ГЛАВА 4.РИТА - МАРКИЗА
АВГУСТ 1976 ГОДА. ОБЛАСТНОЙ ЦЕНТР НА СЕВЕРЕ РОССИИ.
- А чего ты, Нинка, имениннице не наливаешь? Она теперь большая, целых четырнадцать лет! Я желаю с ней выпить на этот…, как его там…, едят его мухи? – изрядно пьяный, небритый мужик лет сорока в серой, заляпанной жирными пятнами майке и классических совковых цвета спичечного коробка дырявых трениках тщетно старался вспомнить иностранное слово «брудершафт».
- Ты чего, Сенька, совсем опупел, что-ли? Ритка еще ребенок! – слабо пыталась что-то возразить своему собутыльнику светловолосая женщина лет тридцати пяти в стеганом домашнем халатике. Круглое, миловидное лицо ее было румяным и влажным. Слова Нинка выговаривала намеренно четко, как это часто делают пьяные, старающиеся, тем не менее, держать фасон.
- Ни х-я…, извините…, ни хрена себе, ребенок! Да я в ее годы…! – Сеня плеснул водки в пустой стаканчик и протянул его сидевшей за столом девушке-подростку. – Пей, Ритка, пей смелее, я теперь твой отец и желаю, чтобы сегодня был праздник!
- Спасибо, дядя Арсений, но можно, я лучше пойду прогуляюсь! - Рита поднялась из-за стола и направилась к выходу.
- Вот и правильно, доченька, иди, погуляй, тебе надо дышать свежим воздухом - радостно, с явным облегчением сказала Нинка. Ее совсем не беспокоило, что уже одиннадцатый час вечера и дети, в общем-то, в это время по улицам гулять не должны. Главное, есть повод сплавить путавшуюся под ногами дочку, с тем, чтобы вволю придаться с Сеней пьяным любовным утехам.
– Верно, Сеня? – она обратилась к своему дружку, слегка лягнув его ногу под столом, как бы намекая…
- Да и то правда, хрен с ней, раз такая Цаца! Нам с тобой больше достанется – Сеня все понял, он быстро опрокинул стакан и полез шарить высвободившейся рукой под Нинкиным халатом.
Рита надела ветровку, захлопнула дверь, быстро спустилась по лестнице и вышла во двор.
«Подышать свежим воздухом» - это она хорошо сказала. Точно, в этой халупе уже задохнуться можно. Сенька-козел всю квартиру провонял своим куревом поганым» - думала она – «И чего мать хорошего нашла в этом уроде, или ей уже теперь все равно с кем, лишь бы водка была».
Во дворе было пусто, только ветер гонял обрывки газет по асфальту. Идти, собственно говоря, некуда – спальный микрорайон «Пантелеевка», расположенный на одной из многочисленных сопок Северокрайска, был ничем не примечателен – три десятка похожих друг на друга, как два гвоздя, хрущевских пятиэтажек, школа, пара магазинов, продовольственный и промтоварный. Еще была столовка, где на завтрак, ужин и обед подавали одно единственное блюдо – сине-серые, слипшиеся «макароны со льда», которые запивались мутным тепловатым напитком, называемым «чай» (привет из солнечной Грузии).
Пантелеевку с центром города и его главной улицей, называвшейся, конечно же, улицей Ленина связывали два автобусных маршрута, обслуживавшиеся раздолбанными «пазиками». Удивительно, как эти старенькие машины умудрялись не треснуть и расползтись по швам от толп, штурмовавших их в часы пик.
Все вокруг серо, уныло и убого – единственными яркими пятнами выступали несколько плакатов так называемой наглядной агитации - «Решения партии – в жизнь!», «Дело Ленина живет и побеждает» и т.п. Одно слово – тоска, типичная совковая ТОСКА…
Рита прошла в соседний двор, где располагалась детская площадка и села на скамеечку.
Больше идти было некуда, да и не к кому. Ни с кем в Пантелеевке Рита знакома не была, хотя уже больше месяца прошло, как они с матерью перебрались сюда, разменяв свою роскошную четырехкомнатую квартиру в Баянске на двушку в обшарпанном панельном доме на окраине соседнего областного центра. Стояло лето, и почти все дети Северокрайска отправились на каникулы в более теплые края.
Рита подумала, что впервые за свои четырнадцать лет она на все лето осталась на Севере.
Год тому назад она вместе с матерью и отцом была в это время в Пицунде – фрукты, море, номер люкс в лучшем пансионате. Теперь так не будет больше никогда.
Все то хорошее, что было в ее жизни, в жизни ее матери, было вдребезги разбито, разрушено до основания семь месяцев тому назад, в тот день, когда арестовали отца…
Рита Соловьянова всегда знала, что ее папа «работает начальником», как сказала однажды ее няня. Девочка была уверена – ее отец способен решить любую проблему, их семья всегда будет лучше всех питаться, одеваться, отдыхать на самых комфортабельных курортах.
Соловьяновы давно уже вошли в элиту Баянска – индустриального города с двухсоттысячным населением. Ведь отец Риты был начальником крупнейшей не только в городе, но и во всей области строительной организации.
Депутат областного Совета, член бюро обкома партии, делегат 24 съезда КПСС, орденоносец – каких только титулов не было у Владимира Соловьянова. К своим сорока годам он прошел путь от рабочего-монтажника до крупного хозяйственного руководителя. Он был сильным, волевым человеком. В далекой юности детдомовец, выпускник ПТУ Володя Соловьянов, в отличие от большинства своих сверстников, все свободное время проводил не за бутылкой, а за книгой – закончил сначала техникум, а затем и институт, стал инженером. В работе никогда не халтурил, всегда помнил слова, сказанные когда-то его первым мастером:
«Ты, сынок, старайся сделать хорошо, плохо-то оно и так получится…»
В личной жизни у Владимира Соловьянова тоже все и всегда было правильно – в двадцать пять лет женился на простой хорошей девушке Нине, которая работала вместе с ним маляром на строительстве Баянского горно-обогатительного комбината, одной из знаменитых комсомольских строек того времени. Через год родилась у них дочка Маргарита.
Такого правильного парня, конечно, заметили, стали выдвигать, и к тридцати годам он уже был назначен начальником СМУ.
Вскоре Соловьяновы переехали в центр Баянска, в дом горкома партии. Семья получила доступ в спецсекции гастронома №1 и центрального городского универмага. Нина ушла с работы и охотно окунулась в этот чудесный мир номенклатурных благ. Теперь на семейном столе стали регулярно появляться деликатесы – икра, красная рыба, консервы с ананасовым компотом. Одевались Соловьяновы во все импортное - югославские и финские костюмы, кофточки и платья, а в гардеробе дочки Риты появился элемент невиданной роскоши - настоящие джинсы Super Riffle, предмет восхищения и вожделения всей школы…
Нина, как и Владимир, рано лишилась родителей и выросла в интернате. Поэтому не числилось за ней никаких интеллектуально-культурных изысков. С изменением социального статуса тяги к самосовершенствованию - чтению, узнаванию чего-либо нового у нее не появилось.
По-существу, даже превратившись в одну из первых дам города Баянска, Нина так и осталась маляршей-пэтэушницей. Однако она была неплохой матерью и женой, занималась домом и воспитанием дочери. Девочку Риту стали усиленно натаскивать. Наняли преподавателя английского языка, определили в школу танцев. По настоянию отца, Рита стала учиться игре на гитаре – таким опосредованным образом Владимир Соловьянов хотел воплотить в жизнь свою юношескую мечту стать гитаристом.
И, надо сказать, дочка оправдывала ожидания родителей. Она очень хорошо училась и мать с отцом стали уже понемногу обдумывать, в какой престижный вуз отправить ее учиться – в МГУ или в ЛГУ.
Казалось, что впереди у Риты только хорошее – золотая медаль в школе и счастливая, интересная жизнь в столичном городе.
Но судьба, как это часто бывает, распорядилась по-своему.
В январе 1976 года, в разгар зимних каникул, в квартиру Соловьяновых пришли. Пришли и забрали с собой отца, которому было предъявлено обвинение в хищении государственных средств в особо крупных размерах и незаконном предпринимательстве. Рита, конечно, не знала тогда, видит папу в последний раз. Сгинет ее отец в лагерях, умрет через десять лет от туберкулеза…
Оказывается, Владимир Соловьянов с группой сообщников не только продавал на сторону сэкономленный цемент и пиломатериалы, но и организовал подпольную фирму, занимавшуюся ремонтом квартир и строительством сельхозобъектов в пригородных совхозах. И хотя львиная доля полученных таким вот образом средств направлялась на дополнительные выплаты рабочим, содержание профилактория и детского садика, приобретение дефицитных материалов, Владимир Соловьянов был объявлен расхитителем социалистической собственности, который умудрился создать на базе государственного предприятия частную фирму, функционировавшую по законам политэкономии капитализма. А это уже подрыв основ, дело политическое!
Много лет спустя Маргарита прочла в областной газете очерк о своем отце, в котором он назывался пионером рыночной экономики, опередившем свое время и пострадавшем от тупости и зависти партийных чиновников.
Случись вся эта история на пятнадцать-двадцать лет позже, Владимир Соловьянов стал бы успешным предпринимателем, может быть, даже олигархом, но в середине семидесятых итог был совсем иным – пятнадцать лет колонии строгого режима с конфискацией имущества…
И вот тут-то семья Соловьяновых, долго хранимая от житейских невзгод, хватила лиха сполна. Судьба словно накапливала, придерживала то плохое, что было по жизни предназначено Нине и Рите, и выплеснула все это в один короткий отрезок времени…
Бывшие знакомые, даже так называемые друзья, ранее считавшие за честь знакомство с Владимиром Соловьяновым и его семьей, как по команде от них отвернулись. Телефон замолчал, а робкие звонки Нины с просьбами о помощи тут же обрывались на другом конце. Зато стоило Нине появиться на улице, как тут же за спиной начинался шепот, а иногда слышались даже злорадные смешки. Досталось и Рите – одноклассники перестали с ней разговаривать, а все остальные, даже первоклашки показывали на нее пальцем. Учителя, прежде ставившие Риту в пример, даже иногда перед ней заискивавшие, стали строгими и придирчивыми - пятерки сменились тройками.
Потом был приговор суда и его исполнение – в дом пришли какие-то люди, которые описали и вывезли все сколь-нибудь ценное имущество, конфисковали вклады на сберкнижках. Деньги кончились. С большим трудом – никто в Баянске не хотел брать на работу жену государственного преступника – Нина устроилась уборщицей в городскую больницу. Нищенской зарплаты едва хватало, чтобы кое-как прокормиться. Единственным «достоинством» этой грязной и неблагодарной работы был доступ к бесплатному медицинскому спирту – после ареста мужа от отчаяния и безысходности Нина начала пить, а водку покупать скоро стало не на что. Раньше Нина могла выпить разве что бокал-другой хорошего вина или шампанского на Новый год или на Восьмое Марта и то за компанию. Но теперь она стала пить регулярно – сначала по рюмке на ночь, чтобы одолеть бессонницу, потом все больше и больше. А через несколько месяцев Нина уже дня не могла прожить без бутылки.
Рита уже к этому времени забыла, когда видела свою мать трезвой в последний раз. Девочка замкнулась. Она страдала не меньше Нины, а может быть, даже и больше. Рита продолжала любить своего отца и возненавидела мать, когда та по совету «добрых людей» развелась с Владимиром Соловьяновым после оглашения приговора. Мечтала же Рита теперь только об одном – зажить самостоятельной жизнью, подальше от вечно пьяной матери и ставшего ненавистным Баянска… Поэтому она воспрянула духом, когда на последних остатках былой дружбы один старый знакомый семьи Соловьяновых помог им переехать в соседний областной центр Северокрайск сразу после окончания учебного года.
Однако жизнь на новом месте отличалась в лучшую сторону только одним – никто в Северокрайске Нину и Риту не знал и на них пальцем на улице не показывали. В остальном же ничего хорошего для Риты не произошло – полунищенское прозябание в обшарпанной квартире с матерью алкоголичкой. Более того, добавилась еще одна беда. В пьяном бреду мамаша решила, что должна устроить теперь свою личную жизнь, найти мужика. И нашла… Естественно, такого же пьянчугу, как она сама. И вот уже две недели, как в их квартире поселился Сеня, разнорабочий из столовки, куда Нина Соловьянова устроилась судомойкой.
Находиться в одном доме с двумя алкашами было не то что противно, но порой просто невыносимо, поэтому Рита использовала теперь любой повод, чтобы смыться на улицу. Вот и сейчас, несмотря на то, что за окнами уже стемнело, она была рада, что вырвалась на волю, хотя идти-то особенно было и некуда.
Рита посидела еще немного на скамеечке и, вздохнув, хотела было направиться к дому, как из подъезда пятиэтажки с криками и песнями вышла компания из трех парней. Двое из них были примерно одного с ней возраста, а один постарше – лет семнадцати.
Старший бренчал на гитаре, а остальные нестройно подпевали:
« В темных переулках Тегерана, там, где турки курят опиум и план
Там в шатрах изнеженного хана держится невольниц караван…»
Компания направилась к детской площадке, где сидела Рита.
- Пацаны, а это кто такая, почему не знаю? – громко спросил один из парней – низкорослый белобрысый крепыш лет пятнадцати.
- Ща узнаем! – ответил хриплым голосом другой пацан, с виду типичный гопник - руки в брюки, вихляющая походка и небрежно-залихватски зажатый во рту дымящийся окурок.
Смачно сплюнув, он подошел к Рите, слегка толкнул в плечо и, дыхнув на нее табачным перегаром, спросил:
- Ты чо здесь забыла?
К удивлению всей компании, привыкшей, что прохожие от них шарахаются, а девушки стараются обходить за километр, Рита совершенно спокойно ответила:
- Гуляю.
- И ху-ли ты здесь гуляешь? – гопник явно хотел покуражиться, но старший парень его остановил:
- Погоди, Доля. С девушками надо договариваться культурно.
Старший достал из кармана торчавшую из кармана своей «стройотрядовской» куртки бутылку портвейна и протянул ее Рите с вопросом:
- Будешь?
По-правде сказать, девушке было страшновато. Окружавшие ее парни были самой настоящей шпаной, от которой надо держаться подальше. Но характер у нее был твердый, отцовский, и она решила ни за что не показывать, что чего-то боится. Девушка смело взяла бутылку и сделала глоток. Она умудрилась не поперхнуться и не закашляться.
Компания оценила ее спокойствие.
- Нормально – с одобрением сказал старший и спросил – Давай знакомиться. Тебя как зовут-то?
- Рита. Я с соседнего двора, мы недавно сюда с матерью переехали.
- А меня Аликом кличут, погоняло Князь. А это – он кивнул головой в сторону своих приятелей – Доля и Сява .
Рита немного успокоилась и осмелела настолько (видимо, подействовала выпитая «бормотуха»), что неожиданно для самой себя спросила:
- А можно я на вашей гитаре сыграю?
- А ты что, гитаристка, что-ли? – удивился Князь
- Ну, не совсем, но могу сыграть.
- Валяй – Князь протянул Рите обшарпанную гитарку, оклеенную вырезанными из журнала «Чешское фото» фотографиями обнаженных моделей – Сбацай чего-нибудь такого, чтобы душа сначала развернулась, а потом назад свернулась. Верно, пацаны?
- Да чо она там может сбацать, про Чебурашку, что-ли? – ухмыльнулся Доля. – Смотри, если х-ево будешь играть, в пачку получишь!
Рита ничего отвечать не стала, а только взяла инструмент, подкрутила умелыми движениями струны, проверила звучание и, сделав короткую паузу, объявила:
- Песня про сына-вора и отца-прокурора – Рита сообразила, какого сорта творчество должно этим хулиганам понравиться. Дома у Соловьяновых была пара кассет с блатными песнями, которые иногда, прикола ради, отец ставил, когда дома были подвыпившие гости. Девочка давно выучила наизусть все эти «шлягеры»:
«Снова луна осветила старый, задумчивый двор
И над сырою могилой плачет отец прокурор…»
…….
В этот день она вернулась домой только под утро. Пьяные мать и Сеня дрыхли без задних ног и, конечно, ее возвращения не заметили.
***
Прошло полтора года…
«Мама, ах, милая мама, прости что воровку на свет родила
С вором ходила, вора любила, вор воровал – воровала и я!».
Прозвучал последний аккорд, девушка хотела отложить гитару в сторону, но сидевший рядом парень был против:
- Ритка, спой еще.
- Да ну тебя нах, Доля. Заебалась я уже петь, дай перекурить!
- Да ладно тебе, потом покуришь. Спой, не кобенься! Хочешь, свой стакан красного отдам!
- Ну если за стаканчик красненького, тогда идет – Ритка довольно усмехнулась – Ладно, еще один песняк. Только разок курнуть дай.
Она выхватила из рук Доли дымящийся окурок сигареты без фильтра и дважды жадно, без выдоха затянулась, после чего, спустя несколько секунд, выпустила густую струю смолистого дыма - сначала в потолок, потом вниз, а затем прямо перед собой. Ритка вернула окурок, и снова ударила по струнам:
«Девушек любить – с деньгами надо быть, значит снова становиться вором
И пошел опять по новой воровать, по новой повстречался с прокурором…».
***
Двое парней – все те же Доля (настоящее имя – Олег Долин) и Сява (Вася Мосталыгин) подпевали Ритке, стараясь переорать друг друга.
Доля учился в ПТУ, а Сява был одноклассником Риты.
Это трио – Ритка и двое пацанов были широко известны в микрорайоне Пантелеевка.
Бывшая отличница и дочка большого начальника довольно скоро стала своей в доску в этой гоп-компании. И нет в этом ничего удивительного. То, за что раньше на нее показывали пальцем, чего прежде она стыдилась, для Доли и Сявы было нормальным - мать-алкоголичка – ну что ж тут такого удивительного, у всех родаки пьют, а то, что батя мотает на зоне большой срок, так этим надо гордиться! Ее здесь принимают, ее семья – нормальная, она была такая же, как ее друзья!
Втроем состояли они на учете в детской комнате милиции в качестве особо трудных подростков, у всех, включая Ритку, было уже по несколько приводов за драки и появление на улице в нетрезвом виде.
Каждый день собиралась компания в подвале одного из домов. Пили портвейн, курили, пели блатные песни.
Ритка, правда, продолжала по инерции ходить в школу. Но и там, ее чаще можно было увидеть не в классе, а на заднем дворе с сигаретой во рту. Она была единственной девушкой в компании собиравшихся там юных курильщиков. Учителя давно на Ритку махнули рукой - с огромным трудом они перевели ее в восьмой класс и то с единственной целью – выпихнуть через год вместе с Сявой в ПТУ - к тем же Доле.
Тогда вся кодла соберется вместе… Вся, кроме еще одного – Алика Князева, по прозвищу Князь, который был в компании самым старшим – ему уже исполнилось восемнадцать лет и работал он помошником истопника на мыловаренном заводе.
Впереди у Князя был призыв в армию, а позади – два года колонии для малолеток за кражу и злостное хулиганство.
Рита познакомилась с Аликом, как раз вскоре после того, как он освободился.
В глазах Доли и Сявы он был авторитетом - крутым парнем, знающим, что такое настоящая жизнь. Они с раскрытыми ртами слушали его рассказы о жизни в колонии, о действительных и мнимых «подвигах» его дружков-уголовников.
Ритке тоже Князь сразу понравился. В отличие от двух других парней – обычных гопников с двумя извилинами в голове, Князь обладал живым умом и воображением. Книг он не читал, но соображал быстро, схватывал налету любую информацию и при разговоре с ним никак нельзя было сразу понять, что за плечами у Князя всего-то восемь классов.
С самого начала их знакомства, Алик Князь вел себя с Ритой весьма обходительно, постоянно подчеркивая, что она – очень симпатичная девушка. «Моя маркиза» - так он ее называл, и вскоре это стало ее кличкой.
Рита оценила галантность Князя и когда он предложил ей с ним переспать, охотно согласилась… Прошло еще немного времени и Ритка Соловьянова стала известна всей Пантелеевке как подружка «этого уголовника» Алика Князева, который, нисколько не стесняясь, частенько спит с Риткой в ее же квартире.
Когда Алик завалился к Ритке в первый раз, ее мать Нинка, находившаяся в редком для нее состоянии относительной трезвости и просветления, попыталась возмутиться, но хитрый Князь быстро сообразил, что бутылка дешевого портвейна, преподнесенная «теще», снимет любые возражения.
С этого момента Князь стал для Нинки желанным гостем и она даже беспокоилась, если он пропадал на несколько дней – вдруг исчезнет такой ценный источник халявного бухла… Малолетки Ритка, Доля и Сява тоже не знали проблем с выпивкой и куревом - у Алика всегда были деньги. А со временем деньги появились и у них самих – Князь научил…
Вот уже полгода их компания промышляла мелким грабежом подгулявших прохожих. Занимались они этим делом обычно в центре города или в районе железнодорожного вокзала – находили одинокого пьяненького мужичка, подлавливали в темном месте, избивали и отбирали деньги. Ритка при этом стояла на стреме или же играла роль «приманки». Она подходила к какому-нибудь вышедшему из вокзального ресторана захмелевшему дяденьке, ангельским голосом просила дать сигаретку и предлагала провести вечер вместе… Удивительно, но Князю и его шайке довольно долго везло – наверное, потому, что они никогда не ходили на дело в своем районе.
***
«Вся в крови она, бледна как луна, он в любви ей больше не клянется…» -
Ритка ударила по струнам в последний раз и обратилась к своим приятелям:
- Ладно, харэ прохлаждаться. Князь сказал, чтобы к восьми часам все были на Красноармейской – на большое дело пойдем. А сейчас разбегаемся.
Парни нехотя поднялись и направились вместе с Ритой к выходу из подвала – с некоторых пор спорить с этой девчонкой стало опасно, ведь она была подружкой Князя и стала его правой рукой.
Выйдя из подвала, Рита попрощалась с приятелями и направилась на другой конец Пантелеевки. Через несколько минут она оказалась дома.
Еще на лестничной клетке она услышала раздававшиеся за дверью голоса матери и ее нового хахаля Петюни, служившего разнорабочим-грузчиком в продмаге:
- Бля! Как назло полтинника на пузырь не хватает. Нинка, твою мать, где деньги, без меня пробухала!? – Петька только что вернулся после пятнадцати суток отсидки и был весьма зол.
- Я!?, пробухала!?
- Ты, ты, кто же еще!
Такие сцены были в доме Соловьяновых нормальным делом.
«Дам им рупь, чтобы замолкли» - подумала Рита и нажала кнопку звонка.
Дверь открыла Нинка. Теперь, через два года после ареста мужа, узнать в ней былую даму из высшего общества города Баянска было практически невозможно – грязная, беззубая, нечесаная баба…
- Явилась, не запылилась! – с пьяным скандальным напором выкрикнула мать – Где тебя носит?
- Не твое дело – ответила Ритка и повесив на гвоздик куртку направилась на кухню. Она посмотрела на плиту, заглянула в холодильник. Пусто
- Жрать есть чего-нибудь – спросила она мать.
- Жрать, жрать… Тут тебе не ресторан! – сама о жратве думай, не маленькая!
Ритка пожала плечами, тихо, почти про себя матюгнулась, достала из кармана брюк пачку «Пегаса» и закурила.
Нинке, конечно, было известно, что Рита начала курить, и давно уже курит везде в открытую и никого не стесняясь. Но злость из-за отсутствия денег на бутылку подвигла мамашу на проведение воспитательной работы:
- Опять дымишь, шалава? Откуда деньги на папиросы берешь?!
Ритка равнодушно взглянула на мать, и не вынимая сигарету изо рта, достала из кармана рублевую бумажку, которую тут же сунула Нинке:
- На, отвянь!
Дрожащими руками Нинка быстро схватила мятую купюру и тут же позабыв о дочери заорала:
- Петька, скотина, дуй в магазин, я рупь достала!
Ничего не осталось в Нинке человеческого, все понятия о совести, все материнские чувства давно уже утонули в водке. Рита тоже забыла, какой раньше была ее мать. Та мама, которую она когда-то любила. Девушка решила для себя, что ее настоящая мать умерла, а предавшая ее отца алкоголичка, с которой она теперь вынуждена жить, достойна только презрения… Такие вот мысли были у Риты в голове, когда она отдавала мамаше деньги на выпивку.
Ритка не спеша докурила свою сигарету, надела куртку и вновь отправилась на улицу.
Через час они всей компанией собрались в условленном месте для первого большого дела – Князь присмотрел на другом конце Северокрайска небольшую палатку, взять которую представлялось парой пустяков – сломал фомкой висячий замок и бери бухла и курева сколько можешь унести.
Вначале все шло как по плану. Князь взломал замок и вместе с Долей и Сявой они проникли в палатку. Ритка осталась стоять на стреме за углом магазина. Она издалека заметила приближавшуюся милицейскую патрульную машину и тут же бросилась бежать к своим приятелям, чтобы предупредить.
Но им не повезло – патрульная машина в считанные секунды оказалась у входа в палатку и вся компания была взята с поличным на месте преступления…
Вот так и получила Ритка-Маркиза свой первый срок. В какой-то степени ей повезло. Если бы ее тогда по малолетке не посадили, скорее всего разделила бы Ритка судьбу своей мамаши – быстро бы спилась и превратилась в бомжиху. Но арест и колония заставили ее «поумнеть».
«Зачем так вот тупо жрать бормотуху и грабить убогие палатки, в которых и взять-то нечего, кроме того же портвейна и дешевых сигарет. Воровать надо с умом.» – решила она. Последний год своего срока Ритка досиживала уже в колонии для взрослых, где многому научилась и после освобождения в Северокрайск уже не вернулась – подалась в Питер к одной своей бывшей сокамернице. Два года спустя, получила новый срок – за мошенничество - вместе с подругой они собирали деньги у доверчивых приезжих граждан на приобретение дефицита. Потом, после новой отсидки, уже в перестроечные времена занималась подделкой талонов на сахар и водку, затем была организация «лохотронов» на улицах столицы... Доставшиеся по наследству от отца сила характера и сообразительность позволили Маргарите со временем завоевать в преступной среде авторитет и уважение. За ней так и осталась кличка Маркиза, сначала, как напоминание о номенклатурном происхождении, а затем и как признание «заслуг».
Много чего было в судьбе Ритки-Маркизы, не было только любви и обычного маленького человеческого счастья. К своим сорока четырем годам эта уставшая от жизни женщина не имела ни семьи, ни детей, ни крыши над головой. Все чаще и чаще спрашивала она себя, а как сложилась бы ее судьба, не встреть она Князя с компанией тем далеким летним вечером. Но каждый раз, вспоминая прошлое, приходила к одному единственно возможному выводу – для преданной собственной матерью, отверженной обществом девочки, другой дороги тогда быть не могло…