http://www.youtube.com/watch?v=xm8kpZoX32k
Человек смотрел в высь. И не важно, кем он был, главное - что смотрел во все глаза, до головокружения смотрел в небо, пока оно не начинало звенеть. Может, на самом деле звенело и не небо, а у него в голове. Но разве это было важно? Ведь звенело же! А если смотреть в небо по тысяче раз на дню, то и тогда не увидеть его одинаковым; и, потому, как звенело оно в тот миг, так в другие моменты могло переливаться на все лады - звучать музыкой, какой угодно.
И Вальсом тоже.
Вальс дрожал по ту сторону век, подчиняя своим тактам, вырастая на взлетах и язвительно умиротворяясь; Вальс трепетал летним еще ветром за окном и вдруг проливался горячей каплей, упрямой и ненужной. Вальс не верил, что мир оглох, зачерствел и забыл, ведь что-то должно было ударять, ранить и радовать.
И он был. А вот любви наверно уже не было. Минуло четыре года, и притупила память круговерть новых надежд. Амбиции? Их всегда было даже слишком, но, возможно, именно они и спасали.
А Вальс?
Друзья любили кичиться своим романтизмом, вроде рассветов, встреченных на балконе, когда мысли дребезжали от усталости, им в унисон кололась голова, но что-то заставляло ждать первого луча и просветляться вместе с горизонтом. И каждый свято веровал, что такое происходило лишь с ним одним. Билось сердце: " Романтика? Нам восемнадцать, и, значит, она жива! Когда состаримся, тоже будем опрометчиво верить, что остаемся последними её хранителями, и скрипеть о нравах". Очень может быть, что мир стареет и блекнет в веках... Но. Всегда будет кто-то, ослепленный первым лучом, и, дай Бог, всегда кому-то будет восемнадцать. И тогда он лучше расскажет историю своей любви, и история будет лучше, да, возможно, как и сама любовь. А той любви уже давно не будет, как бы не хотелось верить в её бессмертие.
Так пусть рассыпется она в этом Вальсе!
В них много общего, как сила, данная Всевышним одержимому мелодией прозрачно слышать, а пятнадцатилетнему сердцу истово полюбить.
Разве, так уж важно, где и при каких обстоятельствах это было? Ведь звуки музыки могут застигнуть повсюду. Важнее та радость, которую приносил день ото дня безмерно синий свет серо-голубых, в действительности, глаз. И эта радость длилась не коротко. И было совсем не легко парить над миром, но даже за частую боль восславлялось небо в ежеминутных молитвах. И любое слово, движение, предугаданная мысль обретали иной смысл, наполнялись бездонной важностью и береглись пуще святыни.
Если верить, мечты исполняются. И они исполнялись!
Так длилось. Но подходила черта, когда должны были открыться новые двери. А там, до черты, оставалось лишь одно желание: станцевать Вальс. Впервые в жизни...
И счастье не ускользнуло: был Вальс. Именно так, как Должен Был Быть. Это потом ничего не было. А Вальс Был, и он застил собой грядущее, с лихвой окупил несбывшееся.
Все прошло. Как, видимо, тоже должно было быть. Но, дрожа на ресницах, Вальс улыбался. И был благодарен. За Все.
2004 г. (очень древнее)