Себя я помню лет с четырех. В пять лет меня отвели в детский сад. До этого я сидел дома то с няньками, то с мамой. И проблем со мной до этого возраста не было. Домашний ребенок в детской общественной клумбе начал хиреть. Сначала я капризничал, не хотел выполнять казарменный распорядок сада. Отчего меня частенько наказывали. Очередной тихий час я не собирался засыпать, меня выставили в угол и забыли, а я очень захотел в туалет и накакал в трусы. Воспитатели сильно ругали меня за то, что я не попросился на горшок. Как они не понимали, что пятилетний Витя слишком независим и упрям, чтобы унижаться!
Потом начались частые ангины, которые мучали меня по-нескольку раз в году почти до совершеннолетия. С высокой температурой, с ночными детскими кошмарами, с жуткими болями в голове и по всему телу. Я научился терпеть этого монстра, смиряясь с тем, что он приходит без спроса и забирает меня на время из радостей моего детства. Даже научился различать первый сигнал его появления – легкий секундный озноб - и я понимал, что это чудовище уже снова здесь и уцепилось за мое горло. Я терпел горчичники, от которых жгло спину и грудь. Я терпел кипяток в тазике, где родители заставляли меня греть ноги. Ну, может быть, только горячее молоко с медом я принимал с некоторым удовольствием. Насколько живуча эта народная медицина, я понял, когда применял то же самое на своих детях.
Однако самое эффективное средство от ангины я нашел интуитивно. Естественно в моем клиническом случае то, что родители запрещали мне пить холодную воду, опасаясь за очередное обострение ангины. Но меня почему-то непреодолимо тянуло пить именно ледяную воду. Сначала я делал это в тайне от родителей, когда немного подрос. Причем, пил воду именно ледяную, только что принесенную из колодца, в которой даже льдинки еще плавали. Потом начал пить уже в открытую, не обращая внимание на возражения родителей. И что вы думаете? Чем больше и чем холоднее я пил колодезной воды, тем реже меня посещал «ангиновый монстр».
В пятилетнем возрасте я заболел менингитом. Смутно, но помню, как моя соседка, педиатр от бога Вера Петровна Овчинникова (светлая ей память!) спасала меня в березовской райбольнице. Мама вместе с врачом ни на минуту не отходили от меня, пока кризис не миновал. Своевременная ли диагностика, лекарства или пункции спинного мозга благодаря моему ангелу-врачу сохранили мне жизнь? Или высшие силы уготовили мне более продолжительную судьбу? Однако, это был не последний случай у черты.
В шесть лет я чуть не утонул. Точнее, почти утонул. Теплым летним днем мы по привычке прибежали купаться на мелководье нашей Шаквы возле кирпичного завода. Но на этот раз после сильных ливней река поднялась, и быстрое течение смыло меня на глубину. Я выбился из сил, бултыхая ногами и руками, и фактически скрылся под волнами. Ниже по течению какие-то мужики смолили лодку, и один из них стал моим спасителем. Как он успел заплыть и разыскать меня в мутной воде? Родители после этого случая долго не пускали меня на реку. Но потом эти тревоги постепенно улеглись, а я в семь лет научился плавать в пионерском лагере, и с водой у меня наладились нормальные отношения.
Что еще я помню из раннего детства? Когда родители привозили меня в город, я почему-то очень боялся поездов и трамваев. Заставить меня перейти рельсы, если в пределах видимости двигался какой-нибудь поезд или трамвай, было практически невозможно. Я вопил на весь вокзал или улицу, гробя репутацию своих родителей. Никакие их увещевания и ругань не помогали снять мой страх. Что это было? Может, какая-то трагическая память прошлой жизни?
Школьные годы начинались вполне благополучно для моей натуры. Природное любопытство ребенка легко соединялось с познанием новых умений читать, писать и считать. Тем более что мне досталась очень хорошая учительница начальных классов, как говориться, педагог от бога. К сожалению, уже не помню, как ее звали. Наверное, благодаря ей я закончил третий класс круглым отличником. Дальше началась обычная общеобразовательная «солянка» из разных предметов, которые я с трудом выносил. И у каждого предмета был свой преподаватель с претензией на вершину знаний.
Почему ребенка надо заставлять зазубривать массу информации бесцельно, не развивая в нем понимание, зачем ему это надо, вместо того, чтобы побуждать школьника к желанию самому делать маленькие открытия? Нам, наверное, пытались объяснить, что это все пригодиться в жизни. Но мой личный опыт показал, что на самом деле школьная программа на 99% просто библиотека, в которую ходят единицы. Нас дрессировали жить в стаде и подчиняться пастухам – вот и вся цель такого образования. Это постоянное психологическое насилие настолько меня достало, что к восьмому классу я практически прекратил учиться. То есть воспринимал только то, что мне было интересно (а это был небольшой процент информации), и игнорировал все, что было в нагрузку. Домашние задания делал, что называется, «задней левой ногой» или «замыливал» совсем. Обязательную программу по литературе ограничивал только критическими аннотациями из хрестоматий. Мне жалко было тратить свое время на то, чтобы проживать чужие придуманные жизни из толстых книжек прошлых веков. В конце концов, я превратился из отличника в хорошиста с зачатками троечника. Единственный предмет, который я любил, был физкультура. Там можно было бегать и прыгать, не загружая мозг всяким интеллектуальным мусором.
Родители в отношении моей учебы были достаточно мудрыми. Они контролировали процесс только по факту, то есть, заглядывая время от времени в итоговые отметки. Спасибо им за то, что они не висели над душой каждый день.
Отец до 1965 года мотался в нефтеразведке, именно, мотался, потому что пропадал на дни, а то и на недели в экспедициях, и возвращался иногда «на бровях». Семейная жизнь не сильно изменила привычки отца. Он по-прежнему любил шумную компанию и хорошую порцию алкоголя. Помню, как частенько мать посылала меня на околицу встречать папулю. Обычно заранее она получала известие от «добрых людей» о том, что ее благоверный никак самостоятельно не удержится на тротуаре, чтобы дойти до дома. Витюша бежал навстречу и служил маломальской опорой вдрызг пьяному папочке. А папочка в процессе этого трудного пути толкал речи на всю деревню о том, что только вот этот сынуля его любит и понимает. А я изо всех сил помогал ему стоять на ногах, потому что любил отца таким, каким он был. Он ни разу в жизни не ударил и ничем не оскорбил меня. Он был очень добрым и любящим отцом. Конечно, и мама любила меня не меньше отца. Просто нрав у нее был жестче, она не практиковала телячьи нежности, тем более по отношению к мальчикам.
Образ жизни Саши Цыбина резко изменился, когда его в 1965 году пригласили в райком КПСС на ответственную должность инструктора. Сама роль партийного функционера требовала правильного поведения. С этого момента как отец он очень вырос в моих глазах. Я гордился его принадлежностью к элите местного общества. Примерно в это же время Александр Иванович начал посещать вечернюю школу и к 1970-му году ее закончил с аттестатом о среднем образовании. Среднее образование для его партийного статуса было обязательным атрибутом. Отец стал правильным во всем, изнутри и снаружи. Только в разных теперь уже приличных застольях, которые он не пропускал, батя по-прежнему был балагуром и где-то хулиганистым охальником.
До 1967 года мама работала швеей в быткомбинате. В 1967 году она окончила курсы закройщиков, и ее повысили в должности. А в 1972 году она прошла курсы инженеров, и ее назначили главным инженером Березовского быткомбината. С высоты лет я предполагаю, что мама была настоящим предпринимателем. Деловая хватка у нее была, что надо. Кроме государственной обязаловки в комбинате она на дому обслуживала клиентов со всей округи. И даже из городов по рекомендациям довольных клиентов к Тоне Цыбиной приезжали, чтобы в убогое советское время заказать себе модный костюм, платье или пальто. По-моему, мама была прекрасным модельером. Самые последние журналы мод она творчески изучала и применяла в раскроях тканей. Даже отцу и нам с братом она шила самые модные по тем временам вещи. Свою репутацию профессионала она поддерживала всегда при любых обстоятельствах. Уже взрослым человеком в рассказах отца я услышал истории, в которых Антонина Петровна проявляла железный характер: не смотря ни на какие дружеские отношения в коллективе комбината она порой так «наезжала» на своих работниц за халатность, что ее собирались много раз если не убить, то уж побить точно.
В начале семидесятых мама по примеру отца тоже пошла в вечернюю школу и в 1975 году получила аттестат о среднем образовании. Таким образом, к этому моменту она имела среднее специальное образование инженера по бытовому обслуживанию населения. Казалось, впереди отличные перспективы в окружении все растущей армии благодарных клиентов. Но в первой половине 70-х годов начали сказываться последствия осложнения после менингита, который мама перенесла в молодости. Здоровье катастрофически ухудшалось. С 1976-го года ее перевели на группу инвалидности. В 1979 году врачи сделали матери трепанацию черепа и ужаснулись: половина мозга была затянута известковыми отложениями. Болезнь Альцгеймера не оставила ей шансов прожить спокойную старость. Еще 15 лет она промучалась на этом свете, перенося страшные головные боли, эпилептические приступы и периодические потери рассудка. Почему высшие силы посылают тяжелые испытания таким замечательным людям, как моя мама?
Вспоминая свои отношения с семьей, я отмечаю еще один интересный факт. Родители очень часто брали меня в различные поездки к друзьям, к родственникам, водили меня с собой в гости, на какие-то кинофильмы, концерты. Но почему-то брата Толю не брали почти никогда. Похоже на то, что я был любимчиком. На этой ли почве, или по другой какой причине, но брат частенько отыгрывал на мне накопившуюся неприязнь. Когда мы оставались вдвоем без родителей он «воспитывал» меня по полной программе, гоняя по всем углам нашей квартиры. А я потом, естественно, жаловался родителям, и брату доставалась своя порция «воспитания». Но, несмотря на это он был для меня примером во всем. Я хотел одеваться, как он, носить обувь, как он, стричь прически, как он, играть на гитаре, как он. Напрасно мама пыталась меня убедить, что я еще не дорос. Шесть лет разницы в возрасте меня не останавливали.
Когда мне было лет семь или восемь брат принес домой гитару и с утра до ночи бренчал на ней какие-то дворовые песни. Я был настолько заворожен этим процессом, что доставал Толю просьбами научить. И ведь научил! Я подружился с гитарой на всю жизнь благодаря моему любимому брату.
Как-то однажды, когда мне было 10 или 11 лет, родители повели меня на концерт. На афише было написано имя какого-то иностранца. В те времена не то что иностранец, а приличный отечественный артист в наш сельский клуб не заглядывал. Зал был переполнен любопытными односельчанами. Каждый хотел посмотреть на диковинного гастролера. А этот артист, пожилой уже старичок, демонстрировал просто чудеса. Он на чистом русском языке просил спрятать в зале у любого зрителя любую вещь, а потом спокойненько ее находил. Он заставлял человека, которого я знал как моего соседа по улице, написать какую-нибудь фразу на листке бумаги, спрятать ее в карман другому зрителю. А потом этот старик брал моего соседа за руку и не только находил зрителя с запиской, но и, не открывая этой записки, читал текст в ней. В течение всего представления творилась какая-то невиданная магия. Седоволосый маг за считанные секунды перемножал между собой несколько семизначных цифр, которые до этого были записаны зрителем из зала на доске, и при этом доска вращалась в момент счета с приличной скоростью.
Для меня это представление казалось просто цирком, игрой фокусника, который ловко проделывает свои трюки. Только много лет спустя, когда открылись многие тайны советских умолчаний, я вновь услышал имя этого мага – Вольф Мессинг. Так судьба подарила мне встречу с одним из самых великих ясновидцев в земной истории.
Май-август 2010