ним относитесь?
—;Ну, они распространены не только в Интернете. Выходило два сборника классической поэзии в блатных переводах — в 1995 и 1999 годах. Они, как нынче говорят, «получили хорошую прессу», то есть была масса интервью, положительных рецензий и прочего. Меня приглашали на центральные российские каналы в разного рода ток-шоу, в том числе к Юлию Гусману и Саше Табаковой.
Конечно, это — иронический, пародийный жанр. Только многие путают объект пародии. Ирония нацелена, конечно, не на классику, а на носителей арго.
—;Приходилось ли сталкиваться с отрицательным отношением к вашим опытам со стороны ортодоксальных любителей классики?
—;Разумеется. Статистику не вел, но во время одного из прямых эфиров голоса разделились фифти-фифти. Причем как в среде обычных людей, так и в среде филологов, рафинированных интеллигентов. Кто-то воспринимает «Я с вас тащился; может, от прихода еще я оклемался не вконец» как глумление над классикой. Ну что же, имеют право…
—;А каково отношение к ним самих носителей жаргона — уголовников? Или выразимся в духе времени более политкорректно — людей нетрадиционной социальной ориентации.
—;Думаю, в этом случае они бы предпочли неполиткорректность. Специально не выяснял, но многим нравится. Но вряд ли эту категорию надо специально выделять. Там тоже люди самые разные по уровню развития и культуре.
ОКЕАН ФЕНИ
—;Интерес к уголовному жаргону мы отмечаем у многих писателей — от Достоевского до Гиляровского. Кого вы считаете своим учителем? Или, скажем так, авторитетом?
—;Владимира Ивановича Даля. Он изучал как живой русский язык, так и отдельно условные языки России, в том числе воровской. Из более близких по времени — Андрей Донатович Синявский, его «Голос из хора», например. Из филологов — Валерий Михайлович Мокиенко, исследователь русского фольклора, фразеологии, этимологии, автор замечательных книг «Образы русской речи», «Вглубь поговорки» и т.;д. Его исследовательские методы во многом сформировали меня как филолога.
—;Так откуда возник воровской жаргон? Откуда взялось слово «феня»? От носителей особого арго — торговцев;офеней или у вас есть другая версия?
—;Вообще жаргон уголовного мира, думаю, возник вместе с самой кастой профессиональных уголовников и арестантов. Не только в России, но и вообще в мире. У Сервантеса в «Дон Кихоте» мы его встречаем, или в воспоминаниях бывшего уголовника, затем шефа французской полиции начала позапрошлого века Эжена Франсуа Видока, в России, если говорить о литературе, у Матвея Комарова в «Жизнеописании Ваньки Каина»…
В нашем отечестве условный жаргон преступников стал интенсивно развиваться, видимо, с середины — конца XVIII века. Тогда же возникло и его определение — «офеня», «офенский» язык. Вообще-то правильнее — «афинский», то есть греческий, непонятный. Этимологию подтверждает и другое его название — «аламанский» язык (Аламания — Германия, Неметчина). То есть — нерусский, «тарабарский». Таким языком изъяснялись между собой бродячие торговцы-коробейники — «офени», чтобы сохранить свои секреты, в том числе количество товара, выручки, маршруты и т.;д.
Однако подобного рода тайные языки существовали у многих других «цеховиков» — бродячих песенников;лирников, шерстобитов, профессиональных нищих — кантюжников, мастырников… Из этих жаргонов тоже пополнялась лексика профессионального уголовного мира.
—;Меняется ли блатной жаргон? Какие законы, пардон, понятия, влияют на него кроме чисто языковых?
—;Конечно, со временем воровское и арестантское арго существенно меняется. Вот во второй половине XIX века сформировались два центра российского уголовного мира на Юге — Ростов;на-Дону и Одесса. Ну, помните знаменитое «Ростов;папа, Одесса-мама»… И на жаргон оказала влияние еврейская языковая составляющая. Появились слова из местечкового идиша, иврита. «Ксива», «хевра», «хипес» и прочее. Существовали славянская и еврейская направляющие в арго. Скажем, взломщик сейфов у славян назывался «медвежатник», у евреев — «шниффер» (это отражало и сам способ взлома: грубый и «тонкий»).
Вообще же в современном жаргоне сохранилось до 60% лексики живого русского языка Даля. То есть слова, выражения, поговорки и пословицы разных регионов России, диалектная лексика… Городские уголовники зачастую принимали такие незнакомые слова за «жаргон». Скажем, «гаман», «гашник» и прочее.
Особого расцвета арго достигло в сталинскую эпоху, поскольку была создана особая империя ГУЛАГа, через которую прошли все слои населения страны из всех концов Союза Советов. Вот в этом тигле выплавился уникальный, яркий, экспрессивный язык. К слову сказать, имеющий мало общего с тем, что можно услышать от нынешней гопоты в подворотнях или в сериалах о «блатной жизни».
—;Как вы объясните тот факт, что блатная лексика так широко распространена. Что это — сор, плывущий по реке, или ответвление реки?
—;Вообще-то, если говорить о классическом уголовно-арестантском языке, это, несомненно, ответвление реки, а не сор. Но он, к несчастью или к радости, но деградирует. В сталинское время носители были одни, в том числе интеллигенция, дворянство и т.;д., проходившие через ГУЛАГ, сейчас в большей мере — маргинальные отбросы.
Распространение убогой, адаптированной, жалкой версии русского уголовного арго наносит вред литературному языку, это несомненно. А популярность такого криминального сленга в современной России совершенно естественна. Больной язык востребован в больном обществе. Общество выздоравливает — выздоравливает язык. Но не надо переворачивать все с ног на голову: мол, криминальный язык ведет к криминализации общества. Ничего подобного! В здоровом обществе просто нет почвы для прорастания таких диких злаков.
—;Если феня станет при нынешних тенденциях всем понятной, то не потеряется ли ее смысл как тайного языка-шифра? Что тогда? Криминальному люду придется выдумывать некую «суперфеню»?
—;Сегодня арго — это профессиональный жаргон, предназначенный, скорее, для «самоопределения» уголовника в системе свой-чужой. Но никак не для «тайнописи», «шифровки» и т.;д.
ЕГО УНИВЕРСИТЕТЫ
—;Александр, а что вас подвигло так глубоко изучать эту самую феню?
—;По образованию я филолог, окончил в 1979 году отделение журналистики Ростовского госуниверситета. Так случилось, что распределение было у меня свободное, и в поисках работы я попал в газету для осужденных и лечащихся Ростовской области. Называлась она «Голос совести», в 1987 году стал ее редактором (и переименовал издание в «Тюрьма и воля»). Как человека с филологическим образованием меня в конце концов поразило и ошеломило богатство арестантского языка, его связь с фольклором русского народа, вообще субкультура каторжанского и жульманского мира. Передо мною открылась просто новая галактика… И я бросился ее изучать.
—;Такое знание предполагает весьма тесное знакомство с уголовным миром? В чем оно заключалось?
—;Во;первых, за 18 лет работы я не однажды побывал во всех местах лишения свободы Ростовской области, общался и с сотрудниками, и особенно с осужденными, подследственными, заключенными. Собирал богатый архив. Постепенно у меня появились друзья из «бывших» уже на воле. С некоторыми мы дружили семьями. Естественно, они вводили меня в этот мир настолько глубоко, насколько я никогда бы не погрузился, изучай я его просто как корреспондент, репортер.
Уже на пенсии круг моих знакомств как в правоохранительных органах, так и в криминальном мире значительно расширился. Я встречался с очень авторитетными людьми и с той, и с другой стороны.
Так что материала для книг у меня набрано на две жизни.
—;А что у вас выходило в последнее время и что ожидается?
—;Только что, буквально в начале октября, вышла книга, над которой я работал больше пяти лет. Она называется «Песнь о моей Мурке. История блатных и уличных песен». Это — занимательные историко-литературоведческие очерки о таких шлягерах, как «Мурка», «Гоп со смыком», «Одесский кичман», «На Дерибасовской открылася пивная», «Постой, паровоз», «Шарабан» и т.;д. Я постарался через историю этих песен показать историю нашего общества, быт, психологию нашего народа. Издатели говорят, что книга идет «на ура», и уже предлагают мне подумать о продолжении, поскольку я рассказал лишь о четырнадцати песнях, а их — десятки.
А в конце октября выходит уже сборник классических уголовно-арестантских песен с краткими комментариями и примечаниями.
—;Были ли случаи, когда знание блатной лексики как-то вас выручило?
—;Не столько лексики, сколько фразеологии и психологии. Одно время меня постоянно принимали за своего… как бы это сказать… представители мира мизераблей, отверженных. Прежде всего, конечно, уголовники. Предупреждали, что за углом милиция, передавали приветы от каких-то приятелей с немыслимыми «погонялами», спрашивали, где раздобыть наркоту. Мой сын, который иногда при этом оказывался рядом, хохотал от души. Видимо, род деятельности каким-то образом влияет, создает ауру.
—;Переведите на блатной язык очень оригинальный вопрос «Ваши творческие планы?» и ответьте, пожалуйста, на него.
— Забавный вопрос. Ну, примерно так: «Есть набой на делюгУ?» или «Что собрался работнУть?». В планах — толковый словарь блатного жаргона, словарь пословиц и поговорок блатного русского народа и многое другое.
Но вообще-то помимо исследований уголовного мира занимаюсь пушкинистикой и булгаковедением. Выпустил много статей и исследований, сейчас в одном из московских издательств лежит книга по «Мастеру и Маргарите». Гонорар за нее получил уже четыре года назад, а вот свет она так и не увидела. Мистика…
И еще одну книгу мечтаю написать, собираю материалы. Исследование о романе «Евгений Онегин» — о его переделках, продолжениях, пародиях на него, нелепых театральных переосмыслениях и т.;д. В общем, о его метаморфозах и удивительной жизни в веках.
Беседовал Георгий ПОПОВ