По щучьему велению. ред

Паша Ксенина Оксана Десятерикова
Было на душе у Коленьки радостно и весело. Легкость необыкновенная внутри. От того, что проснулся он ранёхонько, подошел к оконцу, и открылась взору его ещё сонному картина необыкновенная. Солнышко просыпалось за крутым косогором и озаряло всё вокруг. Коленькин дом располагался на холме, а деревня Грязевка - в низинке, у самой речки. В речке той, Матыре, щук из покон веков видимо-невидимо. К столу самого Иоанна Грозного тех щук поставляли. И сколько замечательных историй про щук знали грязевцы! А одну из них в известную сказку сложили. Ну, так это городские да грамотеи говорят, что все в ней неправда, а сами приезжают в Грязевку в надежде ту самую щуку изловить, да только главной хитрости не знают, а грязевцы эту хитрость никому чужому не говорят.
Есть обычай у грязевцев - пройтись после рыбалки по главной улице с уловом у всех на виду, чтобы каждый мог надеяться на будущее, что, мол, та, моя щука, волшебная, которая все желания исполняет, еще не поймана, а, значит, жизнь не кончена и все хорошее еще впереди.
Ну, а обычных щук, не волшебных, грязевцы сушат, вялят, коптят, фаршируют, бабы котлеты и уху из щук с укропом и перчиком черным молотым варят. Лакомство.
Грязевцы - счастливые, веселые люди. Вот бывает же такое! Вроде бы и телевизор у каждого в доме есть, и знают ведь из новостей, какие в мире грандиозные события происходят. И про фондовые торги в Европе и рост ведущих индексов слыхали, и про цену нефтяной «корзины» ОПЕК, данные отчета Нюрнбергского института о потребительских настроениях и росте потребительского доверия по центральному каналу грязевцам регулярно докладывают, про индекс ММВБ тоже не скрывают и ежедневно твердят в новостях.
Ан, нет по тому поводу у грязевцев никаких переживаний и мнений! Выйдут Ленка с Зинкой за калитку, рухнут на лавку телесами, и ровно в 22.00 давай песни про любовь орать. А тем временем к Филлипинам приближается тайфун «Парма»,а в Индонезии землетрясение,а в США окончание рецессии, но Ленке с Зинкой все нипочем. Индифферентно. Их даже не взволновала новость о том, что в Голландии народ протестует против кастрации свиней без анестезии!
У соседнего дома в это же время на пересуды собираются. И нет бы про мировой экономический кризис поговорить, так тут разговоры покрупнее будут. Обсуждают Семеновна с Кузьминичной, что в Грязевке за день случилось, кто куда ходил, зачем ездил и с кем, что привез (ежели из города), у кого кто родился, женился, помер, и, самое главное, от чего практически всю Грязевку уже много лет баламутит, почему у Лукича пенсия такая же, как у Никофоровны, хотя он всю жизнь не работал.
И невдомек грязевцам, что гондурасские путчисты отменили комендантский час, а Президент Гондураса Мануэль Селайя укрылся в посольстве Бразилии в Тегусигальпе. Да и про страны такие грязевцы только по телевизору слыхали. А есть ли она эта самая Бразилия с Гондурасом на самом деле, нет ли - еще вопрос. Вот речка Матыра – правда. Вон она. По деревне протекает. Лес с дубами-березками - тоже правда. А где она - эта Бразилия с Гондурасом? Кто их видел? Некогда грязевцам такими названиями светлы головы забивать.
Глядел, глядел Коленька в оконце, улыбался солнышку, да и вышел на крыльцо. Пузо худое втянул, руки-крюки самолетом расправил, пальцы-мосОлы порастопырил и выдал из нутра:
-Ааа!
По дороге Жорик-сосед идет.
- Выпить хочешь? - шумнул Коленька.
Жорик мигом во двор проскочил.
Cловно по щучьему велению, появился в аккурат напротив крыльца рядом с вишней молодой, что лет семь назад сама незнамо откуда взялась и проросла, стол деревянный. На столе - скатерть льняная, самобранка. На скатерти - три литра в пузатой бутыли. И в посуде, хохломой расписанной, красуются огурчики малосольные, сальце черным перчиком посыпанное, хлебушек горячий, будто только что из печи, опята с чесночком, сметанкой и холодец говяжий.
Жорик глаза четко на холодец направил. Долго по нему бороздил. Потом плечами пожал и говорит недовольно:
-А холодцом я не закусываю.
Тут холодец исчез вмиг, появилось блюдо с отварным картофелем, зеленью, тушеной капусткой и разваренной рулькой свиной.
Коленька, не удивляясь появившемуся откуда ни возьмись ни столу, ни яствам, ни замене блюд по щучьему велению, приволок из хаты две табуретки. Расположились они с Жориком под вишней. Раз налили - да огурчиком, два - да под опята, а после третьей и рулька с капусткой хороши.
-Убить бы день, а ночи и не увидим,- изрек Коленька.
-Твоя правда,- вторит Жорик.
Хрустит Коленька лучком-петрушечкой, а Жорик все больше на рульку свиную с картошечкой налегает. На дворе весна, вишни-яблони в цвету, белые гроздья головы ласкают. Пчелы жужжат, солнышко припекает, уж и лениться-то лень, душа разворачивается на все направления. Размечтался Коленька. Вспомнил детство свое, как рыбачил с отцом на Матыре, как с бабой Нюрой в лес за грибами-ягодами ходил, как собирались вечерами с детворой на крыльце и, заманив деда Матвея какой-нибудь детской хитростью, заставляли в сотый раз рассказывать про войну. Расчувствовался Коленька, пред глазами поплыло, словно на акварельный этюд пол-литра пролили. Нет деда Матвея, некому про войну рассказать, но фантазии только дай волю, а уж под водочку - так и совсем хорошо. И видит Коленька, что на плечах пшивинького пиджачка Жорика - погоны офицерские, а звезды, как само солнце улыбаются.
Тут в калитку Михалыч-сосед, упругими боками протиснулся.
-Мужики! - шумит уже издалека, - Вам помочь или не мешать? Что отмечаете?
- Дела тут - государственные,- отрапортовал Коленька. -Жорик - человек военный, за Матырой - дивизия дожидается, утром в наступление идти.
-Не помню ничего такого,-удивился Жорик.
-Ццц, - прошептал Коленька. - Тайна эта - военная, если потерял - трибунал и расстрел. Иди домой с семьей прощаться.
Обмяк Жорик.
- Оооо, - захохотал Михалыч, - видать, и впрямь, не так страшен танк, как его пьяный экипаж.
-Выпей, - предложил Коленька.
-Не пью я водку.
-А что ж ты пьешь? - поинтересовался Коленька.
-Коньяк пять звезд,- съехидничал Михалыч.
И тут, откуда ни возьмись, словно по щучьему велению, исчезла со стола водка, картошка, капустка, опята с чесночком. Скатерть другая появилась, почему-то жаккардовая, красная, а на скатерти той - коньяк пять звезд, тарелочка хрустальная с лимончиком, конфетки в коробке шоколадные, икорка черная в вазочке на льду и целое блюдо фруктов заморских. И решил Михалыч, что дела тут, и впрямь, решают - государственные. Присел он и остограммился. Да не раз.
И чудится Михалычу, что в Грязевку мировой экономический кризис пришел. Все падает, валится, в «продовольственном» только килька в томатном соусе и минералка, скотину кормить нечем, зарплату-пенсию не платят, но грязевцы, все, как один, переживают по поводу падения мировых цен на нефть и газ, хотя ни того ни другого в глаза не видели. Газ в Грязевку государству проводить не выгодно, всего домов-то, вон, ничего. И машин в Грязевке нет, потому как ни дорог, ни денег. Но грязевцы, как сердобольные и отзывчивые люди, сочувствуют олигархам всего мира. «Вот, - мол, - нам-то что до этого кризиса? Нечего терять! Весной картох побольше насажаем, капуста, Бог даст, уродится, а они, олигархи, со смыслом жизни расстаются!» Но, самое ужасное (от чего у Михалыча даже давление поднялось) привиделась ему Гиляриха-соседка. Веранду новую к дому пристраивает. Понял Михалыч, что во всем мире только она одна с прибылью и осталась. Самогон ее как покупали, так и покупают, не взирая ни на какие кризисы. Даже еще больше пить стали. С горя за олигархов. «Вот Грязевка, дура, - думает Михалыч,- последнее несет пропивать». А Гилярихе то и надо. Полученные доходы Гиляриха во что-то с выгодой конвертирует, но во что, никому не говорит, чтобы только одна она с прибылью была. Михалыча от такой думки замутило даже. Встал он из-за стола и ходит кругами. Размышляет напряженно: «Как же так? Кому кризис, а кому отец родной? Весь мир лихорадит, а у Гилярихи стабильность сплошная? Олигархи всех стран того и гляди пролетариями станут, а она, старая стерва, как жила так и живет – поживает? А все Грязевка виновата, вернее жители ее. Нечего пьянствовать, чтобы не разводить олигархов местных!» И решил Михалыч, что только один путь есть наказать Гиляриху - бросить пить и уговорить всех Грязевцев сделать тоже самое. Так сказать, лишить Гиляриху источника всей ее конвертации.
И чудится теперь Михалычу, что в Грязевке все трезвыми ходят.
Вот дорога центральная к сельсовету. Идет по дороге Колька с соседом Лукичом и вежливо так друг с другом беседуют.
-Иван Лукич, - говорит Коленька,- а каково ваше мнение по вопросу объединения технологически и идеалогически разнопрофильных компаний и создания системы бизнес-договоренностей?
А Лукич, что странно, не удивляется словам заморским и прям с лету отвечает:
-Главное, коллегиально утвердить механизмы взаимодействия».
Не понравился Михалычу такой разговор их. Не родные идут они по дороге центральной. И березки грязевские, и трава, и репейник с крапивой, а вот Лукич с Колькой - точно не свои.
"Нечего им по чужим мнениям лазить, да заморские мысли повторять,- решил Михалыч. - Мы и сами с усами, грязевские, и у нас своих компаний завались. А Гиляриху по-другому извести можно, а не так, чтобы все трезвыми, но чужими ходили".
Тем временем Жорка пошел домой перед расстрелом с семьей прощаться. Ревет по-бабски, от души, а толком объяснить ничего не может. Жена, Маринка, как положено, навзрыд. Дети мал-мала меньше - кто громче, кто пуще отца любит. Тёща - аж в голос. Соседи - Грушка с мужем Ванькой, Дуська с козой Машуткой, Нинка с сыновьями Мишуткой и ВитькОм, пособрались и, видя горе такое, по-соседски - хором. Коза Машутка в той же тональности между словами свое вставляет.
-Жорк,- жена Маринка первая догадалась спросить,- скажи хоть, что случилося? Почем ревем?
-Жорк, а Жорк, - слезно молит тёща,- с ума ж сойти можно от переживаний таких, кто помер что ль?
Сосед Иван подошел, тряханул за плечи.
-Не бросим, подмогнем в трудную минуту.
Жорка обтер правый глаз рукавом.
- Расстреляют меня.
Тут жена первая бросила рыдать и присмотрелась к мужу повнимательней. Подошла ближе, носом крутит, обнюхивает. Потом зыркнула так зло:
- И с какого ж перепугу в тебя стрелять будут?- спрашивает.
Жорик неладное заподозрил, но сразу рвануть застыдился. Решил, еще поверит она во всю драматичность ситуации.
-Тайну я военную потерял, - говорит.
Побежала жена в сарай за граблями, чтобы мужу подмогнуть с поиском. Жорик со страху частично протрезвел и бегом. Как до леса добежал, так схоронился в лопухах. Сидит, думу думает: «Вот она, пьянка, до чего довела. На всю деревню ославился. С чего же это я все удумал? Да то ж не я! Колька надоумил! Вот паразит! Позорище так позорище. Не пережить теперь. Пальцами показывать будут, а то и кличку какую дадут». «Брошу пить,- решил Жорик.- Нечего дурью маяться. Пора жить по-человечески. А все Гиляриха виновата. Самогоном своим залила. Враг народа. Надо ее изжить из Грязевки. Нихай в других деревнЯх спаивает».
Как смеркаться стало, поднялся Жорик из лопухов и пошел домой пробираться.
Вот мимо Коленькиного дома идет. Коленька за столом сидит, из самовара чаек попивает. А на столе - и пряники, и сушки, и калачи, и пироги горячие с повидлом.
"Вот как жить надо, - думает Жорик.
На другой день вся деревня над Жориком потешалась. Детвора пальцами показывала, бабки на лавках как завидят - так давай хохотать.
-Жорк, живой что ли? А говорят, стреляли в тебя вчера?
Невмоготу стало Жорику.
-Самогону я гилярихиного обпился, - оправдывается. – А она гадости туда какой-то насыпала. У меня сначала все крутило внутри, а потом галлюцинации начались. Пострадавший я. И Михалыч, и Колька подтвердят. Они тоже пострадавшие.
Тут бабки ну Гиляриху обсуждать. Все припомнили. И как она пятьдесят лет назад Петра у Маринки увела, и как в позапрошлом году три грядки луку на Наташкин огород сместила, и как Райке тяпку хорошую до сих пор не вернула. А если уж она гадости в самогон подсыпает, так это уж совсем обнаглела.
- Грязевку собирать надо,- решили, - с Гилярихой разбираться.
Собрались, как один, у сельсовета. Пошли к Гилярихиному дому. Глядят, а дома-то и нет вовсе. Исчез по щучьему велению. А может, и не было никогда. Только вот самогон откуда брался? Непонятки! Долго на чудо дивились грязевцы. И кресты на себя накладывали, и на колени падали, и головой о землю бились. У Михалыча до сих пор шишка на лбу с грецкий орех. С тех самых пор Грязевка не пьет. Но, что интересно, и самой Грязевки найти теперь никто не может. Ни на карте мира, ни на карте области, ни на карте района. Как только пить бросили, так и пропали совсем. Только Матыра с волшебной щукой как была, так есть, так и будет.