За горами, за морями да по-за житныма полями, скрозь няши и лесны чашшобы, там, где летом снег вырастат из-под земли в сугробы и солнце ночью слепит синим светом…
Которой век без спросу жили – поживали, добро своё пропивали два бывших суходольца, по именам похоже как Щупырь да Хухоршшик. Детей у них не было, хозяйство они вели бестолково, а промышляли – всяк по своему: што Щупырь ни найдёт, то Хухоршшик враз к месту приладит.
Вот нашарит, к примеру, Щупырь доску каку али важину, а Хухоршшик в тотчас с неё стружку сымет, опилки выпустит и под стреху затолкат до поры. А если выведет Щупырь на како грибно место, то Хухоршшик тут же всё оберёт. Которо насолит, которо заквасит, а из остатнего самогонку выдавит.
Так-то они оба выглядели как обычны: пили со всема по осени кисло вино в овинах, елозили по житне ватником в потёмках, прятались зимой от белых мух в сумёт, сучили дрань на выданьи. Но была у них одна и та же непонятна особеннось: они Смерть могли видеть, а она их – нет!
По-началу то они от Смерти всегда держались поодаль и наостороже, но пожив уж так наловчились угадывать, в котору сторону вперёд она косой своею замахнёт, што без боязни суетились под носом у слепой старухи энтой, и даже дрёмывали оногдысь в прохладе ейной тени.
Бывало, пойдёт мор по усёльям, а Щупырь с Хухоршшиком загодя ише в тайгу убежат, капканов там наставят да ловушек, сядут в бору на лабазе и едят медвежьи котлеты с грибной брагой вперемешку. По последнему насту ужо воротяться обратно на село живёхоньки, шкурок сдадут в райпо, моху да шишек сухих по три вороха, опять же и денег попросят на опохмел.
Али сунутся они вдруг ни с того ни с сего в голо море на шняке косопузой с розным парусом да худым веслом – на верну смерть уйдут! Аккурат по ту пору и сувой в шшельях подымется небывалой, да и потопит рыбаков многих на тонях. А Щупырь-то с Хухоршшиком инде прибьёт обратно штормом в берег – сами распьянюшши, а рыбы всякой да пустых бутылок в их шняке поверх бортов навалено. «Нате, – скажут, – поелошьте, мы тут вам притянули». А вокруг ажно вой подымается: «Да пошто-от Смерть-то токмо вас, окаянных, не забират?!» «Видать, она теперя в другом месте промышлят!» – отбрешутся, и уползут двоима отсыпаться на полатях.
Но, штоб и вовсе жить спокойно, от Смерти в стороне, затеяли Щупырь с Хухоршшиком построить себе Вечной Дом. Для дела отобрали матерьялу подходяшшего: на стены комлей от вековых лиственниц – смоляных да виловатых, на крышу тёс осиновый - нетленной, в подполье лёд уложили, пиленый из вечных льдин. Печь не стали складывать – чтоб огонь в дом не пробрался изнутри. Окон не прорубали вовсе, а вход сделали с западнёй. Напоследок сыскали в лесу кокору здоровушшу, вытесали из ней охлупень тяжеленной, и стали они двоима его на конёк затягивать, штоб крышу штормом не сорвало: Хухоршшик сверху тянет – ухманит, а Щупырь снизу правит – поддаёт.
Упрели оне все и не узрели впопыхах, што охлупень-от другим концом вдруг в оподолье чёрно упёрся! Хухоршшик – тот дёрнул посильне, оглянулся да и рявкнул невпопад: «Эй, ты! Подвинься-ко, старуха! Застишь нам тут!»
Опомниться ишше не успели, как смахнула Смерть их своею вострою косой, и покатились они по земле сырой, как два обабка, в разны стороны…
Времена те бестолковы давным – давно прошли. В местах энтих уже и люди жить стали. А Вечной Дом тот – до сих стоит целёхонек. Молоко в нём хранят – не киснет, и рыба не портится. Которы несведушши люди, – лЕдником его теперь называют, а которы сведушши, – пОгребом.