ПРЕДЫДУЩАЯ:http://www.proza.ru/2010/11/12/770
В лагерь Георгия прибывали люди из разрушенных городов и лагерь теперь принимал их: многолюдство было надёжнее, да и рабочие руки были нужны для работы на поле, на строительстве бараков и для охраны. Проблемы с питанием уменьшились из-за того, что в лагере появилсь люди, до Конца Света занимавшиеся любительской охотой и хорошо знавшие места, где водились дикие утки, рябчики, зайцы и даже кабаны. К тому же, были и знавшие толк в рыбалке, выезжали на автобусе к более полноводным речкам, где добывали много рыбы. Рыбу приходилсь глушить, чтобы она доставалась в большом колчестве, но ни одна рыбёшка не пропадала даром, рыбаки подбирали всё и везли в лагерь не один мешок с рыбой.
Да и земля давала урожаи. Правда, не такое изобилие, как хотелось бы, но семян получилось больше, чем засеяли изначально, да и часть пшеницы и овощей пустили в пищевой рацион.
Питались, в основном, рыбой и мясом, поэтому картофель и овощи превратились в лакомство. Как жадно съедалась сырая морковинка, которая до Конца Света не особо ценилась, не считалась едой! А лук и чеснок и вовсе оказались бесценным продуктом.
Постепенно в посёлке вырастали новые дома из старого кирпича. Это были параллелепипедные бараки, продолжавшие расти в длину из-за того, что к ним постоянно пристраивались другие жилые и нежилые помещения, комнаты. В каждую из таких комнат набивалось до сорока и больше человек - только для ночлега на трёхъярусных полатях.
Вентилировались эти помещения за счёт маленьких окошек и отдушин - щелей под самой крышей длиной в пять-шесть кирпичей и шириной в один кирпич, но это всё равно не спасало от духоты, жары. Тем не менее, изнурённые трудами и заботами от раннего утра до позднего вечера люди не страдали бессонницей, и забравшись на полати, мгновенно забывались крепким глубоким сном.
В лагере обитало уже более тысячи человек и более сотни из них занимались только охраной лагеря. Более того, Георгий занялся обучением военному делу подростков в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет и среди них было немало девушек. Но обучение не освобождало их от работы.
Рита, наблюдая окружавшую её атмосферу, задумывалась над тем, что ей повезло оказаться членом именно этого лагеря. Ведь другие деревни живут гораздо хуже: одни - в рабстве у бандитов, другие постоянно подвергаются грабежам, нападениям. А здесь, в вотчине Георгия все надёжно защищены и вооружены и головорезы, получая достойный отпор, уже не решаются повторять попытки захватить поселение. Да и сыты теперь все, вот уж и нужды больше нет питаться лягушачьим супом. Пусть еда и достаётся тяжеленным трудом, а всё-таки она есть.
" - А может, права была Ирка-то, - рассуждала Рита, - что ребёнок, которого она мне кормить грудью подсунула - не простой??? Ведь не шутка это: новорожденный младенец в глубоком завале не погиб, несколько дней не кормлен - а выжил! Ведь, если рассудить хорошенько, это же чудо! Чудо и есть... Может, и вправду какие-то силы помогают ему, да и лагерю заодно, что мы над ним опеку взяли???"
Прежде, когда лагерь жил впроголодь и были случаи смерти людей от недоедания в совокупности с тяжёлым трудом и перегревом тела, Рита считала своего выкормыша обузой для себя и ни в коем случае не желала признавать себя его матерью. Она даже не утруждала себя лишнй заботой придумать ему имя. Мальчик поностью перешёл на руки семилетней немой девочки Ханумы.
Родители Ханумы и её младший брат погибли во время землетрясения, а несчастный одинокий ребёнок, потерявший от ужаса дар речи, просто прибился к толпе взрослых, как и многие другие дети, потерявшие родителей. Ей поручили нянчить ребёнка, которого Рита кормила грудью, и девочка умело с этим справлялась, потому что имела опыт: почти целый год до Конца Света она нянчила собственного младшего брата. Теперь девочка возилась с таким же сиротой, как и она сама, только время от времени приносила его на кормелние Рите, занятой тяжёлым трудом, так же, как все.
Когда ужас голода миновал и появилась бОльшая надежда на выживание, люди лагеря немного повеселели и смягчились, Рита стала ловить себя на новых, необычных мыслях, от которых сосало под ложечкой: " - Кто я была до той поры, пока это всё не случилось? Уборщица, которую никто за человека не считал, не уважал, никем была. Правда, была у меня своя квартира, не очень престижная, хрущовка, но мне-то хорошо было там, комфортно... А только жила ли я? Всю жизнь проползала каким-то муравьём, козявкой, тянула лямку... А теперь, вот, если этот ребёнок и в самом деле чудо и совершит великие дела? Значит я - мать великого человека?" Такие мысли побуждали Риту называть своего выкормыша "сынок" и даже дать ему человеческое имя - Серафим. Почему она так назвала его, она и сама не могла понять, просто в голову пришло - и всё. Порою она брала его на руки и, баюкая, гордо прохаживалась по лагерю. Никто не обращал на неё внимания, только любопытный взгляд Михалыча однажды зметил это. " - Это неспроста, " - подумал он, но не мог найти для себя объяснений.
Иван Михалыч относился к разряду сильных личностей, твёрдо стоящих на земле. Когда во время землетрясения он потерял свою семью, он обезумел от горя, он невзвидел света, но рассудок его был достаточно крепок, чтобы со временем восстановиться и направить всю свою мощь на борьбу за существование. Причиной его жажды жизни была не любовь к ней, а животный страх перед смертью. Он не оглядывался на прошлое, не рисовал картин будущего, он жил только в настоящем времени, проходившем в трудах и борьбе.
И однажды, засмотревшись на Риту с младенцем на руках, он вдруг подумал о ней, как о женщине: " А ведь могла бы стать мне женой! Не хочу я быть одноким, пара мне нужна. Я ведь не стар годами, сорок шесть ет и для женщины не старость, а для мужика и подавно. А что, разве не хорошая вышла бы из Риты опора мне? Ведь живучая какая, выносливая! Вкалывала не меньше других в жаре лютой, а ведь ни разу сознания не теряла ни в поле, ни на стройке! А другие помирали от таких трудностей."
До Конца Света Рита не была для него женщиной, она была одной из покупательниц того, что он крал у своего хозяина, усадьбой которого управлял. Толстая, некрасивая, не очень молодая, она не привлекала его, он не собирался с ней изменять своей жене, которая при жизни была если не красавицей, то женщиной видной, интересной, эффектной. Но теперь не следовало оглядываться назад, где остались как светлые деньки благополучной жизни, так и ужас потерь, боль, горе. Сейчас имело значение только настоящее и будущее.
Всё чаще теперь старался Иван находиться возле Риты и трудиться рядом с ней, а при случае - заговорить.
Распределением людей на те или иные работы в лагере занимался друг Георгия Анатолий и Иван то и дело упрашивал его, чтобы тот отправил его трудиться рыдом с Ритой. Иван стремился с ней заговорить при любом удобном случае, даже когда она кормила грудью ребёнка.
Однажды Михалыч бросил случайный взгляд на личико младенца, припавшего к груди своей приёмной матери, его душа дрогнула. Ему показалось, что дитя, которому ещё нет и года, смотрит на него пронзительным, не по-младенчески всепонимающим взглядом и что у него нет зрачков. Охнув, Иван немедленно сказал об этом Рите.
Та усмехнулась, посмотрела в серые глазки Серафимушки.
- Как же - нет зрачков? Вот они, на месте! Что-то, Ванечка, совсем чердачок у тебя бекренит...
Иван также заглянул в глаза ребёнка, засмеялся и плюнул себе под ноги:
- Тьфу, привидется же такое, совсем жарища мозги съела!
Затем он обратил внимание на грудь Риты и подумал о том, что хоть сама Рита и превратилась лицом в старуху, поседела, выхудла и высохла, как щепка, а грудь-то у неё не старушечья, а наливная, ещё ядрёная...
Как во сне Иван приблизился к Рите и обнял её за талию...
Мурашки побежали по телу Риты, она и не ожидала от своего измученного преутомлённого тела такой реакции от прикосновения мужчины. Очевидно, природа требовала своего, не смотря ни на что.
Ханума унесла Серафимушку в барак, а Рита и Иван занимались любвью в кустах черёмухи неподалёку от лагеря. Они жадно и исступлённо целовали друг друга в постаревшие лица, обнимались, катались по земле, смеялись, стонали и обоим было хорошо. Можно сказать, что они были по-своему счастливы.
После этого случая они встречались ещё несколько раз, а потом перед всем лагерем объявили друг друга мужем и женой.
Размеется, по этому случаю отдельной комнаты они не получили, они могли только засыпать рядом на полатях, но не заниматься сексом: бок о бок с ними храпели на общем лежбище их соседи. Но и было достаточно просто осознавать свою супружескую связь и, когда позволяло время и силы, убегать в лес на свидание.
" - Вот оно как получилось-то! - смеялась про себя Рита. - Кому - война, кому - мать родна! Кто б мог подумать, что после такого лиха я своё счастье найду! Да разве ж я раньше-то Михалыча годным для брака считала?"
Теперь ей нравилось простое мужицкое лицо нового мужа, то, что он невысок и коренаст, его светлые, как солома, волосы, густые усы и особенно его голубые глаза, особенно, когда они смотрели на неё ласково. Она впервые почувствовала себя замужней.
Первого мужа она не любила. Это было толстое, тупое, нервное и безвольное существо, к тому же, маменькин сынок. Ему было под пятьдесят, когда умерла его мать и он остался единолчным владельцем хрущовки из двух смежных комнат. Из-за этой квартиры Рита и женила его на себе, потому что к тридцати годам так и не нашла себе мужа получше и очень хотела уйти из родительского дома. Он женился на ней, потому что она неплохо готовила, а он любил поесть, да и не был он приспособлен к самостоятельной жизни.
Жили они плохо, скучно и тоскливо. Рождение дочери Насти не скрасило их быт и когда муж Риты умер от перитонита, она только облегчённо вздохнула. Впоследствии и смерть дочери она пережила, хоть и рыдала после её похорон трое суток без остановки.
А теперь в жизни Риты появился человек, который становился ей всё роднее и роднее и, может быть, именно от этого у неё начали появляться какие-то небывалые материнские чувства к приёмному сыну, который, к тому же, всё больше казался ей необычным созданием.
ПРОДОЛЖЕНИЕ:http://www.proza.ru/2010/11/13/780